Красота требует средств - Галина Балычева

ли где-нибудь еще сохранились такие старые замки, а если и сохранились, то вряд ли кто-нибудь в них живет.

— А он что, из тех, что ли... ну из принцев крови? — поинтересовалась я, услышав фамилию дяди Пьера.

— Почему это из принцев крови? — хохотнула Ленка. — Обыкновенный богатый француз из обыкновенной семьи, среди предков которой особ королевского рода никогда не наблюдалось. Впрочем, иногда он намекает на какие-то там свои графские корни, но врет, конечно. Просто раз он живет в замке, который, кстати сказать, и купил-то не очень давно, ему хочется, чтобы все думали, что и родословная у него соответствующая.

Я покачала головой.

— Просто у него такая редкая историческая фамилия, что я и подумала, что, может быть, он из тех самых Конде, которые заговор против короля учиняли.

Ленка взглянула на меня и снова хохотнула.

— Ты глухая, что ли? Я же сказала, что фамилия нашего Мориса не Конде, а Кюнде, и ни к каким кровавым событиям прошлых лет он отношения не имеет.

— Серьезно? — огорчилась я. — А я уже размечталась, что буду жить в замке самого настоящего потомка Конде.

Однако упоминание о кровавых событиях прошлых лет вернуло меня к событиям сегодняшнего дня — сработало, так сказать, ассоциативное мышление.

И хотя никакого кровопролития пока еще, слава богу, не произошло, все же стоило Ленку предупредить, чтобы была поосмотрительней, и проинформировать о похождениях ее неблаговерного муженька.

Очень может быть, что Ленке действительно угрожает опасность.

— Слушай, Лена, — я перестала смотреть в окно и повернулась в ее сторону, — а какие у тебя отношения с мужем? Вы случайно не ругаетесь?

Ленка бросила на меня короткий взгляд и снова уставилась на дорогу, потому что движение в центре Парижа в час пик, как и в Москве, довольно оживленное, и расслабляться за рулем не стоит.

— Ты хочешь сказать, что это Пьер, что ли, пытается меня убить? — в лоб спросила она. — И подозреваешь его? — Ленка хохотнула. — Ну это вряд ли. — Она отрицательно помотала головой и, поддав газу, ловко обогнала зазевавшийся на светофоре ярко-желтый «Рено».

Вот же удивительная вещь. Судя по всему, водить машину Ленка начала уже здесь, во Франции. В России на приобретение автомобиля у нее все равно не было денег, поэтому и учиться его водить было абсолютно бессмысленно.

Так вот, во Франции такие фортели, как обгон впереди стоящего автомобиля на светофоре, мягко говоря, не приветствуются. И где только Ленка научилась этим фокусам? Может, это у нас, у россиян, генетическое?

— Во-первых, Пьер — человек очень мирный и незлобивый, — сказала Ленка. — Именно про таких и говорят, что они даже мухи не обидят. А во-вторых, ты не забывай, что он человек нездоровый — у него же больные почки и сердце иногда шалит. А я все-таки как-никак врач и всегда у него под рукой. А это для больного человека, согласись, очень удобно, тем более, что заболевание у него весьма деликатное. Мне ведь и теперь частенько приходится ставить ему катетеры, а это для мужчины не самая приятная процедура и к тому же болезненная. Так уж пусть ее лучше жена делает, чем какая-нибудь молоденькая приходящая медсестричка. Пьер ужасно их стесняется, этих медсестер, и всеми правдами и неправдами отказывается ложиться в больницу. Предпочитает домашнее лечение у своего персонального, как он меня называет, доктора. Поэтому рубить, что называется, сук, на котором сидишь, Пьер не стал бы. Это было бы по меньшей мере неразумно. Ты не согласна со мной?

Я хотела сказать, что согласна, и вообще ничего такого про ее мужа не говорила. И это она сама сказала, что будто бы я подозреваю ее мужа в покушении на убийство, а я, кстати сказать, еще ничего такого не говорила, просто спросила, не ругаются ли они.

Однако вставить хоть слово в Ленкин поток слов мне не удалось. Она трещала, как заведенная.

— Смешно даже представить себе Пьера, сбрасывающего мне на голову цветочный горшок или же пытающегося задавить меня на том ненормальном «Ситроене», который мчался на меня с бешеной скоростью. Да он бы первый умер от разрыва сердца, если бы сидел в том самом автомобиле, потому что совершенно не переносит быстрой езды. Когда я езжу с ним в одной машине, то вся просто чесаться начинаю от злости и нетерпения. Мы тащимся со скоростью ослика, запряженного в цирковую тележку. И потом, зачем ему меня убивать?

Вот это был правильный вопрос. С него и надо было начинать. Действительно, чего ради Ленкиному мужу понадобилось бы ее убивать? Я лично этого не знала. Я просто спросила, ругаются они или нет. И надо было просто и ясно ответить на мой вопрос. А Ленка начала огород городить со своими катетерами.

— Ленка! — я повысила голос, чтобы прорваться сквозь поток ее возражений. — Ничего плохого про твоего мужа я сказать не хотела. Я только спросила, хорошо ли вы с ним живете.

Ленка повернула ко мне голову и саркастически усмехнулась.

— Ну я же понимаю, что ты подразумевала под этим вопросом. Но нет, Марьяшка, ничего подобного нет. Живем мы с Пьером хорошо. Всякое, конечно, случается, как и в любой семье, приходится порой на что-то закрывать глаза, с чем-то мириться... А что делать? Но в общем и целом мы неплохо ладим. И уж если бы я ему настолько надоела, что он захотел бы от меня избавиться, то уж поверь, он не стал бы меня убивать. В конце концов мы цивилизованные люди, и что может быть проще развода?

— А раздел имущества?

Про раздел имущества я упомянула не потому, что на самом деле подозревала Пьера в нехороших намерениях, а просто потому, что если уж действительно говорить о разводе, то как раз при разводе раздел имущества, если к тому же имущество большое, вполне может стать причиной для убийства одного из надоевших супругов.

Однако Ленка и теперь только рассмеялась.

— По брачному контракту после развода, если таковой случится не важно по чьему желанию, я практически ничего не получаю. То есть с чем пришла, с тем и должна уйти. Так что ни о каком разделе имущества речи быть не может.

— Ничего себе! — присвистнула я. — Ты ему, значит, всю жизнь катетеры ставить будешь, а если что случится, то в результате сама ни с чем останешься? Так что