Ручей - Мари Пяткина

пропущенных кочей с пауками да с хвостом играл. В запретное логово Мать никогда его не брала, хоть Грей и старался просочиться. «Может, там третий выход из логова, — думал он, — ведь бывает же логово с тремя выходами? Она идёт по норе сразу в лес, убивает добычу, заходит назад, а меня на охоту не берёт…»

Странно всё сложилось в его жизни, с которой Грей едва не попрощался.

В логово для испражнений каким-то образом попал опасный усс, такой заберётся — беда, треть семьи передушит, пока повалят скопом. Тихо заполз, пока Грей был снаружи и не слышал, ведь он как раз ночевал в кустах, его просто забыли забрать. И усс едва всех не убил, начав, конечно, с никчемного пустого муста, который даже не воин, а просто мясо. Но двуногая Мать напала на усса с когтем, она шипела громче, чем он сам, поливая едкими слюнями. На Грея тоже налилось, он чуть не задохнулся, потому что так занемог, что даже отползти не получалось. Потом Мать на части разорвала усса когтями, как самка парта. Но есть его мясо не стала, хотя оно сочилось кровью, а вместо этого мочила Грея в воде, тёплой как моча, и вылизывала раны, и давала Грею молоко. Только тогда он, глупец, и понял, что это его новая Мать, ведь кто ещё может дать молоко? Какой же он всё-таки недотёпа.

Изредка, когда являлся укушенный старый самец, она надевала вонючую шкуру, забирала Сестру и уходила через визжащий выход, наверное, учила Дочь охотиться. Потом они возвращались, и укушенный уходил, а спариться ни разу не остался. Может это дед, брат или дядя? В этом логове все ходили куда хотели, но не он. С другой стороны, гейма у Грея по-прежнему не было, получалось, для семьи он лишний. Так что даже хорошо, что его не брали с собой — опозорился бы, и прогнали бы с лежбища. А так-то Грей спал прямо рядом с Матриархом, а порой и на ней сверху, как самый привилегированный муст.

Вскоре после усса явилось много чужих самцов, примерно как пальцев на передней лапе. Мать их не гнала, а Сестра не пряталась, значит свои, Грей тоже хотел остаться, но Сестра подняла его и заперла в логове для странных дел. Наверное, так было надо, и он сидел под дверью тихо и слушал.

Самцы долго перекликались с Матерью и между собой, потом пили горячую вонючую воду, потом стучали в логове для испражнений, наверное, добивали всех оставшихся уссов, потом вообще привели ревущую зверюгу и грохотали снаружи, гремели сотами так, что уши закладывало. Как их всех не убило — непонятно, наверное, знали какую-то хитрость. Шум стоял невероятный, тогда уже Грей порадовался, что сидит в логове для странных дел, потому что сильно испугался.

Вечером, когда самцы ушли и Мать его выпустила, первым делом проверил, всё ли везде в порядке — по виду ничего не изменилось. Кажется, в логове двуногих нужно долго прожить, чтоб понять, что происходит. К примеру, почему Мать не рожает детёнышей. Мяса всегда достаточно, пусть и без крови, но разного, а семья — самая маленькая. Старостью от Матери не пахло, в представлении Грея детёнышей в таком большом логове должно было бегать как пальцев на лапах.

«Не буду ни о чём думать, — сердился Грей, — всё равно во всём ошибаюсь». Но мысли, догадки и предположения всё равно его мучили.

К ночи Мать уединилась в запретном логове, затем все поели — Грей быстро и дважды, а остальные медленно и плохую еду. Спать улеглись, как ни в чём не бывало.

Грею нравилось пролезать между её лапой и боком, и слушать, как бьётся сердце. Если Мать поворачивалась к нему спиной — он прижимался мордой к её шее, так тоже было слышно. Под мерный стук и засыпал, и под её лопотание с Сестрой. Грей не понимал ни слова, но слышал в их птичьих голосах ласку и нежность, и ему становилось хорошо, будто это его ласкали. Затем голоса стихали, и оставалось только цоканье из круглой штуки, да тусклый свет крохотного Ночного Глаза на стене, да пара светлячков над головой. Изредка до его слуха, сквозь полудрёму доносился шорох земляного крота снаружи, где растения и трава. Грей стал думать о кроте, и ему приснилось, как он ловит его из засады, жирного и сладкого, полного тёплой крови, как крот бьётся в его пасти, а затем отдаёт свою жизнь, чтобы утолить его голод, и он был благодарен кроту.

Но вдруг привычные звуки изменились.

Глава 16. Гардыш и Хлебушек

* * *

— Жопа, соль, бензопила, по ебалу, сука, НА-А-А!

Гардыш ушёл из-под удара и отступил. Старатель сделал несколько широких шагов по инерции, а затем кто-то невидимый толкнул его, ноги скрутились винтом и он растянулся.

Вырубить бухого поэта можно было без проблем. Знавал он таких немало: пока по еблу не получил — не догулял.

Когда Гардыш вышел из внедорожника, поэт уже нарывался ко всем подряд, его по-клоунски яркие товарищи в стандартных защитных костюмах компании и не вздумали бы вписываться. А если бы вздумали, Гардыш достал бы ствол и шмальнул кому-то в ногу, как вышло однажды на нелегальной яме. Нехер лезть. Но где-то рядом ходила охрана, которую компания нанимала из бывших мусоров. В прошлом году, в их первом месте разработки янтаря, он самым неприятным образом признал в охраннике следака, который вёл его дело, забодай рогач. Интересная встреча, Гардыш, браконьерим помаленьку, Гардыш, или в чёрные копатели подался? И хоть теперь документы у него были в порядочке, а в спецприложении на часах он мог показать непросроченный паспорт, разрешение на отлов ксеносвиньи, налоговую карту, лицензии на огнестрел и седатив, в общем, весь пакет честного охотника, которым обеспечивал своих людей Лёха Шульга, ещё одной подобной встречи не хотелось. Особенно учитывая то, что шёл охотиться как раз не на свинью, и не охотиться, и не шёл, а ехал — поодаль, в машине, ждал кореш, Хлебушек. Разумеется, его документы тоже были в полном порядке, но зачем лишние проблемы людям, решающим деликатные дела? Потому он отошёл, примирительно показывая ладони.

— Просто дорогу на Еlectri спросить, мужики!

— Ты что, в Будапеште заблудился, не можешь выйти к ратуше? — угрюмо спросил бородач с пузом, по виду бригадир. — Здесь всей дороги — вырубка сюда, да вырубка отсюда на энергостанцию Еlectri-korp.

Другой старатель тряс за плечо пьяного, решившего ненадолго вздремнуть.