Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.) - Леонид Горизонтов

В подписанном 8 июля 1868 г. указе о порядке перечисления жителей из России в Царство Польское и обратно полякам Царства запрещалось «впредь до особого распоряжения» переселяться не только в западные губернии, но «равно в прилегающие к ним губернии и область Бессарабскую»103. Правительство явно учитывало перспективу «разрастания» Западного края и, стремясь тому воспрепятствовать, спешило создать между ним и Центральной Россией своеобразный санитарный пояс.

Рост польского населения в пределах пояса, окаймлявшего Западный край с севера, востока и юга, был прямым следствием особенностей карательной политики правительства в последней трети столетия. Контроль за репрессированными в местах отбывания наказаний все более отходил на второй план перед лицом проблем, встававших на повестку дня в связи с амнистиями. Они начались вскоре после подавления восстания и продолжались вплоть до 1883 г.: число ссыльных в азиатских владениях Империи таяло, тогда как в европейской ее части количество бывших инсургентов угрожающе росло. Широко практикуя смягчение приговоров, власти строго следили за тем, чтобы получившие свободу не могли обосноваться в западных губерниях. Царство Польское было для них много доступнее, и, не имея возможности вернуться к домашним очагам, уже во второй половине 60‑х гг. там поселилось до 6 тысяч амнистированных уроженцев Западного края. Кроме того, представители этой категории стремились оседать вдоль границ западных губерний, в особенности в тех районах, которые примыкали к наиболее заселенным поляками территориям 104. Вместе с бывшими участниками восстания, в такие места потянулись поляки, лишенные права приобретать земельную собственность на родине. К середине 80‑х гг. вновь образовавшиеся польские анклавы стали настолько заметным явлением, что на них обратил внимание К. П.Победоносцев.

В январе 1885 г. Победоносцев открыл «едва ли не самое опасное польское гнездо, какое только есть в России». Речь шла о Зель–бургском благочинии Курляндской губернии, длинным клином врезавшемся в территорию Западного края. Именно здесь, по наблюдению обер–прокурора, полякам удалось уйти от надзора властей. «Немец, — сообщалось царю, — сошелся с поляком в стремлении изолироваться от всякого русского влияния, и немцы, с своими особливыми учреждениями, совсем закрыли от правительства поляка с самою усиленною его пропагандой». Административная граница, несмотря на активное участие благочиния в восстании, явилась непреодолимой преградой для всей системы антипольских мер, разработанной Петербургом. «Во дворах польских помещиков свободно проживают и действуют «гости из Литвы и Польши»», а «в Иллуксте собралось на жительство до 40 ксендзов, возвращенных из Сибири»105. В целом по Иллукстскому уезду поляки составляли более четверти населения — явление, единственное в своем роде для Остзейского края 106.

Не прошло и трех лет, как на стол Александру III легла новая реляция Победоносцева на польскую тему. На сей раз он бил тревогу по поводу колонизации Смоленской губернии. Проникновение поляков опять–таки началось с приезда бывших ссыльных, которым запрещалось возвращение в западные губернии. «Поляки двигаются систематически, — предупреждал Победоносцев. — Краснин–ский уезд — лучший в губернии по качеству земель коренной русский помещичий уезд, скоро станет совсем польский. Большинство имений куплено поляками, которые дают уже тон и уездному земству» 107 Надо сказать, что, со своей стороны, русские Смоленщины предпринимали шаги по скупке земли в западных губерниях. «Предполагалось, — сообщает И. Давыдов, — установить постоянную связь между владельцами приобретаемых имений и земством губернии, нечто вроде отношений колоний к метрополии; русское общественное мнение отнеслось весьма одобрительно к проекту подобного общества»108. Беспокойство Победоносцева разделял один из самых видных его оппонентов в правительстве Александра III, Н. Х.Бунге. «Еще вопрос, — замечал он, — не возмещает ли в большей мере польское землевладение свои потери в западных губерниях приобретением недвижимых имуществ в губерниях Херсонской, Бессарабской и др., пограничных с западными»109.

Появление во второй половине 80‑х гг. в переписке Победоносцева с царем двух предостережений о польской опасности за пределами Западного края и Царства Польского имело очевидную политическую подоплеку. Самые неблагонадежные из поляков — мятежники 63‑го года, — пользуясь региональным характером правительственных мероприятий, распространяют сферу польского влияния. Значит, ограничительным законам надлежит придать более широкий размах.

Время для решительных действий пришло на рубеже 80–90‑х гг., когда, вне прямой связи с польским освободительным движением, но зато в широком контексте политической реакции в отношении инородцев и национальных окраин, поднялась новая волна притеснений поляков. 25 мая 1888 г. Александр III утвердил подробнейшую инструкцию о службе инородцев в военном ведомстве (йолно–стью публикуется в Приложении № 2). Из 94 параграфов документа 80 целиком адресованы католикам, что, на наш взгляд, лишний раз отражает значимость польского вопроса для национальной политики имперского правительства. Являясь опытом кодификации всех принятых к тому моменту запретительных и ограничительных норм, инструкция свидетельствует, что именно антипольское законодательство отличалось наибольшей разработанностью. Тем не менее 54 параграфа (т. е. порядка двух третей) вводили новые установления.

За два месяца до высочайшего утверждения этого уникального документа министр путей сообщения проинформировал главу военного ведомства о том, что западные генерал–губернаторы обращаются к нему «с ходатайствами о принятии мер к уменьшению числа лиц католического вероисповедания, служащих на железнодорожных линиях». В этой связи он просил своего коллегу по кабинету поделиться действующими в Военном министерстве правилами, дабы «при рассмотрении этого вопроса сообразоваться»110. Следует заметить, что само железнодорожное ведомство имело долгий опыт борьбы с «полонизмом»: почти сразу после Январского восстания, например, стали собираться сведения о поляках, занятых на Московско — Нижегородской дороге 111.

Помимо Министерства путей сообщения, инструкция от 25 мая была послана «для сведения» директору департамента полиции В. К. Плеве и начальству ряда других учреждений, ответственных за важнейшие отрасли администрации 112. Руководители Военного министерства, которое в милитаризованной Империи занимало особое место, не замыкались в сугубо армейской сфере. Д. А.Милютин писал в своих воспоминаниях о способности поляков «протираться во все части администрации, занимая влиятельные должности, наполняя все специальные технические ведомства, как то учебное, почтовое, телеграфное, железнодорожное и т. д.»113. Бывшие земли Речи Посполитой имели к тому же выдающееся стратегическое значение. Можно поэтому не удивляться, что координирующая роль в разработке антипольских нормативов принадлежала именно военным.

В 1889 г. при Министерстве путей сообщения с участием представителей Военного министерства и МВД было образовано особое совещание для обсуждения вопроса об ограничении числа поляков и евреев, обслуживавших железные дороги и иные средства коммуникации в губерниях западной полосы Империи. Согласно заключению этого совещания, «процентное отношение лиц русского и нерусского происхождения в низших должностях подлежит установлению на каждой отдельной дороге и по каждому роду должностей в зависимости от племенного состава местности, данною дорогою прорезываемой». В октябре 1892 г. по инициативе варшавского генерал–губернатора И. В.Гурко созывается новое совещание с участием военного министра, а также министров внутренних дел и путей сообщения, разработавшее более подробные инструкции 114. Согласно свидетельству вхожего в высшие петербургские сферы Я. Яцины, в рассматриваемый период была установлена ««линия безопасности» в России, призванная защитить от вредной деятельности поляков на государственных должностях и во всяком ином качестве; переступить за эту линию не мог ни один образованный поляк, равно как и рабочий. Начиналась она на Висле и пролегала сначала через Урал, затем сибирские тундры и так до самого Тихого океана; для каждой сферы были определены места, на которые запрещалось принимать поляков»115. Действие секретного законодательства отмечалось многими современниками. По свидетельству жандармского генерала А. И. Спиридовича, дело доходило до преследования «польских бородок». Начинавший службу на юго–западных железных дорогах С. Ю.Витте считал кампанию по удалению поляков с казенных мест «данью безумному политическому направлению» и 6.