Опасный винтаж - Рина Осинкина

Михайловна в голос, я прям напугался даже. Но все же сквозь рыдания разобрал, что взяли у нее чернильный набор, который когда-то был подарен ее покойному мужу, Евгению Тимофеевичу, за безупречную работу на посту председателя какого-то там исполкома и в связи с шестидесятилетием. Чернильница именная, на передней части маленькая табличка с выгравированными словами. Я решил было к ней Самуилыча по-быстрому отправить для выяснения подробностей, но тут же передумал, лучше, думаю, дела отложу, а сам к ней сгоняю, так уважительнее. Ну, и полетел мухой.

– А Самуилыч – это кто? – решил сразу же уточнить Егор.

– Да вон он там, Марк Самуилович, в приемной сидит, Марек мой.

После небольшой паузы Егор спросил:

– Колян, а ты женат вообще-то?

– А вот не хами, Росомаха. Женат.

И Колька развернул к нему массивную фоторамку, стоящую на почетном месте возле монитора.

Егор рамку подтянул поближе и смог в подробностях рассмотреть все Коляново семейство, которое состояло, если верить фотоизображению, из самого Коляна, его жены, моложавой смешливой особы, щекастой дочки-подростка и двух щекастых же малолетних пацанов, отличающихся друг от друга только цветом бейсболок.

Настроение у Егора испортилось. Колян между тем с самодовольным видом давал пояснения:

– Это моя Нелька, она пока дома сидит, не работает. Да и незачем ей. Старшая – Сусанна, красавица растет. Скажи, Жора, правда, красивая у меня девочка?

Егор с кислым видом покивал.

– А это близнецы, им по шесть лет в этом году будет. Вот этого, – и Колька ткнул толстым пальцем в одного из близнецов, – Левой назвали. В честь Нины Михайловны.

Егор моргнул, силясь найти связь.

– Ты что, не понял? А еще отличник! Ох, зря тебе Нина Михайловна пятерки за сочинения ставила!.. Вот представь. Вырастет Лева, а как его будут звать? Лев Николаевич! Дошло, двоечник?

До Егора дошло. Стараясь не испортить наступившую оттепель своим идиотским смехом, он спросил:

– Второго Лехой назвали?

– А ты как понял? – ревниво спросил Колька.

– Случайно догадался, – поспешно произнес Егор.

– А… – со снисходительным самодовольством протянул Колян. – Я тебе сейчас вот что скажу. Великих русских классиков Толстых Николаевичей было два. Да, да, точно! Один Лев Николаевич, ну, этого ты знаешь, его все знают, а второй – Алексей. И они тоже братья были. Но не близнецы.

– Клево, – решил не перечить Егор.

– А с Нелькой меня Нина Михайловна познакомила. Век за нее буду богу молиться. Я ведь после ПТУ, колледжа то есть, автослесарного, в армию сразу загремел. Ну вот, отслужил, вернулся. Осмотрелся, а вокруг – мама родная!.. Помнишь, что в конце девяностых творилось? Работы никому и никакой, а если и найдется, то за копейки. Так что я собирался уже быковать идти, пацаны были знакомые, которые у одного авторитета на подхвате бегали, они меня за собой тянули. А тут Нина Михайловна мне как-то звонит и на чай приглашает. Прихожу, гвоздички преподнес, тортик песочный. А она мне и говорит, что сейчас девочка одна придет, хорошая, присмотрись, говорит, к ней. Она недавно родителей потеряла, тоже, как и ты, сирота. Ты, говорит, не пугайся, что у нее высшее образование, она не заносчивая. И добавила, что окончила эта девочка ВГИК, институт кинематографии короче, по специальности «киновед». Ты, говорит, Николаша, не опозорь меня только, с кинологом не спутай. А тут как раз девочка эта и приходит: чистенькая, улыбается приветливо. Нина Михайловна нас представляет со всеми церемониями, меня специалистом по автомобилям назвала, а ее дипломированным киноведом. Тут меня как бес за язык дернул. А что это, говорю, за специальность такая – киновед? Это тот, кто про собак много понимает? Нина моя Михайловна аж кулачком по столу стукнула, а девчонка засмеялась и говорит: «Сейчас, говорит, наши такие фильмы ставят, что иначе как собачьими их и не назовешь, одна чернуха с порнухой. Выходит, одно это и то же – что киновед, что кинолог». Так и познакомились.

Колян водрузил фоторамку на место и обратил вдруг снова ставший мрачным взгляд на Егора.

– А твоя деваха мою Нину Михайловну обидела. Догоняешь?

– Ты не закончил, – невозмутимо напомнил ему Егор. – На середине застрял. Расскажи лучше, что тебе твоя Дорошина поведала, когда ты к ней мухой прилетел.

Ревякин нехорошо посмотрел на него и угрожающе произнес:

– Сейчас ты перестанешь скалиться, друг, блин, детства.

– Не злись, Коль. Извини, – примирительно сказал Егор. – Это я от нервов.

– Тогда слушай, нервный ты наш. А рассказала мне Нина Михайловна, что кого попало в дом она не пускает. Утром того дня, часов в десять, позвонили в дверь и очень интеллигентным голосом, ссылаясь на какого-то старого пенька, знакомого Нины Михайловны, через дверь спросили, не продаст ли уважаемая Нина Михайловна – по имени, блин, назвал! – кое-что из коллекции советских значков, которые собирал ее покойный супруг. Сечешь, Росомаха? В теме тот урод был, конкретно. Она и впустила. Вошел. В очках и старом берете. Долго вытирал ноги о коврик, извинялся за причиненное неудобство. Представился менеджером по закупкам в антикварном магазине. Пожалился, что работает за маленький процент, вот и вынужден наводить справки и крутиться. В результате продала моя Нина Михайловна ему грошовый значок какого-то съезда механизаторов, получила от упыря расходный ордер на сумму пятьдесят рублей семнадцать копеек, и на том их общение закончилось. Пропажу она заметила лишь на следующий день. Вот так, Росомаха. Этот расходничек я у нее изъял и кое-что по нему выяснил. И выяснил я, Жорик, что такая антикварная лавка и впрямь существует и владеет ею некая сволочь по фамилии Самолетов. Ты понимаешь, конечно, что не составило мне никакого труда узнать его телефончик и позвонить. Я и позвонил. Он отнекиваться принялся, ничего, мол, не знаю, какая чернильница, какой менеджер?.. Типа он не при делах. Я тогда ему говорю спокойно, что мне некогда, да и не очень интересно его слушать, а только сроку ему неделя, и чтобы вещь у меня была не позже этого срока и в неповрежденном виде. Пугнуть-то его я пугнул, но для ускорения процесса сам тоже решил кое-что предпринять. Короче, нарисовалась про Самолетова такая схемка. Этот старый падальщик держит еще одну хитрую лавочку, палатку по приему вторсырья и цветных металлов. Прикинь, какой гений – пенсионеры сами ему свое старье тащат и сдают за копейки, могу зуб дать. Не говоря про бомжей и прочую пьянь. Те и по помойкам пошарят, и утянут, что плохо лежит. Конечно, я туда отправил своих ребяток, чтобы осмотрели все хорошенько и выяснили, что за шарашка, в натуре. Отбыли