Ущелье дьявола - Маргит Сандему

— Значит, их слепота еще сильнее моей, — тихо сказал старик.

— Возможно, это и так. Но теперь о деле. Надеюсь, это не будет тягостно для вас, отец.

— Для меня тягостна только одна вещь, — мрачно сказал старик. — это история о том, как я лишился глаз.

— У меня есть устрашающее предчувствие того, что мне придется затронуть этот вопрос. Дело в том, что я ищу своих родственников, бесследно исчезнувших шестнадцать лет назад. И мне кажется, это должно было произойти где-то здесь.

Старик задрожал и принялся бесконтрольно шевелить губами.

— Ну, ну, — пытался успокоить его Хейке. — Я знаю, что это не вы, отец, виновны в этом. И вам не следует опасаться возмездия со стороны тех, кто ослепил вас, если расскажете мне о том, как все это произошло. Тех людей вскоре схватили в Маркарюде, и теперь они оба мертвы.

Старик перестал дрожать.

— Я хочу узнать, где похоронены обе женщины и дети, — мягко сказал Хейке. — Мой родственник, к которому они ехали, хочет знать, что с ними случилось. Он долго разыскивал их, но, очевидно, никогда не заезжал сюда.

— Здесь никто никогда не спрашивал об этом, — сказал старик.

— Да, и дом ваш совсем не виден с дороги.

— Но как ты узнал об этом, мальчик?

— Я напал на след и пришел сюда, — коротко объяснил Хейке, не желая слишком много распространяться о своих способностях. — Я очень прошу вас, расскажите обо всем, что произошло.

Старик охотно кивнул. Нарубив в лесу веток, Хейке бросил их в очаг, чтобы в комнате было светлее, хотя слепцу это вовсе не требовалось.

Лицо старика было покрыто сажей, волосы — нечесаны. Он был непостижимо беден. Единственным утешением было то, что животные давали ему молоко, яйца и иногда мясо — если у него поднималась рука, чтобы убивать своих друзей, разумеется.

— Мне кажется, вы человек на редкость храбрый, раз живете здесь совершенно один, — дружелюбно произнес Хейке. — Мне хотелось сделать для вас что-то большее, но я беден, как церковная крыса.

— Ты сделал достаточно, мальчик, и я расскажу тебе о том, чего никто еще не слышал.

В камине потрескивали дрова. В комнате стало так тепло, что старик снял свою тужурку. После этого он начал:

— То, что ты говоришь, верно. Шестнадцать лет назад на этой дороге произошло нечто ужасное.

Хейке вдруг обнаружил, что шум в голове совершенно прекратился — с того самого момента, как он вошел в дом старика. Сигналы о смерти здесь не были такими сильными, как на дороге.

— Я возвращался домой с мешком муки за плечами, смолов свой урожай зерна. И вдруг услышал за поворотом… Не плеснешь ли ты мне еще немного водки, мальчик?

— Можете выпить всю бутылку. Я пью очень мало.

Эта добрая настойка была небесным блаженством для одинокого человека, который был не в состоянии даже испечь себе картошку!

Он жадно глотнул из бутылки.

Потом крякнул, чувствуя в себе силы рассказывать дальше эту жуткую историю.

— Кто-то беспомощно плакал. Похоже, это был голос ребенка. Потом послышался женский крик, лошадиное ржанье. Уфф, это были ужасные минуты, лучше бы я вообще не приходил сюда! Ведь я ничем не мог помочь им.

Хейке стало не по себе, но ему необходимо было выслушать все до конца.

— Я увидел страшную картину. Двое мужчин наклонились над лежащей на земле женщиной, другая женщина стояла на коленях, закрыв лицо руками. На другой стороне дороги стояли дети. Они были слишком маленькими, чтобы понимать, в чем дело, но плакали они душераздирающе. Не задумываясь, я бросился к ним и закричал: «Остановитесь!» Мне не следовало бы этого делать, но я не мог смотреть на это надругательство.

— Я могу понять это, — пробормотал Хейке. Он был так взволнован, что голос его не слушался.

— И тогда они повернулись ко мне, назвали чертовым стариком, подбежали ко мне и сказали, что этого мне видеть не полагается, и прежде чем я успел что-то сказать, они схватили меня, один из них вынул…

Он не мог дальше говорить, вместо слов послышались беспомощные рыдания.

— Вам вовсе не нужно вдаваться в детали, — тихо сказал Хейке. — И тогда вы стали… Вы потеряли зрение, не так ли?

— Да, — всхлипнул старик. — А потом я, должно быть, потерял сознание от боли…

— Могу себе представить. А потом, когда вы очнулись?

— Тогда они уже ушли. И я услышал другие голоса, очень сочувственные, они говорили, что все это ужасно, что нужно похоронить их.

— Значит, тогда они были уже мертвы?

— Несомненно. И я, очевидно, застонал, когда очнулся, и эти люди подошли ко мне и занялись мной: промыли мне лицо и спросили, кто так поступил со мной. Но те, кто это сделал, пригрозили мне, что, если я проболтаюсь, они вернутся и перережут мне глотку. Поэтому я и сказал, что ничего не знаю, да так оно почти и было. Я знал только, что это были какие-то мужчины и что теперь они поспешно скрылись.

— И эти люди похоронили мертвых? Вы знаете, где?

— У дороги. Я могу приблизительно показать, где это, потому что слышал, как они копали. Они хотели взять меня в город, но я не мог бросить животных, и тогда они договорились с одним соседом, чтобы он в первые недели приходил и помогал мне. Но теперь он уже умер, и в последние годы я живу здесь совершенно один.

— Знаете ли вы что-нибудь о тех людях, которые нашли вас?

— Из их слов я понял, что сначала приехали двое из них, потом еще один. У того, кто прибыл последним, была карета, двое первых шли пешком. Но мне было так плохо, что я едва ли мог понять, о чем они говорили. Ах, это мгновенье… когда я понял, что эти негодяи сделали с моими глазами!

Старик принялся беспомощно плакать. Он пытался унять плач, но это ему не удалось. Наклонившись к нему, Хейке положил свою теплую руку на его ладонь.

— Похоже… — запинаясь, произнес старик, — похоже, в твоих руках есть добрая сила, мальчик! Как бы мне хотелось увидеть тебя! Ты, случайно, не Иисус Христос?

— Нет, нет, совсем нет, — озабоченно произнес Хейке. — Но я знаю, что такое страдание. Я сам однажды пережил это, отец. Ну, хорошо, а эти трое, прибывшие потом, они были добрые?

— О, да. Обычные, честные люди. Тот, кто ехал один, говорил очень хорошо и не по-смоландски, как и супружеская пара.

— Какого возраста были эти люди?

— Этого я не могу сказать, ведь я кричал все это время, так мне было плохо. И хуже всего были душевные муки.

Видя, что старик очень взволнован, Хейке не осмелился больше задавать вопросы.

— Я больше не буду вас спрашивать ни о чем, отец, давайте спать. Не могли бы вы завтра выйти со мной на дорогу? Как вы понимаете, я хочу найти могилы.

Конечно, он пойдет с ним. Не то, чтобы он думал, что старик ему поможет, — у него были другие средства обнаружения. Но он все равно хотел взять старика с собой, поскольку тот мог дать ценные пояснения, которые он мог затем передать Арву Грипу, если вообще когда-нибудь найдет его.