Корабли надежды - Ярослав Зимин

На острове Принкипо в монастыре закончил свои дни император Константин VI, свергнутый и ослепленный по приказу своей матери Ирины. В свою очередь, свергнутая с престола другим своим сыном, Никифором, императрица Ирина была им заключена в этом же монастыре, где вскоре и умерла. Многие турецкие султаны, великие визири и наши также нашли свою могилу на этих островах, имеющих воистину райский вид.

Самым усердным слушателем был Акоп. Он готов был не есть, не спать, только бы Манопуло рассказывал.

С недалекого берега Захар вдруг услыхал удивительно знакомую песню. Слова ее еще не различались, но дружные голоса выводили определенно какой-то русский мотив. Когда бригантина{64} подошла поближе, увиделась группа рыбаков, сидевших вокруг костра. Они пели задумчиво и отрешенно. Захар вспомнил: эго была песня донских казаков, слышанная им на Воронежских верфях, но с другими, незнакомыми ему словами. На берегу Мраморного моря, за тысячи верст от Дона, какие-то люди пели:

…Ой да, он ушел, Игнат-сударь,Ой да, Игнат-сударь со Тиха-Дона,Ой да, со Тиха-Дона во туретчину,Ой да, и не сам-то ушел, казачков увел.

Тут судно зашло за скалистый мыс, и песня пропала.

Захар пристал с расспросами к Манопуло, но тот только недоуменно пожимал плечами. К Захару подошел старый матрос-грек и, как бы извиняясь за шкипера, сказал, что люди эти, вероятно, «Игнат-казаки». Живут они в поселении верстах в тридцати от моря, около озера Майнос. Живут по своим законам, чужих к себе не пускают и сами ни с кем не водятся. Поселились здесь они давно, даже старики не упомнят, когда и откуда они пришли.

Любопытство Захара распалилось. Он слыхал когда-то о беглецах с Дона, но ему говорили, что они приняли магометову веру, живут в запустении, как дикари, разбойничают и нищенствуют, как цыгане.

Как только Манопуло стал на якорь, он приказал спустить лодку. С братьями Лавриными из Белой Холупицы, взятыми в плавание, и с мальчонкой Акопом, ни на шаг от пего не отходившим, Захар поспешил' к тому месту, откуда слышалась загадочная песня.

Обогнув мыс, лодка подошла к пологому песчаному берегу. В маленькой бухте стояли полувытащенные из воды баркасы, на берегу сушились растянутые на кольях сети. Поодаль горел костер, вокруг него сидело десятка полтора рыбаков.

Сказав сопровождавшим его братьям Лавриным, чтобы они не отходили от лодки, Захар с Акопом подошли к костру. Люди у костра своим видом и одеждой резко отличались и от турок, и от греков, населявших побережье Мраморного моря. На мгновение Захару показалось, что он попал на Тихий Дон или на Азовское море и что перед ним казаки какой-то низовой станицы, выехавшие на лов знаменитой донской шемаи{65}.

Так велико было сходство этих людей с донскими казаками, что он, не скрывая удивления, остановился, с любопытством разглядывая сидевших перед ним людей. Наконец, опомнившись, он произнес:

— Здорово дневали, станичники! — Стараясь скрыть удивление и не ожидая ответа, он продолжал: — Не ждал, не гадал, что здесь земляков встречу. Слышу песню донскую и не верю.

— А ты кто таков? — с угрюмым видом спросил, поднимаясь, бородатый, но виду старшой ватаги. — Тоже мне земляк отыскался!

— Мы вон с бригантины, что за мысом стала. Из Стамбула идем с товаром на албанский берег. А сам я с Дону, в Воронеже на верфях работал. А вы как здесь очутились? Смотрю, но виду вы будто с Дону, да только где Дон, а где вы?

— Чем торгуете? — не отвечая на вопрос Захара, спросил старшой. — Пороху и свинца нет ли?

— Нет, — ответил Захар, — такого товара не держим. Везем изюм, финики, соль, русскую пеньку{66}. Можем и вам за вяленую рыбу чего-нибудь продать.

— Соль, говоришь! — оживился собеседник Захара, — Это хорошо. Соль нам очень нужна. Мы тебе рыбкой и заплатим.

— Да у меня ведь с собой ее нет, а на ночь-то глядя да в незнакомом месте кто же пойдет? И лодка, смотри, она разве выдержит такой груз? Мешки-то, поди, пудов но пять будут. Вот что, — подумав, сказал Захар, — спусти свой баркас, возьми моих людей, я им дам грамотку шкиперу, он твоим рыбачкам и отпустит. Только хватит ли рыбы?

— Рыбы хватит, — хохотнул бородач, — мы тебе по мешку за пуд соли дадим.

— Не густо, — засмеялся Захар, — по два, а то и по три надо.

— Ну, хватил — три мешка вяленой за пуд соли! Ты посмотри, какая рыба! Хватит и по два мешка.

— Ладно, ты вот что сделай. Погрузи по два мешка, а там со шкипером сторгуетесь.

Бородач почесал в бороде, помолчал, что-то соображая. Его губы беззвучно шевелились, подсчитывая, выгодна ли будет такая торговля. Затем повернулся ко все еще молчавшим товарищам и спросил:

— Ладно ли будет так торговать? Батогов{67} нам за такую торговлю круг{68} не приговорит?

Артель зашумела. Казаки, окончательно забыв про уху, поднялись, окружили старшого, явно доказывая ему выгодность предложенной сделки.

Спустя некоторое время старшой отобрал четырех крепких молодых казаков и сказал Захару:

— Пиши грамотку, с этими казачками и пошлем твоих людей. Сам-то не пойдешь?

— Нет, я останусь. Мне поутру надо берег описать, глубину промерить. Здесь я не был ни разу. А место хорошее, укрытое, тихое.

Бородач, широко поведя рукой, гостеприимно пригласил Захара к котлу с ухой. Захар вынул из сумки тетрадку, вырвал листок и свинцовым карандашом написал Манопуло по-гречески распоряжение: обменять соль на вяленую рыбу и не ждать его раньше полудня. Он сильно заинтересовался новыми знакомцами и решил до конца выяснить, какими судьбами донские казаки попали в эти земли.

Между тем солнце скрылось за деревьями, окружавшими берега бухточки, огонь костра стал ярче, запах ухи крепче. Запыхавшись, прибежал Акоп и скороговоркой выпалил, что он все исполнил и что матросы поворчали, но с рыбаками пошли. Лодку они вытянули на берег и прислали одеяла и непромокаемые плащи. Захар похвалил бойкого мальчишку и тихонько подтолкнул к костру:

— Садись, поешь ушицы и ложись поспи. — Затем, обращаясь к бородачу, весело проговорил: — Угощайте вашей рыбкой, а то и не узнаю, какой товар купил.

Тут все весело загомонили, усаживаясь. Бородач довольно произнес:

— Подвигайся, земляк, к котлу, гостем будешь. Тебя как звать? Мальчонка при тебе — сын? По обличию не похож.

— Меня звать Захаром. Сам я из России, а здесь — так уж пришлось — торговлишкой промышляю. Парнишка этот — сирота, мой приемыш. Я его в Стамбуле из-под ножа вынул. А вы-то сами кто такие? Как сюда попали?

— Ты ешь, ешь, — не отвечая, сказал бородач. — Меня зовут Кондратом, а это — казаки наши, — Тут он назвал каждого по имени, но Захар не стал запоминать, кто есть кто, обратил только внимание на такую особенность: среди оставшихся было три Кондрата и четыре Игната, у остальных имена тоже были русские.

Постепенно Захар узнал историю «Игнат-казаков», историю, от которой больно защемило сердце.

А было вот что: в начале века, когда царь Петр вел войну со шведами, вся ее тяжесть легла на плечи российского мужика. Строительство новой столицы Санкт-Петербурга на невских болотах стоило десятков, если не сотен тысяч жизней все тех же русских мужиков. Самые сильные, смелые, непокорные бежали на Дон, где их богатые казаки заставляли гнуть на них спину.

Царь Петр не раз требовал выдачи беглых, но где их было сыскать но бескрайним лесам и долам Дона и его притоков. Да и не все старые домовитые казаки были согласны выдать беглых: кто, как не беглые, работали на их нолях. Больше всех помогал беглым Кондрат Булавин — атаман казачьего городка Бахмут в верховьях Дона. А казачьи старшины низовых, более старых и богатых станиц, сам атаман Войска Донского согласны были выдать всех новых беглых. Старшине казачьей от «голутьбы» стало тесно.

В 1707 году царь Петр, видя, что от его грамот толку мало, послал на Дон для поимки беглых большой отряд войск под командованием князя Василия Долгорукого. Старшина заверила князя, что в низовых станицах новопришлых с Руси всяких чинов людей нет. Здесь давно уже никто новый не селится, здесь люди царю верные, а вот если искать новопришлых, то но на самом Дону, а в новых казачьих местах, на притоках Дона — на Хопре и Айдаре. Василий Долгорукий послал туда с отрядом своего брага Юрия, а сам остался в Черкассах. По казачья старшина предупредила Булавина и обещала ему помощь и поддержку, если он побьет царские войска и отвадит их ходить на Дон.

Юрий Долгорукий действительно встретил беглых на реке Айдар, но встреча эта для него оказалась трагической. В Шульгинском городке осенней октябрьской ночью весь его отряд был перебит казаками Булавина. Погиб и Юрий. Тогда против Булавина со всем войском пошел Василий Долгорукий.