Рецепт вранья - Одри Дивон

10

Незаметно подступил сентябрь, а с ним — неотвратимое возобновление занятий в университете. Надо же, я и оглянуться не успела, а это странное лето уже пролетело. Заранее тоскуя, я стала с куда большей симпатией приглядываться к разным типам людей, день напролет мелькавшим передо мной в бутике. Помню, например, толстую чернокожую мамашу, чуть не волоком втащившую внутрь взрослую дочь. «Давай, давай, шевелись!» Вид у бедняжки был такой же радостный, как у приговоренного к казни, когда ему предлагают исполнить последнее желание.

— Да двигайся ты, кому говорю!

Все взгляды немедленно обратились к парочке. Торговый зал нередко превращался у нас в подобие сценической площадки. Открывается дверь — это взвивается занавес, и ты никогда не знаешь, что за спектакль сегодня в репертуаре.

— Биби, ты идешь или нет? Ну, ты у меня дождешься! Что ты меня перед людями позоришь?

Мать тянула дочку за собой, но Биби замерла на пороге, намертво приклеившись к коврику перед дверью, и стояла, сложив на груди мощные руки, в позе ресторанного вышибалы, изящная, как регбист-полузащитник, и не желала сдвигаться ни на сантиметр.

— Пожалуйста, можешь выкобениваться сколько душе угодно, дело твое! Но я все равно скуплю тут все кружева и наряжу тебя как принцессу! А в субботу ты пойдешь с Жан-Шарлем в церковь, и никого не интересует, хочешь ты этого или нет!

Она вцепилась в дочкину майку, на которой сияла выведенная красными буквами надпись «I love Satan»[5], и на миг мне показалось, что ткань сейчас лопнет и наружу потоком хлынет недовольство упрямой Биби. Наконец матери удалось тычками дотащить дочь до стойки с подвенечными платьями, и она махнула мне рукой, призывая на помощь:

— Вы здесь для чего поставлены, чтобы ушами хлопать или чтобы покупателей обслуживать?

Я покосилась на Лолу — прикрывшись парой вроде бы случайно выбившихся из прически локонов, она с трудом сдерживала смех.

— Вот что мне надо, — продолжала мамаша. — Такое платье, чтобы самое-самое, как в кино! Со всякими штучками-дрючками. Цена нас не волнует. Плачу не я, а мать жениха, она у нас богатая. Так что мы договорились. Но я хочу, чтобы моя дочь хоть раз в жизни была похожа на девушку!

Я посмотрела на Биби. Ботинки военного образца, мешковатая майка. Короткая стрижка. Злобный взгляд. Встреть я такую темной ночью на плохо освещенной улице, на всякий случай быстренько перейду на другую сторону, а сумку покрепче зажму под мышкой.

— Да вы не обращайте на нее внимания, — бушевала мамаша. — Эта засранка на все пойдет, лишь бы сделать матери наперекор.

К нам подошла Лола и тоном профессионального дипломата попросила разрешения поговорить с Биби с глазу на глаз.

— Да ничего вы из нее не вытянете. Дохлый номер. Но, если хотите, можете попробовать. Я не против.

Лола увлекла девушку за стойку с фатами. Мать все так же увлеченно перебирала своими пальцами-сардельками свадебные платья. Как я ни прислушивалась, разобрать, о чем они говорят, не могла. Видела только, как взлетают над головой руки Лолы и колышется весь ее хрупкий силуэт. Ровно через десять минут помещение огласил заливистый смех — хохотала Биби. Вскоре, весело перешучиваясь, обе снова вышли к нам.

— Все улажено, — объявила Лола старой ведьме, вытаращившей от изумления глаза.

Все вместе они выбрали довольно простое платье, которое Биби без капризов примерила. Я ничего не понимала. Проходя мимо, Лола незаметно мне подмигнула и шепотом сказала:

— Пора все тебе объяснить.

Лавка опустела. Лола велела Синди оставаться на хозяйстве, и мы с ней двинулись к Огюстине. Наверное, думала я, сейчас она признается, что у нее врожденный дар внушения. Что она может кого угодно убедить в чем угодно, было бы желание. Вот и хорошо. Тогда мне наконец станет ясно, почему я все еще торчу в этой лавке, хотя лето почти прошло, и вместо того, чтобы сортировать кружева и разглаживать оборки, должна вспомнить об учебе.

Мы заняли столик в углу. Лола неодобрительно огляделась. Какой-то толстяк в клетчатой рубашке попросил у нее огонька, и она швырнула ему в лицо коробок спичек.

— Огюстина! — крикнула она. — Я же сказала, чтобы нам не мешали!

Старуха только тяжко вздохнула. Лола давно превратила ее бар в подобие собственного офиса, в котором распоряжалась как у себя дома. Она набрала в грудь побольше воздуха, словно собиралась побить рекорд по нырянию, и кончиками пальцев помассировала виски. И заговорила:

— Рафаэла, я выбрала тебя не случайно. Ты умная девушка, я поняла это в ту же минуту, когда тебя увидела. Мне нужны такие союзницы, как ты.

Я была в недоумении. Союзницы? Но с кем мы воюем?

— Мы обе знаем, что такое брак. Это машина, уродующая жизнь людей. Я верю в дружбу между девчонками, верю в любовь между матерью и дочерью — на что хочешь поспорю, что она существует, — верю даже в короткие увлечения. Но брак — это такая гадость, которая должна быть уничтожена. Так же как рабство, дискриминация чернокожих и смертная казнь. Изначально брак придумали для того, чтобы мужик мог отхватить себе приданое. Но сегодня-то! С какой стати людей принуждают жить нос к носу, стареть на глазах друг у друга, дышать вонью друг друга и улыбаться друг другу беззубыми улыбками? Как можно требовать, чтобы люди, которые любили друг друга, со спокойным сердцем наблюдали за взаимным гниением? Да еще и не смели другому слова грубого сказать! Короче, я решила пойти работать в эту лавку потому, что в ней сходятся все нити этого гадского заговора. И я, в меру своих скромных сил, спасаю женщин. Разумеется, только тех, которые сами хотят спастись. Знаю, образования у меня никакого, зато я умею читать по глазам и вижу, когда человек сомневается. В общем, стоит мне почуять, что девчонку силком втягивают в эту гнусь под названием пожизненный договор, и я стараюсь улучить минутку, чтобы поболтать с ней наедине. Завожу ее в уголок и слегка прощупываю — надо же мне убедиться, что она не просто так куксится. Если вижу, что она готова, даю ей свою визитку с номером телефона и предлагаю прийти еще раз, уже одной, без компании. Обычно она соглашается, и тогда я приглашаю ее к нам на собрание. Какое собрание? Обыкновенное, тайное. Мы их проводим прямо здесь, в подсобке, раз в неделю. Это, если хочешь, наша шпионская сеть. Мы вербуем в нее женщин, чтобы они помогали друг другу не вляпаться в это дерьмо. Я и Синди наняла только потому, что мне нужна была помощница. У нее в то время были серьезные мотивы бежать от алтаря как можно дальше.

Вот так вот. Значит, я была слепа и глуха. Все два месяца я из шкуры вон лезла, лишь бы продать побольше свадебного барахла, думая, что смогу ей понравиться, а оказалось, она ждала от меня бунта. Мое правильное воспитание еще раз подложило мне свинью. Я попыталась прокрутить пленку с фильмом задом наперед. Все верно. Теперь мне стало ясно, откуда взялись те странные открытки, на которых было написано: «Спасибо за то, что вернули мне свободу». С большим опозданием, но я поняла, о чем Лола шушукалась с Синди, о чем говорила с покупательницами, приходившими к нам в препоганом настроении, а покидавшими лавку с улыбкой на губах.