Фарватер Чижика - Василий Павлович Щепетнёв

Вражеские же голоса муссируют две темы: бегство советского летчика в Японию и смерть Мао Цзе Дуна.

Положим, председатель Мао – ладно. Факт есть факт. А вот советский лётчик – это печально. Что сам убежал, беды нет, а вот самолет жалко. Даже «У-два» было бы жалко, а тут – секретный истребитель, летающий быстрее пули. Выпотрошат его, все секреты выведают, имена, пароли, явки. Как так случилось? Чего летчику не хватало? Что ему пообещали? И как? Он же, поди, и за границей не был ни разу, где к нему подобрались? Ведь рос советским человеком, школу с медалью окончил, в мединститут даже поступил, а потом выбрал небо. И вот на тебе…

И ведь бегут, бегут, бегут… Летчики, артисты, шахматисты… Маменька рассказывает, что с Театром чуть не рота доверенных людей едет, а всё равно не помогает.

И вот что досадно: туда бегут, а оттуда что-то нет. Ни с самолетом, ни налегке. Ни лётчики, ни артисты, ни шахматисты. Хотя, впрочем, приехал в Советский Союз Ласкер. Великий чемпион. Из гитлеровской Германии бежал. Тут его приветили, квартиру дали, а он осмотрелся – и в Америку ходу.

О чем это говорит?

О слабой пропаганде советского образа жизни это говорит! Не знают американские летчики, как у нас хорошо, потому сюда и не бегут!

Да и откуда им знать, американским летчикам? Советских фильмов не смотрят, советских писателей не читают, да и советское радио, похоже, не слушают.

Есть над чем подумать, и не только подумать.

Но завтра.

Или послезавтра.

Позже.

Глава 8

13 сентября 1976 года, понедельник

Трезвость – норма жизни, или Chizzick versus Rum

Кругом вода. И волнение чувствуется, слабое, едва заметное, но всё же, всё же. Покачивает палубу, особенно здесь, наверху.

Мы идем по Угличскому морю (всё-таки идём, плавают утки). Длинное. Не очень широкое, но берега не впритык, как в канале. Так что да, кругом.

Я гуляю по палубе. Один круг – восемь минут неспешным шагом. Плюс-минус. Я же не по струнке хожу. Позволяю себе и в сторону отойти, разминуться с таким же ходоком, и постоять с туристами, вовсю фотографирующими полузатопленную колокольню или иной памятник ушедшей эпохи.

Гуляю не просто, а со значением. Выполняю план восстановления оптимального состояния спортсмена-шахматиста высокой квалификации в условиях туристического круиза. Так звучит совместная работа Лисы и Пантеры. Руководитель, понятно, профессор Петрова Лидия Валерьевна. Куёт, куёт научные кадры наш медицинский институт! И это не абстракция, не условное койко-место. Не верите – вот вам конкретный гроссмейстер Чижик Михаил Владленович, на практике доказывающий действенность метода. Да, такова наша советская наука, всё для блага человека, всё во имя человека.

И этому человеку, то есть мне, строго-настрого предписывалось не перенапрягаться. Не стремиться стать статуей десятиборца. Избыток мускулатуры мешает кровоснабжению головного мозга в момент напряжения: реагируя на опасность, организм все ресурсы бросает на мускулатуру, так уж повелось за миллионы лет эволюции. А что опасность ментальная, что нужно не сражаться или бежать, а думать, организму пока неведомо. С другой стороны, совсем без мускулатуры нельзя: объём крови прямо коррелирует с мышечной массой. Серебряный значок ГТО – то, что нужно гиганту шахматной мысли. Не больше, не меньше. А серебряный значок у меня уже есть и, следовательно, я должен исподволь поддерживать свою физическую форму, а вперёд двигаться тихонько-тихонько. Особенно на этапе восстановления.

И потому я прогуливаюсь, дышу богатым кислородом воздухом, и чувствую, как нервные клетки наполняются аденозинтрифосфорной кислотой, а клетки печени – глюкагоном, готовя организм к новым подвигам и свершениям. Но свершения будут не сейчас, не сегодня. И не завтра.

У правого борта дюжина туристов слушала знатока из своих же:

– Здесь, под водой, сотни и сотни деревень – поля, луга, дома, церкви, кладбища…

– В России деревень много, какие хотят, те и топят. Зато электроэнергия, рыбные хозяйства, транспорт… – и пошёл разговор крупных специалистов в области всего.

То-то мне ночью виделись русалки. Вовсе не красавицы, напротив. Жуть, какая Гойе не приснится. Звали к себе, на дно, в затопленные могилы. Но только звали, за руки, за ноги не хватали. И на том спасибо.

На следующем витке, проходя мимо, слышал о центнерах пшеницы и тоннах молока, вернее, о миллионах недополученных центнерах и тоннах. Что их так чужие убытки волнуют?

Разобрала досада, и я решил с прогулкой закругляться. Сошёл с дистанции.

Каково будет слушать их, смотрящих на всё хозяйским глазом, весь круиз? Так и хочется сказать: не ваша земля, не ваша!

А – нельзя. Гостеприимство, оно такое: терпи, да на ус мотай!

Я раскрыл дневник тренировок. Утром – двадцать раз отжался от пола, пятнадцать раз сел из положения лежа (это на мышцы живота), совершил двадцать приседаний, а теперь – прогулка по палубе сорок пять минут. Планировал час, ну, да вечером доберу. Кроме этого, впереди была экскурсия по Угличу. Ужо нахожусь.

Посмотрел шагомер – четыре тысячи шестьсот шагов с утра.

Принял душ. При каюте и душ, и рукомойник, и ватерклозет. Опасался сырости, но нет, включается вентиляция, и тёплый воздух высушивает душевую за пять минут. И в самой каюте климатконтроль. Хочешь, тёплый воздух, хочешь – холодный. Эркондишен, очень удобно. Может, дома такой завести? У меня теперь два дома. А ведь придется московскую квартиру обустраивать. Хлопоты. Вот если бы девочки и в самом деле взяли их на себя… Очень может быть, что и возьмут, но потом. Позже. Не скоро.

И – зовут на обед. По принудительной связи. Здесь, на теплоходе, время определяет желудок.

Иду, конечно.

Утром за столом нас было двое, я и господин из Оснабрюка. Да и в зале немало мест пустовало. После вчерашнего бара многие отлёживались: по случаю начала тура всем, оказывается, наливали пиво бесплатно и бессчётно.

Но к обеду бюргеры и бауэры поправились и пришли наверстывать упущенное за завтраком.

– Вас вчера мы в баре не видели – то ли с упреком, то ли с завистью сказал Шмидт.

– Я с алкоголем осторожен, – ответил я.

– В бар ходят отдыхать, разговаривать, завязывать знакомства, алкоголь же – дело пятое, – сказал Шмидт, и поморщился. Болит, болит головушка.

– К тому же пиво было бесплатное, – добавила госпожа Шмидт.

– Это только вчера, – сказала госпожа Бауэр. – А дальше придется платить, и, нужно сказать, цены в баре кусаются, как щуки. Большие баварские щуки.

– Не такие уж наши щуки кусачие, – возразил господин Шмидт. – И потом, есть ведь старый баварский метод, – он достал из