Опасный винтаж - Рина Осинкина

что одеться надо демократично! Как это? В джинсы? Отлично, прямо сейчас Алина приобретет себе самые демократичные джинсы и пуловер. Главное – дресс-код. Может, не самое главное, конечно, но очень важное.

Ровно в восемнадцать ноль-ноль Алина Леонидовна Трофимова, стремительно выключив компьютер, ксерокс, принтер, факс и разложив стопки бумаг по файлам и папкам, а карандаши, ручки, ластики и скрепки по кармашкам органайзера, поспешно вышла из своего кабинета. Цель она себе уже наметила, пошарив по сайтам. Ей нужен ЦУМ. Там она себе все и приобретет.

Там она себе и приобрела весьма буржуазно-демократичные джинсы «Левис», к ним весьма буржуазно-демократичный серенький в черно-белые ромбы свитерок из тонкой шерсти альпака и кожаные, тоже демократичные, черные кроссовки. Ей было предложили серебристые со стразами, но она их с негодованием отвергла, выразившись сурово, что они не демократичные, а вульгарные.

В результате Алина своим шопингом осталась очень довольна. А фривольную косыночку на шею она себе дома подберет. Возможно, косынка будет голубой. Или лучше все-таки графитово-серой?

Спала плохо, ворочалась, но проснулась бодрой. Вещи были отглажены с вечера и аккуратно разложены по креслам.

У Алины в спальне имелось целых два кресла. У нее была большая спальня. Лучше даже называть ее апартаментами. Так вот, в ее апартаментах, кроме кресел, чайного столика, широченной кровати карельской березы и трехстворчатого и тоже из березы гардероба, были еще и письменный стол с мощным восьмиядерным компьютером, и книжная полка, висящая над стильным комодом, уставленным статуэтками и прочей приятной мелочью, и огромная телевизионная панель, и маленький туалетный столик с трельяжем и пуфиком возле него. И эта комната имела два окна! Два очень широких окна!

И у ее родителей, Леонида Сергеевича и Ирины Михайловны, была такая же комната, и еще была большая гостиная, и папкина мастерская с токарным станочком и всякими слесарными инструментами – он любил в свободное время заняться какой-то своей мужской ерундой, и комната для гостей, и две ванны – одна с джакузи, и два туалета.

Это все недавно появилось, не сразу. Раньше у них двушка в девятиэтажке была с маленькой кухонькой и крошечной прихожей.

Но Леонид Сергеевич сумел так поставить дело в своей автомастерской, что скоро она начала приносить ощутимый доход, а потом они продали двушку, и все трое какое-то время кантовались в одной комнате в коммуналке с соседями из Средней Азии, а вырученные за квартиру деньги Леонид Сергеевич пустил на расширение бизнеса.

Он часто повторял, что ему повезло с его девчонками – не хнычут и все понимают.

А потом, когда его мастерская постепенно превратилась в многопрофильный автосервис и со всеми важными делами он сам уже не успевал нормально справляться, уговорил маму, и она взяла в свои руки управление персоналом, который на тот момент в числе разросся и был по своей природе анархичен и нагловат. Автослесарный пролетарий от прочего ничем не отличается: ленив и норовит хапнуть левый заказ себе «на карман».

Папа до перестройки служил зампотехом в мотострелковой части под Москвой и вышел в отставку в звании капитана. Он был громогласен, шумлив и прямодушен, как любой кадровый военный, а также имел застарелую привычку к тому, что все его команды неукоснительно выполняются. Поэтому держать в узде контингент автосервиса до поры до времени для него было делом несложным. Вдобавок сам он начинал свою трудовую деятельность в похожем месте – в шиномонтажной мастерской, и все фокусы гегемона знал наизусть и преотлично.

Но мама была круче. Мама двенадцать лет отработала преподавателем в строительном ПТУ. Учила читать чертежи будущих каменщиков и штукатуров. В то время детки из трудных семей ее боялись, а теперь боятся жестянщики и слесаря.

Предки забрасывали несколько раз удочки насчет Алининой карьеры в семейном бизнесе и соблазняли тем, что скоро она может сделаться полноправной хозяйкой, а старики родители станут выращивать кабачки и редис на даче. Уговаривали бросить юрфак и идти в автодорожный, чтобы пролетарий не смог водить ее за нос, на худой конец в инженерно-экономический.

Но Алина проявила упорство, на провокации не поддалась.

Она им сказала: «Вы посмотрите на себя! Какие кабачки, какой редис? Вы же маньяки! Трудоголики капиталистического труда. И кого, кстати, вы там «строить» будете, на даче? Окаянных медведок? А я в результате проучусь в этом МАДИ пять лет и буду при вас офис-менеджером или пресс-секретарем, хотя ни тот, ни другой вам и на фиг не нужен».

Родители признали ее доводы резонными, но добавили, однако, что если карьера юриста не будет складываться, то милости просим к ним на сервис в качестве офис-менеджера или пресс-секретаря. Было смешно.

Через несколько лет их семья, накопив необходимые средства, наконец-то выбралась из коммуналки. Они въехали в этот превосходный дом, в эту чудесную квартиру с замечательным видом на Поклонную гору.

Агентства им предлагали двухуровневые апартаменты в «Алых парусах» или в «Бутово-парке» с современной планировкой, подземным гаражом и вертолетной площадкой на крыше пентхауса, но семья решила – сталинский ампир, и точка.

Алина посмотрела на будильник. Рановато что-то. Но похоже, что больше она не заснет, поэтому можно позавтракать и как-то попробовать скоротать время. Хотя три с половиной часа – это долго. Значит, нужно найти себе дело. Именно дело, потому как просто убивать время было не в ее правилах.

Попила кофеек на кухне в одиночестве. Старики родители давно свалили к своему детищу. Несмотря на субботу. Под кофеек включила приемник, послушала какого-то резвого обозревателя с «Бизнес-FM», он нес обычную многозначительную чушь.

Кофе выпила, приемник погасила, отправилась к себе.

Побродила по балкону. Вернулась в комнату. Подошла к компьютеру, включила. Без толку.

Алина Трофимова, дисциплинированная и серьезная юная леди, люто злилась на себя, но, как ни старалась, не могла сосредоточиться ни на любимом юридическом форуме, где корифеями от юстиции обсуждались новые подзаконные акты и интересные правовые случаи, ни на пошлых сплетнях из жизни гламура, ни на флуде в социальных сетях.

Тогда она задала себе вопрос: «Алина, в чем дело, детка?» И не стала на него отвечать.

Егор Росомахин постоянно лез к ней в голову и заставлял о себе, нет, не думать, что о нем думать?.. Мечтать. Он заставлял о себе мечтать. Мечты волновали, Алина злилась.

Злилась и приводила здравые аргументы, насколько ее интерес дик, абсурден и противоестественен. Напоминала себе, что он старый, уж лет на десять, а то и на все пятнадцать старше ее, что неприятный, что она ему не понравилась совсем и что он блондин, в конце концов!

Помогало,