Гость из будущего. Том 3 (СИ) - Порошин Влад

— Проси, что хочешь, но съездить надо, — стала уговаривать меня Фружета, сочтя мою секундную заминку за попытку отказаться. — Хороших людей обидим. Неудобно.

— Сестрорецк, так Сестрорецк, — улыбнулся я. — Записывай — выдать талоны на усиленное питание актёрам: Савелию Крамарову и Владимиру Высоцкому.

— Сава приехал⁈ — радостно пискнула Фружета Гургеновна. — Ты просто не представляешь, буквально везде и все хотят видеть именно Крамарова. Будут тебе талоны. Но Саву я послезавтра у тебя забираю. Пошлём его на встречу с передовиками производства и с первыми лицами города Ленинграда. — Фружета что-то быстро записала в журнал и вдруг удивлённо спросила, — а кто такой Высоцкий?

— Кто? — удивился и я, немного позабыв, что пока Владимир Высоцкий — это актёр второго и даже третьего плана. — В фильме «Увольнение на берег» он играл матроса, которого не пустили на свидание. А в «Карьере Димы Горина» он сыграл шофёра, которому Горин вмазал по лицу.

— Аааа, что-то припоминаю, — закивала головой Фружета Гургеновна. — Это такой невысокий и смешной парень? Будет кому коробку с киноплёнкой таскать, — захихикала она. — Кстати, показ твоего детектива начнётся в девять вечера. Не опаздывай, ха-ха. Всё! Я ушла!

Подумать только: на дворе август 1964 года, а Высоцкого, кроме узкого круга коллег, никто и в помине не знает. Но пройдёт всего два года и после кинокартины «Вертикаль» песни Владимира Семёновича зазвучат из каждого утюга, каждого магнитофона и из каждого окна. И слава его обгонит по полярности многих заслуженных и известных артистов и актёров. Что характерно, прозвище Высоцкого — Высота, произведения, что его прославят, будут о покорении гор, на которых ещё не бывал. И напишет он их для фильма про альпинистов, карабкающихся на высокие и заснеженные вершины. Вот и не верь после этого в предназначение судьбы.

— А ведь это проблема, — пробубнил я себе под нос. — Для Крамарова и Высоцкого нужно же что-нибудь придумать. Не хватало, чтобы они в Сестрорецке несли отсебятину про пьянство на съёмочной площадке. Работать так, работать. Не место красит человека, а наоборот.

Глава 8

— Внимание, у меня для всех есть одно большое объявление, — сказал я, вернувшись на дачную веранду, где уже никто не чаёвничал, мысленно настраиваясь на сытный и вкусный обед. И чтобы чем-то занять пятиминутную паузу Владимир Высоцкий затянул своё новое песенное сочинение, которое лучше все укладывалось в так называемый «блатной цикл»:

Говорят, что жена — на одного, —

Спокон веку так было, — пел приятным баритоном Высоцкий, и глаза поэта азартно горели, потому что рядом сидели и смотрели на него красавицы сёстры Вертинские, моя Нонна Новосядлова и гримёрша Лидия Сергеевна. Однако остальных дачников новая песня Владимира Семёновича явно не интересовала. Олег Видов, Лев Прыгунов и Никита Михалков о чём-то шептались и посмеивались, а Андрей Миронов поглядывал на часы и откровенно скучал. А вот Саве Крамарову песня пришлась по вкусу:

Но бывает жена — на двоих, но бывает она — на троих.

Что ж — на одного?

На одного — колыбель и могила.

— Ха-ха-ха, — захохотал Крамаров, дослушав куплет.

— Внимание объявление! — повысил я голос и дважды хлопнул в ладоши и на этот звук из комнаты выглянул раздражённый дядя Йося Шурухт, которого мне еле-еле удалось уломать, чтобы Крамаров и Высоцкий разместились в нашем теремке, а не слонялись по посёлку где-то ещё. — Завтра нас всех, словно «народовольцев» выпускают в народ.

— В каком это смысле? — возмутился Михалков, а Высоцкий, наконец-то, перестав терзать гитару, примолк.

— В прямом, — буркнул я. — Мы, как деятели культуры, с завтрашнего дня начинаем нести в массы доброе, светлое, вечное и полезное. Хватит прохлаждаться, товарищи! Всех участников фестиваля расписали по отдельным бригадам, которые разъедутся по разным уголкам Ленинградской области для творческих встреч с передовиками труда.

— И меня тоже расписали? Я тоже куда-то еду? — испуганно выглянул из углового кресла Андрей Миронов.

И лицо его было таким по-детски напуганным и смешным, что я не удержался и ляпнул первое, что сымпровизировала моя буйная фантазия:

— Вас, товарищ Миронов, внесли в отдельный список. Полетите с несколькими пересадками на вертолёте в Нарьян-Мар.

— Зачем в Нарьян-Мар? — робко пролепетал Андрей Александрович, и притихли все остальные актёры, так как в Нарьян-Мар не хотелось лететь абсолютно никому.

— Затем что у нас с ними бартер! — для убедительности я шлёпнул кулаком по столу. — Мы для них поём, пляшем и рассказываем русские народные анекдоты, а они нам с обратной оказией высылают бочку красной икры.

— Нормальный расклад, — оживился дядя Йося, уже прикидывая, за сколько эту бочку можно продать?

— А может быть, я не хочу в Нарьян-Мар? — голос Миронова невольно дал петуха.

— Что значит, не хочу⁈ — рявкнул я, решив довести розыгрыш до конца. — Вы на него посмотрите! Все хотят в Нарьян-Мар, а товарищ Миронов не желает! — я ткнул пальцем в перепуганного актёра. — Стыдно! Искусство, дорогой Андрей Александрович, требует жертв и самоотречения. Тем более самоотречение требует красная икра для деятелей искусств! Теперь, что касается залётных и перелётных Крамарова и Высоцкого, — я перевёл тяжёлый начальственный взгляд на Саву и Володю. — Вас приписали к другой спецбригаде.

— И куда посылают нас? — криво усмехнулся Высоцкий, готовый на всё. — В Воркуту? Где мчится скорый Воркута-Ленинград? — пропел он, взяв «первый блатной аккорд» на гитаре.

— Почти, — улыбнулся я. — У вас тоже бартер, но с Сестрорецком. Вы для них песни и побасенки, они для нашего кинофестиваля свежую рыбу. Я кстати, в виду особого статуса порученного задания, еду с вами?

— А мы куда⁈ — хором и вразнобой загомонили остальные жильцы дачи хирургу Углова.

— Пока ничего толком не известно, «расстрельные списки» вывесят сразу после ужина! — прокричал я, чтобы все успокоились. Затем я многозначительно прошёл в дальний от выхода край веранды и, взяв свою шестиструнную гитару, настроенную по классической схеме, сказал, — значит так! Сестрорецк, сцена, свет, зрители, зал! И тут выходит к народу весь в чёрном Гамлет, принц датский. В джинсах, в свитере, с гитарой наперевес и говорит…

— Я не хочу в Нарьян-Мар, — пискнул Андрей Миронов. — Меня на вертолёте укачивает.

— Справка от врача есть? — строго спросил я.

— Нет, — голос актёра опять дал петуха.

— Так и быть, — тяжело вздохнул я, — сделаю один звонок в Москву. Позвоню товарищу Брежневу в ЦК КПСС и договорюсь, чтобы дальше Ленинградской области актёра Андрея Миронова не посылали. Итак, актёрский этюд «Гамлет с гитарой».

Я провёл по струнам и приготовился петь, как в этот момент на веранду зашли Наталья Фатеева и Наталья Кустинская. Я кинул короткий взгляд на Олега Видова, чтобы понять — у него с Фатеевой что-то серьезное или очередное ничего необязывающее дружеское общение? Олег же еле заметно поморщился, и мне стало ясно без слов, что актёры не сошлись характерами.

— Соседи, вы на обед идёте? — спросила, улыбаясь очаровательной белозубой улыбкой, Наталья Фатеева.

— Одну минуту! Гамлет и гитара, актёрский этюд, — в третий раз повторил я и ударил по струнам:

Гул затих, я вышел на подмостки, — первую строчку я сказал речитативом, а потом заревел, словно раненый зверь:

Прислонясь к дверному косякуууу!

Я ловлю! В далеком отголоскееее!

Что случится! На моем векуууу!

На меня! Наставлен сумрак ночииии!

Тысячью биноклей на осииии!

Если только можно Авва! Отче!

Чашу эту мимо пронесииии! — я как сумасшедший колотил по струнам и рвал свои голосовые связки, извлекая из них всю хрипоту, на которою они были способны.

Высоцкий застыл с приоткрытым ртом и смотрел на меня как на явление Христа народу, боясь пошевелиться, так как я изображал именно его, когда он будет в театре на Таганке играть Гамлета с гитарой. Девчонки, сёстры Вертинские и Нонна из-за повышенной актёрской эмоциональности за эти несколько секунд успели пустить слезу. Даже строгую, как учительницу старших классов, Наталью Фатееву проняло и она, плотно сжав губы, буквально поедала меня глазами. Парни, конечно, мой артистический рёв восприняли более спокойно. Хотя по выражению лиц Видова, Прыгунова и Крамарова чувствовалось, что стихи Пастернака, переложенные на ритмическую песенную основу, их тоже трогают за душу. Вне поля зрения оставался Андрей Миронов, он сидел за моей спиной и его мысли и помыслы оставались неясны. А вот Никита Михалков откровенно зевал. И это говорило о том, что не всем в будущем будет интересно творчество Владимира Высоцкого, которого я сейчас в меру таланта парадировал: