Одержимый - Рик Рид

Вновь появляется черный ботинок и сильно бьет Филлис по зубам. Кровь стекает струйкой с ее губ. А потом теплое, красное начинает бить фонтаном высотой в четыре дюйма. Ее зубы сломаны.

Картина заволакивается туманом и исчезает.

Следующая сцена дана в резком фокусе. Дом Хобсонов, элегантное сооружение эпохи Тюдоров, на переднем плане. Открываются двойные дубовые двери, и выбегает Энн, ее лицо искажено от ужаса. Она кричит, но не слышно ни звука.

Энн — в белом вечернем туалете — на секунду останавливается и переводит дыхание. Затем она дико озирается, ища помощи. Внезапно ее лицо смягчается, она улыбается. Белый автомобиль тормозит перед ней, дверца открывается, и выхожу я. Энн падает в мои объятия.

И я утешаю ее».

Джо взглянул на то, что написал, а потом взял ручку и размашисто все перечеркнул.

Он встал, закурил и посмотрел в окно: еще один облачный серый день... Озеро Мичиган было спокойным и мрачным. Он подошел к зеркалу. «Джо похож на Джо. С ним все в порядке!» — сказал он своему отражению. Его теща настраивает Энн против него, и, пока его жена в Лэйк-Форест, у него нет шанса заполучить ее обратно. Мать будет убеждать Энн, что он плохо с ней обращается.

Джо принял решение. Сел за письменный стол, поднял трубку телефона и набрал номер. Энн ответила после второго гудка.

— Привет.

— Джо?

— Да, детка, это я. Я звоню, чтобы кое-что предложить тебе.

Энн вздохнула, и Джо на мгновение подумал, что выбрал неудачную тактику.

— Что предложить? — прошептала она дрожащим голосом, в котором слышались слезы.

— Возвращайся.

Теперь в ее голосе звучало раздражение.

— Пожалуйста, Джо, мы же договорились. Мне нужно время подумать.

— Я знаю это, потому и прошу тебя вернуться...

— Джо, я не пони...

— Тихо, тихо! Позволь мне все объяснить. Я хочу сказать, что тебе не нужно оставаться там, в Лэйк-Форест, вдали от работы и всего, к чему ты привыкла и что тебе дорого. Пока ты там, тебе все представляется в неверном свете. Кроме того, это просто неудобно.

— Я вижу, что ты ничего не понял, Джо.

— Я понял, Энн! Поэтому я перееду, а ты можешь жить в нашей квартире, одна. — Он услышал в трубке ее прерывистое дыхание и почувствовал, что выиграл. — Обдумай все спокойно. Я найду подходящее место, чтобы отсидеться, пока ты думаешь.

— Но почему?

— Почему? Я ведь немного эгоист. Хочу, чтобы ты находилась там, где все напоминало бы тебе обо мне. Но я обещаю, что ты будешь там одна.

Энн слишком долго молчала, и Джо испугался, что она опять откажется. Ему нужно было вернуть ее сюда, в их дом, — подальше от ее матери, которая невзлюбила его с самого начала их семейной жизни. Но и слишком унижаться, упрашивать ее он не хотел. Надо постараться сделать так, чтобы она убедилась, будто это ее собственное решение. Наконец, прерывая молчание, он сказал:

— Хорошо, Энн, кажется, я понял. У нас хорошая квартира, но Лэйк-Форест, должно быть, более подходящее место для подобных размышлений. — Он постарался скрыть иронию. — Там спокойнее, да и матери хорошо в твоем обществе.

— Сейчас я ничего тебе не отвечу. Мне надо подумать, немного подумать... — Она помолчала, а затем спросила: — Джо, а где же ты будешь жить?

Этого Джо пока что не знал.

— О, не беспокойся, я быстро подыщу себе что-нибудь. Обещаю: я дам тебе время для принятия решения и, главное, место, где ты сможешь спокойно все обдумать.

— Ладно, Джо, ладно. Но пока я не говорю «да». Я дам тебе знать.

Связь прервалась раньше, чем он успел что-либо добавить или поблагодарить. Впрочем, он был даже рад этому: ему не хотелось продолжать ее упрашивать, но было бы трудно остановиться.

В дверную щель опустили свежую газету «Чикаго трибюн». Джо поднял ее и развернул.

На него как будто вылили ушат ледяной воды. Он думал увидеть злополучную заметку где-нибудь на последних полосах. А она была на первой, под крупным заголовком: «В ПАРКЕ ЛИНКОЛЬНА НАЙДЕНА УБИТАЯ ДЕВУШКА. РАССЛЕДОВАНИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ». Джо опустился на пол и закрыл глаза. Газета прыгала в дрожащих руках. Он глубоко вздохнул и постарался унять дрожь. Затем он бегло просмотрел статью. Отдельные слова и фразы разили его как пули: «убийца скрылся»; «сексуальный маньяк»; «жертва была найдена совершенно обнаженной»; «сильный удар по голове»; «на теле несколько глубоких ран, нанесенных очень острым, но неизвестным инструментом, возможно бритвой»; «жертва почти полностью обескровлена»; и в конце — редакционный комментарий: «...за последнее время это одно из самых жестоких преступлений, побуждающее стражей порядка ускорить расследование. Убийцу необходимо остановить. Неподтвержденные данные указывают на то, что это преступление связано с несколькими подобными преступлениями, совершенными за последние месяцы в Чикаго и не раскрытыми до сего времени...»

Джо уронил газету на пол. Если Энн прочитает это, подумал он, вспоминая ее вопрос о скальпеле в ванной, она сложит два и два, и тогда... нет, она никогда не поверит, что он способен на такое...

Энн положила пробные снимки обратно в пакет. Были сумерки. Бледно-голубое небо постепенно становилось густо-синим и под конец окрасилось темным пурпуром. Черные деревья удивительно красиво вырисовывались на его фоне. Энн смотрела на это из окна своей спальни и не могла насмотреться. Ее поражали цветовые контрасты. Она думала о Джо. Их будущее всегда представлялось ей в светлых тонах. А сейчас она поняла, что совсем не знает своего мужа... Мысленно она вернулась к тому времени, когда они только начали встречаться и вели долгие, увлекательные разговоры. Джо всегда избегал ее вопросов о семье, и после нескольких попыток она перестала спрашивать, справедливо полагая, что он расскажет сам, когда захочет. Но время откровенности так и не наступило.

Когда они собрались пожениться, она попросила пригласить на свадьбу кого-нибудь из его родственников, но он сказал, что все они сейчас за границей... он даже не знает, где именно. Он бессовестно лгал, что потерял связь со всей семьей еще в детстве, когда поступил в среднюю школу, и с тех пор никого из родственников не видел. Она ловила боль в его глазах, он походил на загнанного зверя, и Энн не стала настаивать.

Энн навзничь лежала в кровати, голова раскалывалась от боли. Да, она не знает настоящего Джо и, очевидно, никогда не знала.

— Энн? — Голос Филлис донесся с задней лестницы, из кухни. Энн встала и открыла дверь спальни.

— Да, мама. Что, готов обед?

— Совершенно верно. Спускайся сюда.

— Сейчас буду.

— Какие у тебя планы на выходные? — Филлис передала Энн блюдо с горошком и улыбнулась.

— Я еще не знаю. А что?

— Ну, ты помнишь миссис Карлайл?

— Конечно, мама. Вы же дружите со школы. Я довольно чисто видела ее у тебя. — Энн отправила в рот кусок бараньей котлеты.

Филлис засмеялась.

— Вот и прекрасно! У нее есть билеты на спектакль, идущий в Даунтауне, у Фелдтоуна. Пьеса называется «Неуместный смех». Ты слышала о ней что-нибудь?

— Да, мамочка, я слышала о ней очень хорошие отзывы. Чуть ли не дифирамбы, говорят, спектакль очень интересный. Так ты решила пойти с ней?

— Я думаю, мы обе сможем пойти. Если ты свободна. ,

Энн подумала о том, как много времени она провела в своей комнате, размышляя о Джо.

— Конечно, я с удовольствием пойду.

Филлис улыбнулась дочери, когда та отрезала второй кусок бараньей отбивной.

— Передать тебе мятное желе? Есть еще один маленький вопрос, который надо бы решить.

Энн постаралась изобразить равнодушие, на самом деле стала быстро придумывать предлог, чтобы отказаться от приглашения. Она прекрасно поняла, о чем пойдет речь.

— Миссис Карлайл хотела бы взять с собой сына, Филиппа. Он только что получил степень доктора философии в Маркетте и приехал на несколько недель домой, чтобы отдохнуть перед началом летних сборов в конгрессе — его включили в коллегию тамошних профессоров. Энн, знаешь, он настоящий интеллектуал, с ним очень приятно и интересно поговорить!

Филлис и миссис Карлайл старались свести Энн с Филиппом еще в ту пору, когда оба они еще ходили в среднюю школу в Лейк-Форест. Филипп был умным и очень одаренным молодым человеком. Да и внешность прекрасная: матовая кожа, резко очерченные скулы. темные волосы и светло-голубые глаза. Высокий, тонкий, изящный, он хорошо смотрелся рядом с Энн и мог бы сойти за брата. У него была масса достоинств, о чем неустанно твердила Филлис: он из богатой семьи, воспитан, почтителен, блестящий студент. Однако Филлис не знала того, что было известно Энн еще со школы: Филипп был геем.

Гомосексуальность Филиппа ускользнула от внимания обеих матерей. Он ни разу в жизни не встречался с девушкой, но его родители считали, что это нормально: Филипп еще не нашел ту, которая ему нужна.