Потерянные души - Майкл Коллинз

Я ждал Кэндол в машине. Мне пришлось включить мотор, чтобы согреться, потом выключить его. За несколько минут до четырех, когда меня почти сморил сон, подъехала машина и остановилась. Из нее кто-то вылез. Я подумал, что это еще один клиент Реймонда, но тут в квартире Кэндол зажегся свет.

Машина, которая ее подвезла, уехала. И прошло несколько секунд прежде, чем я вспомнил, где видел эту машину раньше. Та самая машина со стоянки мэра, в которой Кайл уехал на моих глазах. Я вырулил, помчался в сторону шоссе, где жили Джонсоны, но опоздал. Я ничего не увидел.

В глухой час ночи, один в машине у их дома, я старался понять, что, черт подери, происходит.

Глава 13

Окончательное заключение отдела расследования дорожных происшествий прибыло в пятницу утром, накануне полуфинала в Гэри. В местной газете о нем лишь кратко упоминалось — единственная строка открыла тот прискорбный факт, что на месте происшествия были обнаружены отпечатки протекторов еще одной машины. И все. Устаревшая новость.

Мэрия заметно опустела, так как большинство сотрудников взяли отгул. Я зашел в приемную мэра. Его там не оказалось. На мой звонок на автостоянку он не ответил. Я оставил на автоответчике загадочный вопрос: купил ли Эрл машину, которую опробовал на моих глазах? Я не объяснил, почему меня это интересует.

Я стоял в кабинете шефа. Он собирался уйти. Заключение лежало у него на столе открытым. Шеф казался расстроенным, выдвигал и задвигал ящик за ящиком.

— Не помню, куда я, черт подери, положил билет на матч, — крикнул он секретарше. Она вошла и показала шефу тайник, где он его спрятал. Шеф сказал: — Какой смысл заводить тайник, если не можешь запомнить, где он? Я схожу с ума, вот в чем дело. — Он прошел мимо меня. — Я опаздываю, Лоренс.

— Вы не против, если я прочту заключение?

— Скажите, чтобы секретарша дала вам копию.

Я сидел в комнате отдыха. Рядом со мной — коробка с заключением. Вошла Лойс и сделала вид, будто только сейчас меня увидела.

— Лоренс? — Она сунула монету в кофейный автомат и ждала.

Я сказал:

— Дай мне шанс.

— Зачем?

— Затем, что я прошу.

Она села напротив меня, достала сигарету, постучала ею по столу, и под приглушенное гудение автоматов я рассказал Лойс о том, что видел, как Кайл высадил Лайзу Кэндол у ее дома. Но Лойс только причмокнула:

— Так, значит, это правда…

— Что — правда?

— Что ты был у дома Кэндол. Поступил анонимный звонок, что ты припарковался у ее дома. Звонивший сказал, что ты пробыл там почти всю ночь.

Я сказал:

— Они там устроили круглосуточное наблюдение по-соседски. Так почему никто не позвонил сообщить, что Реймонд Лейкок снова торгует наркотой в квартире под жилищем Кэндол? Ведь это он звонил, верно? Сукин сын!

Лойс сглотнула:

— Ты помешался на этой женщине? Находишь ее привлекательной? Что, она так хороша?

— Я не снизойду отвечать на подобное.

— Когда шеф сообщил, что ты подглядываешь за этой женщиной, мэр хотел тут же тебя уволить.

— Это было не подглядывание!

— А что? — Она глядела на меня так, как, возможно, смотрела на своего мужа, когда узнала, что его обвиняют в сексуальном домогательстве.

Я ответил на ее взгляд:

— Мне очень жаль. Ночная бессонница. — Говорить было трудно. Находить верные слова.

— Это тут при чем? — Лойс сделала движение, словно собираясь встать и уйти.

— Черт, погоди, дай же мне шанс. Я еле-еле… плачу алименты. И с каждым месяцем запутываюсь все больше… — В глазах Лойс был вызов. — Просто выслушай меня. Я не выдерживаю, встаю и просто езжу по городу — не хочу оставаться в своем доме. — Я взял у нее сигарету, сделал затяжку и вернул. — Я — потерянная душа. Мне запрещают видеться с собственным ребенком… Я не могу обнять собственную плоть и кровь. Ты понимаешь, что это такое, когда твоего ребенка держат в заложниках?

Лойс уставилась на меня:

— Тебе нужен заем из Банка Лойс, вот что?

Я помотал головой:

— Я не прошу милостыни.

— Какой разговор о милостыне между друзьями? — У Лойс была манера вот так подкреплять нашу дружбу.

Я чуть расслабился:

— Просто позволь мне попытаться объяснить. Как-то во время патрулирования я проехал мимо квартиры этой женщины. Она просто смотрела из окна — Господи, мне был знаком этот взгляд. Он напомнил мне о тех неделях после развода, когда я думал, что умру от одиночества, что не смогу жить без своего ребенка. Я заходил в детскую Эдди, просто стоял там и отчаянно хотел, чтобы он вернулся. Я думал, если бы я мог вымолить прощение, то эта тоска, эта любовь, все еще живущая во мне, каким-то образом достигнут их, и тогда они поймут и вернутся.

Рука Лойс пошла пупырышками.

— Ты ничего для нее не можешь сделать. Ты должен оставаться в стороне.

Я сказал негромко:

— Я знаю.

— Можно я спрошу?

— О чем?

— Чего ты не видишь во мне, а видишь в ней, в незнакомой женщине?

Я не ответил. Ждал.

— Я просто хочу, чтобы она убралась ради нас всех. — Лойс раздавила сигарету в пепельнице.

— Можно попросить тебя об одолжении, Лойс?

Она покачала головой:

— Об одолжениях больше речи нет.

— Ну, один-единственный раз, ну, пожалуйста. Твоя подруга в телефонной компании… Попроси ее проверить звонки к Кэндол с девяти до девяти тридцати вечера в среду.

— Я могу потерять работу.

— Пожалуйста, только одно-единственное одолжение.

— Нет… Объясни зачем?

— Может быть, мы таким образом узнаем про ее семью, отправим Кэндол туда, откуда она приехала. Мне кажется, это наш долг перед ней, ты так не думаешь?

— Не могу. — Лойс закрыла глаза и снова их открыла. Она выглядела измученной. — Это не касается ни тебя, ни меня. Оставь ее в покое, Лоренс, пожалуйста. Ради меня.

В ее глазах стояли слезы.

Я воспользовался комнатой совещаний и перебрал содержимое коробки. Конверты с фотографиями, помеченные «Травмы жертвы», «Траектория движения транспортного средства», «Данные о происшествии».

Я взял конверт с «Траекторией движения транспортного средства» и разложил на полу серию снимков и видов улицы, выявлявших восстановленные траектории обоих автомобилей. Пути каждой машины, помеченные как «тр. с. А» и «тр. с. Б», были прочерчены фломастерами разного цвета. Они пересекались и сплетались.

В другой серии снимков путь «тр. с. А» был изолирован, траектория четко установлена по отпечаткам протекторов на листьях. Она представляла собой прямую линию, ведущую к ребенку. У меня по спине пробежала холодная дрожь.

Вторая серия, изолирующая «тр. с. Б», показывала прихотливую волнистую линию, соответствующую тому, что мне рассказал Кайл. Я расположил эти снимки параллельно снимкам «тр. с. А».

Потом взял заключение и прочел его, поглядывая на фотографии. Заключение анализировало серию увеличенных снимков, на которых следы протекторов пересекались:

«Лабораторные материалы свидетельствуют, что в каждом случае, когда отпечатки протекторов накладывались друг на друга, широкий отпечаток (тр. с. А) наложен на отпечаток меньшей ширины (тр. с. Б). (См. фотографии За — Зе.) Эти фотографии доказывают, что первоначальные отпечатки оставило тр. с. А. Хотя марки шин не позволяют точно определить модель машины, эксперты по рисункам протекторов, исследовав ширину отпечатков и расстояние между осями, пришли к выводу, что тр. с. А было, скорее всего, легковым автомобилем, а тр. с. Б — грузовым автомобилем малой грузоподъемности, пикапом».

Кайл Джонсон не сбил девочку первым. Это сделал кто-то еще. И не какие-то ребята, петляющие между кучками листьев. Кто-то наехал прямо на ребенка.

Это особенно потрясло меня.

Я вышел в коридор и прошел мимо коридора Лойс. Она читала журнал. В туалете я плескал холодной водой себе в лицо. Я закрыл глаза и почти воочию увидел первую машину, накатывающуюся на спящего в листьях ребенка. Я открыл глаза, весь дрожа.

В совещательной комнате я взял конверт с пометкой «Травмы жертвы». Я уставился на листья, на смятую проволоку ее крыльев, увидел в жестоких подробностях то, что мое сознание не позволило мне разглядеть в то утро: неестественно распахнутые глаза, белый мрамор лица и маленькие красные губки.

Я увидел снятую крупным планом струйку крови, просочившуюся из уха на плоеный воротник костюмчика. А вглядевшись пристальней, заметил уховертку в ее ушной раковине. Природа уже тогда забирала девочку себе. Я увидел голову, повернутую почти на сто восемьдесят градусов, сломанную шею, раздувшуюся, сине-черную. На другой фотографии была снята раздавленная правая ступня. Почему-то это меня удивило: миниатюрность детской ступни.

Я смотрел на мертвого трехлетнего ребенка.

Я отошел к окну. Над опустевшим городом висел холодный тусклый глаз солнца.