Загряжский субъект - Василий Афанасьевич Воронов

Веди нас твердою рукою,

Кукуй-Прискоков атаман!

Правь мудро, долго, неусыпно.

Здесь все твое, куда ни глянь.

И славен будь вовек и присно,

Кукуй-Прискоков атаман!

Утром Кукуй-Прискоков двумя пальцами взял «Загряжские ведомости», слегка поиграл челюстями, позвал помощника.

– Какой Степан? Какой атаман? Покажи мне этого идиота!

Сияющий Певзнюк явился пред светлые от бешенства очи бывшего боксера. Кукуй мрачно смотрел на потную улыбающуюся по-китайски голову Певзнюка, прошептал с усилием:

Я тут о бане подумал… Назначаю тебя директором муниципальной бани.

Певзнюк сгребал пот ладонями, кланялся.

– Э-э… спасибо. А газета?

– Газету передашь нынешнему директору бани.

– Э-э… Он неграмотный.

– Зато стихов не пишет!

– Э-э…

– Я сказал, иди в баню!

Деревянный хряск кулака по столешнице.

Певзнюк спиной открыл дверь и, пятясь задом, спустился по лестнице.

А что же Курлюк? Курлюк всплыл в городке Забалуеве, на своей родине. Вместе с Эвелиной. Отряхнув с себя прах загряжской мэрии, соратники проснулись собственниками городка Забалуева. Владельцами фабрик, заводов, банков, пароходов и знаменитой «Забалуевки». Жизнелюбивый Гаврила все устраивал как бы шутя, между делом, весело и нахально.

Гаврила широко раскинул паутину, закрепил концы и, как главный паук, уселся посередке. Он стал президентом холдингов и компаний, вожжи были в его руках. Себя он скромно именовал председателем городка Забалуева. Неофициально без его державного согласия не назначался ни один крупный чиновник, не исключая мэра. Последним приобретением Гаврилы стала Эвелина. Со своей женой, приученной к безропотному послушанию, разговор был короткий:

– Ты, мать, переезжай на новую квартиру… А моей женой пока побудет Эвелина.

2

Отыскался и Зинкин след.

Однажды, объезжая забалуевский рынок, Гаврила Курлюк стал очевидцем характерной сценки. У грязной оранжевой палатки назревала потасовка. Двое подростков отнимали у цыганки сверток, который она пыталась спрятать за пазухой. Один из них держал в руке нож.

– Отдай, или сдадим ментам!

Цыганка визжала, отчаянно брыкалась и толкалась локтями. Парень приставил нож.

– Отдай!

Цыганка ловко поддела его носком между ног. Подросток вскрикнул, согнулся пополам и упал. Второй на секунду отпустил сверток и тут же получил тычок в нос. Цыганка схватила доску от ящика и колотила его по лицу, по рукам, до крови.

Курлюк вышел из машины и молча наблюдал за дракой. Из-за угла выскочил лохматый цыганчонок и кобчиком напал на обидчиков. Те, вяло огрызаясь и отмахиваясь ножом, дали отступного. Цыганка плакала, размазывая слезы кулаком.

– Проклятые! И вы со своим батьком проклятые! Дура, связалась с наркотой! Где ты пропал?

Цыган ласково обнял ее за голову.

– Не лякайся, Зинка, я туточка близенько. Знаю этих хлопьят. Мы их трошки накажем, ридна мамка не узнае.

Цыганка шлепнула его ладошкой по лбу. Хватит с меня! Уеду домой!

Хлопец успокаивал девчонку, обещал все уладить с батькой и виновато собирал в коробку разбросанные пачки сигарет. Курлюк подошел к девушке и спросил неуверенно:

– Ты не из Загряжска, красавица?

Девчонка со страхом смотрела на толстяка, она узнала его.

– Да… – опустив глаза, ответила она.

– За наркотики я наказываю, – строго сказал Гаврила. – Садись в машину, поедем к хозяину. – Курлюк взял девушку под локоть.

– Эй! – крикнул цыганчонок. – Стой, Зинка!

Хлопец в два прыжка оказался перед незнакомцем.

– Не шуткуй, дядько! Зинка – моя сестра.

– Хорошо, – вежливо сказал Гаврила, – и ты садись.

Батько Карпо, увидев важного гостя, вскинул руки и, обхватив голову, запричитал:

– Господин Курлюк! Господин Гаврила! Шо воны, бисовы диты, наробыли?

Курлюк длинно поглядел на цыгана, взял его за ухо, вывернул с силой.

– Я тебе запретил появляться в моем городе. Придется наказать.

Батько Карпо приседал, пританцовывал вокруг Гаврилы и свирепо зыркал на Иванчика и Зинаиду.

– Геть! Шоб мои очи не бачили! Господин Курлюк, господин Гаврила! Уважьте цыгана Карпо, милости просимо, покушать-попить…

– Спасибо, добрый человек, – с излишней любезностью поклонился Курлюк. – Пойдем потолкуем.

Через некоторое время Курлюк вышел из беседки под руку с Зинаидой, а сияющий, мокрый от пота батько Карпо подпрыгивал перед ними, отчаянно жестикулируя.

– Ай, какая голова, господин Курлюк! Как гарнесенько все обдумал! Мабудь, блысне нашей Зинаидочке счастье.

Карпо хлюпнул носом и бережно вытер слезу.

– Ты ж моя, доню, я ж тебе кохал. Та на счастье выкохал. Сколько ни есть гарных девчат, а ты теперь самая гарная и самая счастливая. Споминай батьку Карпо на добром слове. Мы зараз едем в Краснодар, господин Курлюк, навидывайтесь, будемо радесеньки…

Из дома выскочил Иванчик и завопил от ярости и страха:

– Батько! Не отдавай Зинку чужому дядьке!

Карпо погрозил кулаком и сделал страшные глаза. Хлопчик храбро стал поперек дороги.

– Ты не батько, ты бандюк! Отдайте Зинку. Я жениться буду, она моя жинка! Моя!

Иванчик схватил Зинаиду за рукав и, упираясь, тащил к себе. Батько Карпо крепко стукнул Ивана кулаком по затылку, бешено затопал ногами:

– Геть, дурко! Кнутом запорю!

Иванчик молотил Курлюка кулаками, пинал ботинками по лодыжкам, выл:

– Заре-е-жу!!!

Отец отшвырнул его, как кутенка.

– На цепь посажу! Геть, бисова дитына! Спасибо, господин Курлюк…

Машина с Курлюком и Зинаидой скрылась за поворотом.

Батько Карпо, чернее тучи, прикрыл калитку и плюнул через ворота:

– Черт! Сатана! Бандюк!

И воинственно боднул головой.

Дома Гаврила с отеческой неуклюжестью суетился вокруг Зинаиды. Заказал обед, сам приготовил ванну, достал полотенце, халат, шлепанцы и рассеянно почесывал в затылке – что бы еще? – Налил соку и, удивляя Зинаиду, приволок со двора большой букет роз, сунул в ведро и поставил на столик перед ванной.

– Вот! – сказал он торжественно. – Чтобы пахло тут… По случаю твоего освобождения.

Гаврила, к своему удивлению, волновался, ощущал хвастливую радость оттого, что нашел девчонку, помог и еще поможет ей, порадует Татьяну Веревкину. И еще – что-то давнее, почти забытое шевельнулось в его душе… Зинаида удивила его яростной отвагой на рынке. Ее глаза, сверкавшие от страха, мольбы, решимости, и заячий детский крик. И руки, отчаянно колотившие палкой обидчиков. «Ай да Зинка!» – восхищался Гаврила.

Вспомилось, как в детстве его поймали в чужом саду. Двое великовозрастных придурковатых брата стащили его, шкета, с яблони и повели топить в речку. Не всерьез, понятно, а поокунать, проучить. Схватив за волосья, стали окунать, надолго задерживая под водой. Захлебываясь, с животным страхом маленький Гаврила изловчился, расцарапал в кровь рожи братьев и убежал.

За обедом Зинаида весело рассказывала о своих приключениях. Она раскраснелась после ванны, большие темные глаза остро, озорно, по-птичьи быстро скользили по собеседнику, говорила умно, с иронией.

– Привязались ко мне страсть как. Шумливые, страшно безалаберные, а на