Фарватер Чижика - Василий Павлович Щепетнёв

что Миша Чижик может неофициально прозондировать почву насчет Великого Проекта Каддафи, превращения Ливии во всеафриканскую житницу путём создания оросительной системы с использованием воды подземных озер. Перехватить заказ у западных стран, как это удалось сделать с Асуанским проектом. Построить систему орошения и заработать на этом как политический капитал, так и капитал денежный. Смогут? Конечно. Наши люди всё могут. Если им поручат – и строго спросят за порученное.

Ну, ещё – это мне не говорили, я только предполагаю, – камешком, вызвавшим лавину, явился тот самый диск неизвестного металла. Вдруг и в самом деле в Сахаре где-то лежит занесенный песками таинственный звездолёт? И вдруг его отыщут американцы, французы или немцы?

Заместитель министра продолжал инструктаж, я же подумал о рукописи Сименона. Натуральной рукописи, карандашом, никакой пишущей машинки. Как в старые добрые времена. За день до окончания турнира пришёл пакет – по почте, разумеется. Не своими ногами. А в пакете – рассказ мэтра. Новый. «Мегрэ и русский шахматист». На глазок – два авторских листа, так что даже не рассказ, а короткая повесть. Девочки в полном восторге. Нет, наш французский не выше туристического уровня, а если и выше, то ненамного, потому оценить рукопись мы не можем. Но само событие – восторг. Ничего, переводчики у нас в стране замечательные.

Условие Сименон выдвинул одно: его гонорар должен быть таким же, каким бы он был у русского (зачеркнуто), у советского автора.

И тут проблема. Советскому автору гонорар платят в рублях. А что Сименон будет делать с рублями, которые к тому же нельзя вывезти из СССР?

Но у девочек трудности лишь повод придумать нечто необыкновенное. Они и придумали: нужно пригласить Сименона в Москву! За наш счет, то есть за счет «Поиска»! Ничего невозможного в этом нет, он ведь уже был в Одессе. Пусть побывает и в Москве. И в Ленинграде. И в Чернозёмске! Организовать сложно – но можно, можно!

И они думали и думают – как.

Антон же с нами не поехал. Последний курс, нужно поднажать, говорит. Не поехал, и не поехал. Правильно сделал. Что ему Ливия?

– Я поговорю с Муаммаром. Если случай представится, – ответил я заместителю министра.

И стал готовиться.

Переоделся. В форму капитана ливийской революции. С орденом. С пистолетом. Получился опереточный красавчик, но нам ли бояться оперетт? Наоборот, оперетта – это прекрасно!

И дамы тоже переоделись. Ну… получилось тоже театрально, но опять же – прекрасно.

В назначенный час за нами приехал автомобиль. За нами – это за мной и девушками. Официальные лица поедут на посольской «Волге», «Газ – 21», с оленем на капоте. А мы на «Испано-Сюизе» ещё довоенного производства, но выглядевшей роскошно. Как и положено в оперетте. Ехали не спеша, с достоинством и честью.

Прием по случаю годовщины революции проходил во дворце Караманли, старинном, но хорошо сохранившемся. Строить прежде умели, не отнять.

Я к дипломатическим приёмам непривычен. У нас как проходит годовщина? У нас так проходит годовщина: сначала торжественная часть с докладом и награждением отличившихся, потом праздничный концерт. Между ними – буфет. Потом – тоже. Но не для всех.

Здесь же решили сразу перейти к буфету. Оно и правильно. Снуют официанты с подносами, на подносах – разные напитки для приглашенных.

Ислам не велит правоверным ни продавать вино, ни покупать вино, ни дарить вино, ни угощать вином. И потому заботу о напитках поручают христианам. Им можно.

Но для тех, кто вина не принимает, разносят и воду. Вино – на серебряных подносах, воду – на золотых. Или позолоченных, я думаю.

Ну, а на столах – мелкая закуска. Виноград, мандарины, канапе всякие. Хорошо.

И приглашенные снуют туда-сюда, беседуют, держа бокал в одной руке, бутербродик с икрой в другой, всё мило, всё такое вкусное, красота!

Только мы здесь никого не знаем, и потому беседовать нам особо и не с кем. Стоим в сторонке, платочки в руках теребя – или что-то вроде того. Так и хочется, глядя на публику, достать «беретту», выстрелить в воздух и закричать: «Господа, в городе красные!»

Но я воли нервам не даю, просто фантазирую.

Сказать, что нас совсем обделяют вниманием, нельзя. Смотрят, разглядывают. И меня в моём мундире, и скромниц-девушек. Хотя, несмотря на одежду, скромницами они не очень-то и выглядят. Или, напротив, именно благодаря одежде?

Мы стоим рядом с нашими. Чуть поодаль, но самую чуть. Как Чернозёмск и Сосновка, такая диспозиция. Подходят к послу всякие-разные, их и представляют нам. Вернее, нас представляют им. Посол чехословацкий, посол венгерский, посол Германской Демократической Республики. Западники тоже подходят. Дамы пожирают глазами наряд девушек. Джентльмены косятся на кобуру с «береттой». На дипломатические приёмы, верно, вооруженными приходить не принято. Но мне можно. Особый, исключительный случай.

Тяжелая у них жизнь, у дипломатов. Слова в простоте не скажи, смеяться искренне не смей, блюди честь державы, то есть каменное лицо, непроницаемый взгляд, и движения, исполненные достоинства. Только так. И чем более страна великая, тем больше достоинства и важности.

И вдруг будто рябь по гладкой поверхности пруда.

Каддафи! Показался Каддафи!

В мундире тоже, как у меня, только золотого шитья много. И орденов, у меня-то один, а у него с полдюжины. И выглядит – как Красс перед битвой.

Сказал коротенькую речь. По-английски сказал, он ведь учился в Англии. В Великобритании то есть, дипломаты не должны путать. Сказал Каддафи, что к социализму ведут многие пути, и Ливия нашла свой. Да здравствует единство арабского мира, да здравствует социализм, да здравствует народ!

Хорошо сказал. Талантливо. Кратко.

Естественно, всё внимание к нему. Как железные опилки реагируют на магнит, так и дипломаты на Каддафи. Выстраиваются по силовым линиям.

Я-то что, я вдалеке. Я, если опилка, то золотая. Или бронзовая. Или вовсе деревянная. Знаю, единственного числа опилки не имеют, такое уж у них свойство. Но я частенько чувствую себя иным. Не совсем как все. А порой и совсем как не все.

Заместитель министра на меня косится. Не понимает, отчего это я не пробиваюсь грудью к Лидеру Ливийской Революции. Начинает хмуриться.

А я не пробиваюсь. Стою, образуя с Лисой и Пантерой аномалию среди опилок. Вне силовой линии.

Время идёт. Мы стоим.

И тут в тишине слышу голос Муаммара:

– Простите, господа, но мне нужно переговорить с капитаном Чижиком!

И тогда я поворачиваюсь к девушкам:

– Простите, красавицы, мне нужно поговорить с командором Каддафи.

Девушки улыбаются, и заместитель министра тоже не может сдержать улыбки. Но улыбаются они разному.

Я, оставляя