Он убил меня под Луанг-Прабангом - Юлиан Семенов

05.15

- Видишь, как забегали, - сказал Эд. - Это у них такая тактика. Они хотят, чтобы я бросил бомбы в тот момент, когда они останавливаются.

- Ты всегда так психуешь, когда их видишь?

- С чего ты взял, что я психую? Я совсем не психую. Наоборот, я делаюсь спокойным и расчетливым, когда вижу их.

Файн смотрел на лицо Стюарта: лицо его изменилось до неузнаваемости нос внезапно заострился, губы были поджаты, как у старика, и чуть посинели, и ноздри тонко трепетали.

- Не очень увлекайся, - сказал Файн. - Что с тобой, парень?

Эд ничего ему не ответил: он заходил для бомбового удара.

05.15

Сара быстро расхаживала вдоль взлетной полосы: от одного фонаря - к другому, вперед и назад. Мимо нее пронесся самолет, и горячий вихрь увлек ее следом, и она пробежала несколько метров вдоль по бетонной дорожке, не в силах противиться этому жаркому, устремленному, тугому движению воздуха.

"Я могу устоять, - подумала она. - Стоит мне только захотеть, и я смогу устоять и не двинуться с места".

Второй самолет начинал разбег в далеких голубых сумерках.

Сара напружинилась, чуть согнула в колене ногу и повернулась лицом к самолету, который несся прямо на нее по широкой бетонной полосе. И снова горячий вихрь обнял ее, и она, чувствуя, что может устоять, позволила себе пробежать следом за самолетом, уносившимся в небо.

"Скоро вернется Эд, - все время думала она. - И все станет хорошо. Так хорошо, как у нас никогда не было. Только б он скорей вернулся".

Она что-то запела, и, когда стих рев улетавшего самолета, она смогла услышать ту мелодию, которую пела. Эту песенку кричал ночью лилипут в коротких штанишках. Она продолжала петь, меряя расстояние большими шагами - от одного фонаря к другому. Она шла чуть пританцовывая, улыбаясь и чувствовала себя так хорошо, как никогда раньше.

05.17

Бомба разорвалась метрах в тридцати от машины. Комья мокрой грязи залепили ветровое стекло, и шофер машинально затормозил. Но в следующий миг он что есть силы нажал на акселератор, и машина, проехав метров десять, ухнула в воронку. Это была старая воронка, уже заросшая травой, поэтому шофер решил дать задний ход, чтобы выбраться с помощью включенного демультипликатора. Машина начала буксовать.

- Вылезайте, быстро! - сказал Ситонг очень тихо.

Он слышал, что самолет заходил для второго удара, и понимал, что в запасе еще есть пара минут.

- Бегом в разные стороны, - сказал он и ринулся направо - не к горам, что громоздились в ста метрах, а наоборот - в равнину. Степанов и шофер побежали к горам, но шофер вдруг повернулся и бросился к машине.

- Ты куда? - закричал Степанов.

- Там моя теплая куртка! - крикнул парень. - Новая, на молнии!

Ситонг услышал их голоса, обернулся и заорал страшно:

- Назад! Назад! Беги назад! Идиот! Убегай!

Он кричал, не останавливаясь, прилаживая на ходу обойму, бросив старую себе под ноги. Огромная, стремительная, все увеличивающаяся расплывчатая тень самолета неслась на Ситонга. Он упал на колено и пустил по самолету очередь, и Степанов, падая, понял, отчего он менял обойму: он поставил обойму с трассирующими пулями, чтобы отвлечь пилота на себя, чтобы заставить его на себя сбросить все бомбы.

- Ситонг! - закричал Степанов. - Ситонг!

Но Ситонг не слышал его: в небо поднялся черный столб раскаленной земли, и настала оглушительная, рвущая перепонки тишина, а после этот громадный столб жара начал медленно оседать, а после из этого - теперь уже коричневого - столба вырвалось бело-красное пламя.

05.19

- О'кэй! - сказал Эд и как-то странно засмеялся. - Эти чарли в порядке. Сейчас мы поохотимся за тем, который в нас стрелял.

Заложив крутой вираж, он лег на курс и бросил самолет в пике. Ему хотелось быть близко к этому человеку, который, по-заячьи петляя, метался на земле.

- Как он смешно прыгает, а?! - кричал он Файну.

- Эд, Эд, не сходи с ума, - быстро говорил Файн, толкая Стюарта в плечо. - Что с тобой, Эд?!

- Иди, к черту! - крикнул Эд. - Не мешай мне, идиот!

И он нажал на гашетку, и самолет затрясло, и вокруг человека на земле забурлили серые фонтанчики. Человек упал на колени, как при молитве, и пустил по самолету еще одну очередь.

Самолет резко тряхнуло, но Эд не понял, отчего так тряхнуло самолет, потому что он снова нажал на гашетку. Он увидел, как человек пустил по самолету очередь, он видел, как белые длинные тире пуль медленно неслись навстречу самолету, но он был уже не в силах свернуть от этих длинных белых тире, потому что наблюдал за тем, как человек, нелепо взмахнув руками, бросил автомат и повалился на землю.

- Ага, чарли! - засмеялся Эд. - Порядок, чарли!

И в ту же минуту в лицо ему ударила струя ледяного воздуха, лицо вмиг окровавилось от осколков стекла, и он не успел даже понять, что это разбито ветровое стекло кабины, потому что одновременно рвущая, толстая боль вошла в него, и он закричал и бросил штурвал, чтобы руками ощупать эту свою боль, а потом он потерял сознание.

05.58

Никто не видел, как самолет Стюарта врезался в скалы.

Оглохший и наполовину ослепший Степанов полз по земле, и за ним оставался кровавый след. Он полз мимо разорванного в клочья шофера, мимо раненого Ситонга - не понимая, куда он ползет и зачем. Он полз только для того, чтобы чувствовать себя живым, видимо, поэтому он так неторопливо полз. Земля была по-рассветному холодной. Он чувствовал холод утренней росы, и ему виделся громадный русский луг, над которым весенним пролетом низко летели серые птицы: впереди - гусыня, а сзади, словно незримо привязанный, - гусь. Трава на лугу была желтой, прохладной, убитой морозами. Запах ее был таким же сладостным и горьким, как в первый день его недолгой разлуки с Надей, когда на даче сжигали прошлогоднюю коричневую листву.

Степанов полз теперь очень медленно, по-прежнему ощущая запах того весеннего рассветного луга под Сасовом, на первом, самом первом пролете гусей.