В гнезде Орла - Николай Никишин

их на бумаге, электронные носители у вас, как «иностранных граждан», могут изъять на проверку, бумага никому не нужна.

— Нам нужно просто передать посылку? — спросил Максим. — Это вся наша задача?

— Первоочередная. В городе вы долго не пробудете, можете вызвать подозрения, поэтому через несколько часов после прибытия отправитесь в Кракау (Краков) и там встретитесь с нашим агентом внедрённым в ряды Гестапо. Получите у него информацию, а дальше будем держать связь. О нём подробнее вам сообщать на месте. В Воронеж вас встретят. Сегодня на десять вечера у вас поезд из Плескау. Ещё вопросы?

— Почему всё происходит именно сейчас? — Анна не могла не спросить.

— После пятидесятилетнего правления Оливера Штайнмайера Рейх обрёл некую стабильность. Сейчас на пороге выборов в воздухе витает напряжение. Кто займёт его место из двух кандидатов, предлагающих совершенно «разные» пути развития, очень сложно спрогнозировать. Вы знаете, что не важно кто станет новым рейхсканцлером, а народ нет. Когда начнётся второй этап нашего плана, то вы увидите насколько народ боится изменений!

— Неопределённость пугает… — усмехнулся Максим.

— Верно! У Штайнмайера, при всех его недостатках, была и есть слишком большая поддержка, не только у немцев, но и среди фактически всего населения Рейха. Вот у других кандидатов такого нет. К обоим есть уважение, но не более. Они не остановят разгневанную толпу, когда мы в открытую заявим о себе через две недели!

— Штайнмайер ещё остаётся рейхсканцлером. Он может выйти к народу и… — вслух задумалась Анна. Но не договорила.

— У рейхсканцлера здоровья осталось на три раза посрать сходить… — перебил Матвей, который всё время незаметно подслушивал разговор, стоя в проходе. — Никуда он не выйдет.

— Грубо, но верно. — Алексей Петрович недовольно посмотрел на паренька. О его манерах он поговорит с ним позже. — Штайнмайер болен, неоперабельным раком лёгких. Информация подтверждена прямиком из рейхсканцелярии. Ему не долго осталось. — Он посмотрел на Анну и Максима. — Вы молодые люди, можете идти, а вот ты, Матвей останься. Твоё поведение вызывает у меня много вопросов.

Глава 7

Харм успел разослать ещё нескольких агентов по другим рейхсгау. Теперь оставалось обсудить все дальнейшие действия в узком кругу тех, с кем пятьдесят лет назад он изменил Рейх. Правда, оставшись руководителем Абвера, он слишком поздно заметил, что не все его коллеги чётко и сложено выполняют свои обязанности. Нужно было что-то менять, правда уже поздно. Противник сделал свой ход в партии, теперь очередь за Хармом. В молодости он проиграл не мало игр своему начальнику Генриху Мюллеру, тот его научил, что любую партию, даже самую безнадёжную, можно обернуть в свою пользу. В данный ситуации всё только началась, можно даже взять инициативу в свои руки.

— Хайль Рейх! — троя мужчин поприветствовали Харма и отвлекли его от размышлений.

— Хайль Рейх, — ответил Харм. — Проходите. — троя мужчин в чёрной форме сели в кресла на против директора Абвера. Они редко собирались вместе, даже сегодня одного не хватало, хотя всё движется к тому, что их квинтет превратиться в квартет. — Не для кого не секрет, цель нашего сбора, но прежде, чем мы начнём, не могу не предложить выпить.

— Я откажусь, как остальные не знаю, — ответил самый молодой из компании, семидесятипятилетний рейхсфюрер СС, круглолицый, лысеющий, с усами щётка под носом Юрген Кац. — Времена настали тяжёлые. Только в одном Линдеманштадте десяток моих офицеров, теперь можно опознать только по ДНК.

— Ночка сегодня и впрямь выдалась тяжёлая. Есть большие потери в технике, флоте, авиации. Но мы найдём тех, кто стоит за терактами и показательно уничтожим, — твёрдо сказал восьмидесятилетний Военный министр Марио Штиндел, гордо сидящий в своём мундире рейхсмаршала. На его левой груди гордо красовался железный крест[1].

— Герр Штиндель, это были никакие не теракты, это акции протеста, которыми повстанцы, или как они себя в своих кругах называют, хотят нам показать, что власть выскальзывает из наших рук, — Харм разлил по бокалам коньяк. — Ситуация шаткая. Они готовили их давно. Всё было чётко спланировано и как точечно.

— Это всё ошибка создания рейхсгау на территориях бывших рейхскомиссариатов, — заговорил высокий семидесятипятилетний министр пропаганды Рудольф Альтман. Он взял бокал из рук Харма и поболтал в нём по стенкам карамельную жидкость. — Слишком много свободы они получили. Мы их уровняли, тем самым изначально выстрелили себя в ногу.

— Соглашусь, герр Альтман, вы говорите правильно, но давайте обратимся к истории и поймём, почему всё произошло так, как произошло, — Харм спрятал руки за спину и принялся расхаживать по кабинету. — Ведь нам надо копать глубже, и не семьдесят третий стал годом изменений. Всё началось намного раньше, — он подошёл к висевшей на стене карте Рейха. — Начнём с самого начала. Тысяча девятьсот сорок шестой. Прошло три года с разгрома советских войск под Сталинградом. Гитлер полагал, что быстро добьёт остатки армии красных, которая к тому же оказывает ожесточённое сопротивление японцам на Дальнем Востоке. Но он ошибся! Линия фронта застопорилась, русские не собирались после череды разгромных поражений сдаваться, армия Вермахта упёрлось в непробиваемую оборону.

— Я не понимаю вас, герр Келер, — Марио с бокалом откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. — Речь сейчас идёт о целостности Рейха, а вы собрались устроить нам урок истории.

— Господа, слушаем! — попросил Харм, взял свой бокал со стола и сделал маленький глоток. — Фюрер и всё его окружение понимают, даже если прорвут оборону русских и захватят с японцами всё