По обе стороны Днестра - Евгений Габуния

- В этом я не сомневаюсь, господин Федоровский. - Клюзо о чем-то размышлял. - К сожалению, не все здесь, в Париже, понимают, что днестровские события затрагивают интересы не только Румынии, но и Франции. Наш долг - открыть глаза всем честно заблуждающимся французам, которые поддались большевистской пропаганде, помочь им узнать правду о бессарабском вопросе. Мы должны также вывести на чистую воду гнилых политиканов, тех, кто ищет сближения с Советами. Высшие интересы Франции и всего цивилизованного мира требуют разоблачения истинного лица бесчеловечного режима, навязанного большевиками многострадальному русскому народу, к которому французский народ всегда питал горячие чувства симпатии, - закончил он с пафосом.

- Совершенно с вами согласен, господин Клюзо, однако мы несколько отклонились от существа дела, - нетерпеливо произнес Федоровский, которому порядком надоели разглагольствования француза. - Итак, мы говорили о направлении в Бессарабию представителя солидной парижской газеты...

- Да, конечно, господин редактор. Я немного увлекся. Джео Лондон... Вам что-нибудь говорит это имя? Между прочим, все почему-то считают, что это его псевдоним, однако Лондон - его настоящая фамилия.

- Это тот самый, из "Ле журналь"? - уточнил на всякий случай Федоровский.

- Он самый. Король репортеров, охотник за сенсациями. Вы должны помнить его сенсационное интервью с Леоном Додэ.

- Конечно, господин Клюзо, отлично помню. Высший класс!

Федоровскому, как и многим другим, действительно запомнилось это наделавшее много шума скандальное интервью, которое Лондону удалось заполучить у бежавшего из парижской тюрьмы "Ситэ" печально знаменитого убийцы и гангстера Леона Додэ. Помнил он и другой сенсационный материал Лондона: интервью с знаменитым чикагским гангстером, имя которого по известным причинам названо не было. На подобных сенсациях и сделал себе имя пронырливый репортер.

- Я тоже журналист, господин Клюзо, - продолжал Федоровский, - и как журналист преклоняюсь перед мастерством и изобретательностью господина Лондона. Однако позволю себе высказать и некоторое сомнение. Лондон - не совсем подходящая кандидатура для столь важной миссии. Он не пользуется репутацией солидного журналиста. Хотелось бы...

- А вы что, хотите, чтобы мы Кассандру* туда отправили? Бесцеремонно перебил его француз. - Я не знаю - тот или не тот человек Лондон, но он - наш человек, и это главное. Да, и вот еще что, услуга за услугу, так у вас говорят?

_______________

* К а с с а н д р а - так называли знаменитую французскую

журналистку Женевьеву Табуи.

Федоровскому не раз приходилось выполнять самые разнообразные "услуги", как деликатно называл свои задания майор "Сюртэ женераль", и он напряженно ожидал, чего именно потребует Клюзо сейчас.

- Господин Федоровский, если верить газетам, среди беженцев из Советской России есть и бывшие солдаты Красной Армии. Во всяком случае Бенони в своем душераздирающем репортаже, - Федоровскому показалось, что Клюзо усмехнулся, - приводит беседу с одним из военнослужащих. Скажите, ему можно верить?

- Кому именно? - не понял Федоровский.

- Естественно, Бенони, вы его должны знать, не так ли?

Федоровский действительно был знаком с ведущим журналистом "Бессарабского слова" Бенони не только по газетным публикациям; они встречались и беседовали во время наездов Федоровского в Кишинев.

- Видите ли, господин Клюзо, профессия журналиста весьма сложная. Иногда приходится во имя большой правды прибегать к гиперболизации отдельных фактов. Отсюда и пошло - вторая древнейшая профессия. Нет ничего нелепее этого сравнения, которое выдумали враги свободного слова. Те, кому правда глаза колет.

- Уж не большевиков ли вы, уважаемый Владимир Павлович, имеете в виду? Насколько я понимаю, это определение родилось задолго до того, как вообще появились большевики. - Клюзо весело улыбался, и эта издевательская улыбка задела за живое Федоровского.

- Позвольте вам напомнить, господин Клюзо, что у свободной демократической прессы и без большевиков хватает врагов. Вы сами это прекрасно знаете.

- Что верно, то верно, - философски ответил собеседник. - Кстати, а какая первая древнейшая профессия? Просветите.

- Если вы действительно не знаете, - обиженно парировал Федоровский, - пойдите сегодня вечером на пляс Пигаль и все поймете.

- Ну ладно вам, - миролюбиво произнес Клюзо. - Мы, кажется, отвлеклись. С этими беглыми красными солдатами, насколько я понимаю, беседовали, причем гораздо обстоятельнее, чем господин Бенони, ваши румынские друзья. - Клюзо искоса внимательно посмотрел на своего собеседника.

Федоровский, еще не остывший от нанесенных его самолюбию обид, которые он терпеливо сносил на протяжении всего обеда, на этот раз не выдержал.

- Господин Клюзо, - с тихой злостью прошептал он сквозь зубы, - прошу больше никогда не называть этих людей моими друзьями.

- Пусть будет по-вашему, господин Федоровский, - с усмешкой произнес француз. - Будем их называть нашими друзьями. Согласны?

Федоровский молчал, рассматривая затейливый орнамент на скатерти.

- Так вот, - продолжал француз, как будто ничего не произошло, - мы бы были чрезвычайно благодарны нашим, - он выделил голосом это слово, румынским друзьям за информацию об этих беседах, и не только с красными солдатами, а вообще с людьми с той стороны. Дислокация воинских частей, укреплений, пограничных застав, вооружение, фамилии командиров, их слабые места, политические настроения в армии и среди гражданского населения... Он говорил деловито, четко, будто отдавал приказ. - Снабжение населения продовольствием и промышленными товарами. Слухи, сплетни, анекдоты...

- А это зачем? - Федоровский оторвался наконец от заинтересовавшего его узора на скатерти.

- Сразу видно непрофессионала, - снисходительно улыбнулся Клюзо. Иногда популярный анекдот может сказать о настроениях в стране больше, чем целый том социологических исследований. Вам, как редактору, пора это знать... и не только как редактору, - многозначительно добавил француз. Разумеется, труд наших румынских друзей не останется без вознаграждения. Как всегда. Так же, как лично ваш, уважаемый Владимир Павлович, и вашего друга... как его... Новосельцева. Передайте им, что нужна информация из первоисточников, а не факты, переписанные из советских газет, и всякие эмигрантские побасенки. Запомните: никакая липа - так у вас, кажется, говорят, - не пройдет. Мы здесь тоже читаем советские газеты. И вот еще что, господин Федоровский, нам нужно перебросить на совсторону одного нашего человека, потребуется помощь... - он запнулся, чуть не сказав "румынских друзей", но вовремя спохватился. - Пусть там подумают, как это лучше сделать, а вы поставите меня в известность. У вас есть ко мне еще вопросы? Нет? Прекрасно.

Клюзо подозвал разодетого в живописный костюм а ля рюсс молодцеватого официанта с выправкой гвардейского офицера, заплатил по счету, добавил не очень щедрые чаевые, и они вышли на улицу.

X

Дмитрий Трофимов налегке выскочил на крыльцо, поежился от утреннего морозца. "Однако крепко пробирает, совсем как у нас во Владимире. И снега, снега-то сколько навалило за ночь! Прямо настоящая русская зима, кто бы мог подумать. Весна уже на носу, а вот поди ж ты... А еще говорят солнечная Молдавия..." Он взял в сенях метлу и под одобрительные взгляды тетушки Марии широкими энергичными взмахами стал сметать снег с крыльца, потом расчистил дорожку и раскрасневшийся, довольный проделанной работой вернулся в дом. Сюда, к одинокой тетушке Марии, его определил на постой председатель сельсовета Данилэ Мунтяну. Мария как могла заботилась о своем постояльце, тем более, что с его приходом в доме прибавилось съестного. Вот и сейчас, едва Трофимов вошел в дом, хозяйка позвала к столу, на котором дымилась миска с мамалыгой и брынзой. Трофимову пришлось по вкусу это молдавское кушанье, которое он впервые отведал недавно, когда его перевели служить в эти края. Тетушка Мария сидела тут же, с материнской улыбкой глядя, как ее молодой постоялец управляется с завтраком, и пересказывая ему сельские новости. Словоохотливая женщина, хорошо говорящая по-русски, знала все новости и охотно делилась ими с Трофимовым, находя в нем заинтересованного слушателя. Ясная не по годам память тетушки Марии хранила все сколько-нибудь важные события и происшествия в жизни села. После ее бесконечных и не очень связных рассказов сложившееся у Трофимова первоначальное представление о селе как о замкнутом, однообразном маленьком мирке, значительно расширилось. В Протягайловке кипели подспудные страсти, складывались и рвались сложные отношения между людьми. Бурные события той памятной ночи обнажили и выплеснули страсти наружу. Трофимову предстояло в причудливом переплетении противоречивых слухов, пересудов, домыслов найти единственно правильные ответы на вопросы, стоящие перед всяким следователем: кто, где, когда, с какой целью, каким образом?