Шоковая волна - Дороти Девис

Студенты согласились. Прощаясь, я всем пожала через стол руки. Форбс последовал моему примеру. Я не стала допивать пиво, ибо, осмотревшись, давно поняла, что в этом помещении удобства для женщин не предусмотрены.

Эверетт провел нас по коридору к двери в тюрьму и на прощание дал совет:

— У них больше прав, чем гражданской ответственности, и к тому же вы не обязаны терпеть их брань и грубость.

Он нажал кнопку звонка, охранник принес ключ и открыл железную дверь. В небольшой комнатке у входа в тюрьму он внес в книгу наши имена и время прихода. Затем провел нас по коридору и свернул, не доходя до кухни. Но я все же краем глаза успела заметить даму в белом, миссис О’Мэлли, при исполнении своих обязанностей. Далее мы минули гардеробную, где висела верхняя одежда заключенных, помеченная бирками с именами и номерами камер. Чем глубже мы проникали в чрево этого старого тюремного здания, тем зловонней становился воздух, пахло крысами, и мне вспомнилась вонь сточных канав предместий Парижа, тем более, что изредка ко всем прочим запахам в коридоре примешивался запах жареного лука из кухни миссис О’Мэлли.

Наконец мы оказались в большой, похожей на клетку, комнате. Перед нами была перегораживающая ее решетка, а за нею виднелась противоположная стена с привинченными к ней скамьями. Здесь охранник остановил нас, и мы ждали до тех пор, пока из левой двери один за другим, цепочкой, не вышли несколько молодых людей. Охранник выразительным жестом большого пальца указал им их места за решеткой. На молодые лица уже легла серая печать тюремной усталости. Пока они проходили в дверь, мой любопытный взгляд успел разглядеть за их спиной ряд камер и тусклые лампочки в сетках под потолком. По-прежнему где-то громко играла рок-музыка и слышались выкрики. Однако дверь, впустив арестантов, захлопнулась. Охранник, отступив на шаг, знаком разрешил нам войти к ним.

Появление Форбса вызвало реакцию недовольства среди заключенных, однако, он, подняв руки и как бы понимая их, тут же сказал, что готов сразу же уйти.

— Так уж получилось, джентльмены. Гиллспи попросил меня навестить вас, а доктор Форбс вызвался меня сопровождать, — поспешила объяснить я.

— Кстати, я так же, как и вы под подозрением, — пояснил Форбс, словно это было наилучшей рекомендацией в его пользу.

— Но вы не в тюрьме, док, — лениво растягивая слова, — произнес Йегер.

— Вы хотите, чтобы я ушел?

— А я хочу, чтобы вы остались, — вмешалась я. — Иначе мы уйдем оба.

Студенты еще немного поворчали, но потом согласились давать интервью в присутствии Форбса. Я их не винила. Они согласились на встречу со мной, не подозревая, что он тоже будет.

— Я буду сторожить вас, — сказал охранник, открывая и закрывая ключом замок решетки.

Вслед ему полетела брань. Охранник, ответив вместо слов не менее оскорбительным жестом, удалился.

— Вы уже договорились о сумме залога и поручительстве? — спросила я.

— Нам даже не предъявили обвинения, — взволнованно сказал один из студентов.

— Вы хотите, чтобы они это сделали? — спросила я.

— Да, но это нам мало поможет, мэм, если не будет кого-либо, кто вмешается! — воскликнул Йегер. — А раз такой человек вы, то почему бы не обговорить все? Разве нам здесь хорошо? Черт побери, конечно, нет! Нравится нам, что они так боятся нас, что решили посадить в каталажку? Да, черт побери, нравится!

— Начнем с фамилий и возраста, — я села на одну из скамей, Форбс на другую. Ребята расселись на холодном цементном полу, скрестив ноги, и уставились на меня.

— Вы получите ревматизм задницы, — заметила я.

— Еще одной болью в заднице станет больше.

Все они были студентами. Александру Йегеру было двадцать один год, он был самый старший и говорил за всех. Из шести юношей четверо были из шахтерских семей, в том числе и сам Йегер. Он был толст и лицом неприметен на первый взгляд. Но глаза за толстыми стеклами очков говорили о многом.

Он заговорил первым:

— Началось все в восемь тридцать вечера в помещении Студенческого союза. Мы резервировали там помещение. Я, как дурак, регистрируюсь, что мы — ББШ, то есть Братство безопасности шахт. Только мы это проделали, как вдруг заметили, что возле нас крутятся какие-то личности. Они то входят в наш номер, то выходят: то портье с чашками на подносе, то кто-то еще с кофеваркой в руке… Наконец мне сообщают запиской, что за нами установлена слежка и подслушивание. Я спокойно, очень спокойно, пытаюсь поменяться номерами с каким-то футболистом, но тут появился откуда ни возьмись уборщик мусора. И все это откровенно и нагло. Я заявил претензии управляющему, и вот что из этого получилось. Нас просто выставили. Предлогом для управляющего был аргумент: не все, мол, у нас студенты. Но мы никому и не говорили, что у нас только студенческая организация. Из-за постоянного прослушивания мы потеряли половину наших членов, которых это сильно напугало. И, представляете, это все были старые профсоюзные лидеры, они хвосты поджали от страха. Вот и осталось нас не больше десяти. Куда идти? Мы как раз были где-то поблизости, когда вдруг увидели профессора Ловенталя, а с ним и мисс Америку. Меня сразу же осенила идея: а почему бы нам не собраться у профессора? Он никогда никому не отказывал, если кому-то хотелось поговорить о мире на земле или нужен был его ксерокс… У него всегда были открыты двери для таких гостей. Я понимаю, записывать в журнал свой приход вечером или же уход — это просто фарс какой-то. Однажды кто-то даже расписался: Джон Диллинджер, ну вы знаете, знаменитый гангстер. Как бы то ни было, я догнал профессора и спросил, не позволит ли он нам собраться в его кабинете, часика на два, не больше. — «Нет, Йегер, — сказал он мне, — боюсь, что не смогу этого сделать». Разве это похоже на нашего профессора? Как вы считаете, док?

Форбс вздрогнул.

— Нет, не похоже, — ответил он.

Йегер секунду или две молча смотрел на Форбса, Я никак не могла понять, почему. Однако взгляд Йегера мне не понравился. В лучшем случае в нем было нахальство.

Но он повернулся ко мне и продолжал:

— Тогда мы собрались у Гилли, и если и его апартаменты прослушивают, как он считает, то они, сволочи, хорошо знают, что держат нас здесь напрасно. И вот что они на нас хотят навесить: мы, мол, подождали, когда профессор, проводив Нелли, вернулся к себе в офис, последовали за ним, проникли в административный корпус и свели с ним счеты, а на прощание ударили по голове и учинили в его кабинете разгром. А что касается эмблемы мира, написанной на столе, то полиция и все господа в городе хорошо знают, что это не наш знак, мэм. Во всем виновато наше собрание, за это нас здесь и держат. Оно против них, это они отлично знают. Они боятся ББШ больше, чем СДО.

Все дружно согласились с Йегером.

— А что это за ББШ, позвольте спросить? — поинтересовался Форбс.

— Братство безопасности шахт.

— Но вы же физик-теоретик, а не мальчик на побегушках у промышленных воротил.

— Вы правы, док, — согласился Йегер, как мне показалось, покровительственным тоном, за что мне захотелось тут же осадить его. Я почти с отчаянием подумала о том, что Форбсу едва ли преодолеть эту взаимную антипатию.

— Что такое СДО?

— Студенты за Демократическое общество.

— A-а, эти, — сказал Форбс с уничтожающим презрением.

— Кого вы имеете в виду, когда говорите о господах? — вмешалась я.

— Владельцев шахт, профсоюзных боссов, политиканов, Стива Хиггинса, — и, обратите внимание, док, — декана Борка, эту жабу-быка, самого главного сводника и доносчика в этом списке промышленных господ.

— Жаба? А какую кличку вы дали мне? — спросил Форбс.

— Вы действительно хотите это знать, док?

— Ладно, можешь не говорить.

— Вас здесь долго не продержат, — сказала я. — Нора Феллан пытается найти вам адвоката. Впрочем, они просто могут выгнать вас отсюда.

— Скажите Норе, чтобы бросила эту затею. Пусть лучше устроит так, чтобы газета «Индепендент» напечатала о том, что нас арестовали. Она может послать сюда кого-нибудь из репортеров и мы сообщим ему, о чем мы вчера говорили на собрании. Это сущий динамит. Я не хочу обижать вас, мэм, но нам важнее статья в местной прессе.

— Лучше берите то, что можете взять сейчас, или вам не терпится снова в камеру?

— О, черт! В эту вонючую дыру.

— Вы и впрямь помочились в тарелки с ужином? — вспомнила я жалобу Тарки.

— Нет, мэм. У нас не выносят горшки с нечистотами, поэтому мы вылили им все в пустые подносы.

— Горшки? Ночные горшки?

— Ну, как их там называют? Ведра, параши, — насмешливо ответил Йегер. — Одной из причин, почему я хотел бы торчать здесь, это возможность очищать свой кишечник с пользой для общества.

— Но вы в конце концов все же провели свое собрание в доме Гиллспи? — поспешила я переменить тему. — Кто там был еще, кроме вас?