Folie a Deux (СИ) - Шишина Ксения

— Если ты хочешь этого именно со мной, то приготовься к тому, что я никуда не денусь.

— В каком смысле?

— В прямом. Я буду его полноправным отцом и пройду через всё вместе с тобой. У тебя не выйдет меня отстранить и сделать так, чтобы я исчез. И это не подлежит обсуждению. Либо так, либо никак.

— А если я… согласна?

Я не уверена, что действительно согласна. Потенциально ребёнок может дать Андерсону ещё больше власти надо мной. Негласное разрешение приезжать, когда вздумается, и звонить хоть каждый час, чтобы знать, всё ли в порядке, право претендовать на фото и видео в неограниченном количестве и, может быть, даже на меня в физическом смысле. Если в какой-то момент Райан Андерсон захочет и этого в том числе. А я ни в чём не смогу отказать. Знаю, что не смогу. По собственным эмоциональным причинам. Пока я думаю обо всём этом, Райан перемещает свою левую руку с моего плеча мне на подбородок. Смотрит на меня с непонятным выражением в зрачках, или же всё это просто обман зрения, вызванный тёмным временем суток и тем, что за мужской спиной слишком много ночного освещения, тогда как лицо преимущественно сокрыто в тени. Я не знаю, чем именно объяснить собственные странные ощущения. Но моя внутренняя спутанность идеально гармонирует со словами, сказанными чуть ли не шёпотом.

— Тогда вставай, пойдём наверх, и займись со мной любовью, Моника.

Глава девятая

Он развязывает ленты, служащие бретельками на моей блузке. Когда те спадают вниз, повисая вдоль моего тела, она остаётся удерживаемой, кажется, лишь за счёт груди. Или же посредством того, что Райан Андерсон находится невероятно близко. Прижимает меня к себе сильными, уверенными в своих действиях руками, сжимающими мою попу через ткань юбки. Поцелуй оказывается нежнее, чем я думала, что он будет. Почти медленным. И потому будто новым. Между нами словно что-то меняется. Хотя многое остаётся знакомым и уже известным. Нетерпение, желание, потребность, страсть. Я выдёргиваю рубашку из-за пояса брюк, начиная борьбу с пуговицами, едва по ставшему громче шуму волн снаружи террасы определяю, что мы наконец оказываемся в комнате. Возможно, Райан улыбается, когда чувствует мои руки рядом со своей одеждой. Нечто, что напоминает его ухмылку, ощущается в том, как он чуть отстраняется прежде, чем целует с ещё большей отдачей. Вероятно, его это забавляет. То, как я хочу как можно скорее добраться до всего, что скрыто вещами. Но мне всё равно. Я просто должна успеть. На случай, если он возьмёт и передумает.

Будто после прочтения мыслей мои запястья оказываются в плену сжатых вокруг них пальцев. И всё это, едва меня притягивают на колени, чему я невероятно радуюсь из-за получения ещё большего доступа. Но ликование в груди успевает лишь зародиться, но не укрепиться. Я только начинаю тянуться к ремню, как Райан останавливает это в мгновение ока и качает головой. Мне недоступны ни глаза, ни эмоции или мысли, содержащиеся в них. Возможно, они были бы сокрыты от меня и при свете множества ламп, но так, как сейчас, Андерсон и тем более словно сливается с чёрной мглой вокруг нас. Потому что, не считая подсветки фасада отеля, чуть разбавляющей окружающий мрак, в спальне совершенно темно. В значительной степени я вижу исключительно силуэт и общий облик, а обо всём остальном мне остаётся только догадываться.

— Не торопись, Моника. Я всё равно никуда тебя не отпущу. Это будет долгая ночь. Нам некуда спешить, — не ослабляя своей хватки, он толкает меня на спину и только после предоставляет мне свободу. Потому что ему, очевидно, требуются обе руки. Для удивительно трепетных прикосновений и поглаживаний будто всюду одновременно. Волосы, бока, бёдра. И особенно грудь. Будучи и так заведённой словами о целой ночи, я пропадаю окончательно и бесповоротно, когда чувствую первые касания и усилившуюся нужду избавиться от одежды.

Несмотря на услышанное обещание, я хватаюсь за рубашку ещё более одержимо. Просто не могу себя обуздать. Да и не хочу. Пользуясь тем, что Райан приподнимается, стягиваю её через его голову, устав выдёргивать пуговицы из петель. Моё дыхание почти останавливается. Я думаю, что, пожалуй, забыла то, как он выглядит, когда обнажён. Хотя и видела его голым в собственной ванне всего несколько дней тому назад. Но теперь всё по-другому. Более интимно и лично. Одно лишь видение груди, подтянутого живота и дорожки волос, исчезающей под брюками, делает меня возбуждённой почти до боли. Можно списать всё на то, что, расставшись с ним, я даже и не пыталась никем его заменить, и во мне просто скопилась масса нерастраченной сексуальной энергии, но в действительности она вся принадлежит ему. Вызвана им и не может быть реализована с кем-то другим. И ещё это, пожалуй, впервые лишь мы. В этой комнате, в этой кровати, без мыслей о реальности, оставшейся где-то далеко. По крайней мере, я о ней не думаю.

Он возвращается ко мне и дотрагивается до моей левой щеки прежде, чем вновь целует. Трепетно, но непоколебимо. Я обнимаю его руками и ногами. Немного страшусь, что он попытается избавиться от этого, от меня в таком количестве, но в ответ ощущаю левую руку, оголяющую правую грудь тянущим ткань движением. Блузка собирается в складки на талии. Мешает мне чувствовать соприкосновения в полной мере. Я хочу её снять. И вообще избавиться от всей одежды, ещё остающейся на нас. Ладони проникают под пояс брюк, и, чуть отстранившись, я фактически молю:

— Разденься… Пожалуйста, разденься. Сейчас. Немедленно. Пожалуйста.

— Ты можешь сделать всё сама, — почти шепча, отвечает он. Давая разрешение делать, возможно, всё, что только заблагорассудится. Влезть к нему в душу, остаться там жить. Сломать нынешнего Райана Андерсона. Или даже попытаться изменить. Или лишить всего, что ему дорого. Но я просто хочу его внутри. В себе и рядом с собой. Может быть, всегда.

Пряжка поддаётся без особых усилий. То же самое касается и пуговицы с молнией. А потом вес тела всё-таки исчезает. Я смотрю на то, как Райан покидает кровать и исполняет мою просьбу, вслед за чем хватается за юбку и необузданным, агрессивным движением стягивает её вниз вместе с нижним бельём. Когда он оказывается между моих ног спустя несколько мгновений, то выглядит едва сдерживающимся, чтобы не сделать всё так, как ему наиболее привычно. Но я не думаю, что против. Мне, пожалуй, всё равно. Я просто желаю обладать и принадлежать. Почувствовать его после всех этих недель. Неважно, если всё опять закончится быстрым и скоропалительным трахом.

— Ты нервничаешь?

— Нет.

— Тогда почему медлишь?

— Потому что это свяжет тебя со мной на всю оставшуюся жизнь. Я не шучу, Моника. Пути назад не будет. Если это сработает, и всё закончится так, как ты хочешь, впереди как минимум девятнадцать совместных лет. Потом он или она станет уже достаточно взрослым, чтобы управлять своей жизнью относительно самостоятельно, но до тех пор… Ты уверена, что не хочешь подождать и сделать это с кем-то, кого полюбишь, и кто полюбит тебя?

— Не хочу, — лишь бы не задумываться о причинах такого своего ответа, я прикасаюсь к твёрдости ниже живота. Сжимаю свою руку вокруг члена прежде, чем в самый последний момент позволяю отнять почти проявленную инициативу.

Андерсон проникает в меня с гортанным стоном. Этот звук оседает на моих губах. Дыхания смешиваются, когда, задев своим носом мой, Райан целует меня, особенно мучая верхнюю губу. Я хочу прикасаться сразу везде, и осознание необходимости сделать выбор почти разрывает меня на части. Мои руки отдают предпочтение лицу. Потому что Райан Андерсон, с которым я познакомилась на благотворительном вечере, никогда не смотрел на меня так, как сейчас. Словно его реально тянет ко мне. Словно прямо в эту самую минуту происходит что-то особенное и сокровенное. Значительное. Важное. То, что он никогда не сможет выкинуть из головы и забыть. Сколько бы кроватей и других женщин не ждало его впереди. Я почти не удивляюсь, когда он замирает, прекращая двигаться. Мне странно хорошо от мысли, что, может быть, ему надо привыкнуть к ощущениям. Разложить их по полочкам в своей голове, учитывая, как всё это ново. Быть друг с другом без всяких преград и защиты. Чувствовать всё так, как задумано природой. Промедление почти сводит меня с ума. Да, оно томительно прекрасно, но я изнываю от нетерпения. Чуть шевельнувшись, насколько это позволяет вес тела надо мной, пытаюсь всё изменить и тут же чувствую частичную потерю контакта. Различаю лукавую улыбку, которая содержит в себе не только будто насмешку, но и что-то ещё. Что-то вроде неуверенности. Или же беспокойства.