Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна

— Здрасте, Оля… — вышла навстречу домработница Мура.

Муре в этом году должно было исполниться шестьдесят лет, половину из которых, кстати сказать, она провела на даче у Степана Андреевича. Это была высокая, неуклюжая, упрямая, сварливая баба, в которой не было ни капли женственности. («Фельдфебель в юбке», — за глаза называла ее Эмма Петровна.) У Муры были прекрасные волосы — густые и длинные. Она их красила в золотисто-русый цвет и укладывала наподобие плетеной булки на макушке, но они смотрелись, словно парик — так велик был контраст между обветренным грубым лицом, покрытым сеткой мелких морщинок, и нежными локонами.

— Добрый день, Мура…

— К вам посетитель, — сварливо сообщила домработница. — Привадили, вот… Не отвяжется теперь!

Из-за деревьев выглянул мальчик лет семи, белобрысый, с обгоревшим носом. Это был Олежек, сын соседки Стефании. Мура ни в коем случае не хотела обидеть Стефанию с сыном или Олю — просто она так шутила.

— Привет! — улыбнулась Оля и протянула Олежку руку. — Ну, идем со мной… ты маму предупредил, что в гости отправился?

— Нет, — пыхтя, довольно сообщил Олежек. Пыхтел он из-за того, что всю весну был простужен и теперь маялся от гайморита, выскочившего как осложнение.

— Это плохо.

— Да она сейчас все равно в Москву уехала! — запыхтел Олежек. — Сказала, что раньше вечера не вернется…

Оля посадила его на лавку возле своего флигеля, а сама пошла переодеться. Это был самый дальний угол сада, заброшенный и тихий. Оля жила на первом этаже, а Викентий с Эммой Петровной — на втором, в двух маленьких комнатках.

У Оли была возможность поселиться в санатории, куда она устроилась работать на целое лето, но Эмма Петровна, узнав о том, что санаторий располагается почти рядом с домом ее тестя, настояла на том, чтобы Оля осталась с ними. Тогда, в конце мая, они снова поссорились. Эмма Петровна обвиняла свою будущую невестку во всех мыслимых и немыслимых грехах, но, поскольку Викентий проявил неожиданную твердость, вскоре смирилась. Вернее, не смирилась даже, а перешла на позиции «холодной войны».

«Ты с ума сошел! — сказала она тогда сыну. — Оставить ее одну в этом санатории… Да там столько одиноких мужчин, которые маются от безделья! Знаю я этих отдыхающих! Она снова закрутит роман, а ты останешься с носом. Нет уж. Ради тебя я готова терпеть рядом с собой эту женщину, лишь бы ты был счастлив!»

Вот так получилось, что Оля жила теперь в доме Степана Андреевича Локоткова.

Викентия еще не было — он возвращался из Москвы только под вечер, а Эмма Петровна, судя по тишине, которая царила во флигеле, спала. Она любила вздремнут днем. Сиеста…

Оля вернулась и пошла с Олежком в беседку. Там они поиграли в шашки, а когда надоело, перешли на домино.

Часа через два Оля спохватилась:

— А время-то… Вдруг твоя мама уже вернулась?

Отдельная калитка соединяла участок Локотковых и участок Стефании. Была она всегда заперта, поскольку никто не хотел столкнуться нос к носу с Кексом, ротвейлером, любимцем Фани. Однажды он до смерти перепутал Муру…

Оля, отодвинув щеколду, позвала сквозь полуоткрытую дверь:

— Фаня, ты дома? Фаня!

Раздалось грозное рычание. Оля моментально захлопнула калитку обратно.

— Я здесь! — вдруг весело отозвалась соседка из-за забора. — Оля, это ты? Погоди, сейчас Кекса запру…

— Значит, мама приехала, — констатировал Олежек, стоя рядом с Олей.

— Заходи! — через некоторое время крикнула Стефания.

Оля с Олежком вошли в соседней двор.

— Калитку не забудь запереть, а то с вашей Мурой опять припадок случится! — весело напомнила Фаня.

Была она темноволосой, полной и чем-то напоминала Римму, поэтому Оля чуть ли не с первых дней почувствовала к соседке симпатию.

— Фаня, ты не волнуйся. Олежек у нас был…

— Да знаю я, где он пропадает! — засмеялась Фаня. — Олежек, иди поиграй, не мешай нам с тетей Олей…

— А что такое? — заинтересовалась Оля.

— Винца купила… — заговорщицки прошептала Фаня. — Не в одиночку ж напиваться! Сегодня пять лет, как Платов умер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Кто?

— Мой бывший, вот кто! Олежкин папка… — усмехнулась Фаня. — Идем, посидим на веранде полчасика. Или ты этой грымзы боишься?..

— Господи, Фаня, и не знала, что сегодня такой день! Ты, наверное, переживаешь, и воспоминания всякие… Конечно, я посижу с тобой. А насчет Эммы Петровны… — Оля пожала плечами, давая понять, что никакой проблемы нет.

— Ну и отлично! Идем…

Фаня быстро накрыла стол на веранде — салат из свежих овощей, тонко нарезанный сервелат и пышный хлеб, который не поддавался ножу, и его надо было ломать руками.

Где-то в дальней комнате бесился Кекс.

— Ну, за покойного… не чокаясь!

Оля хотела расспросить Фаню о покойном муже, как приличествовало случаю, но Фаня, выпив первый бокал, словно забыла повод, по которому задержала Олю.

— Как там, в санатории твоем? Ничего? А мужики подходящие есть? Знаешь, надоело во вдовушках ходить… — болтала Фаня.

Потом принялась рассказывать, как в конце прошлой зимы пыталась купить на распродаже норковую шубку.

— …а ты в чем зимой ходишь? В куртке? Ну и что, что утепленной… У женщины в нашем возрасте обязательно должна быть приличная шуба!

Фаня болтала и болтала, видимо, ей не хватало общения.

— Да ты ешь, ешь… Или фигуру бережешь? — ревниво спросила она.

— Нет! — засмеялась Оля.

— А чего?

— Просто… — Оля отломила небольшой кусок хлеба и положила на него кружок сервелата. — У Олежка сильный насморк, его надо отоларингологу показать.

— Да знаю… — кивнула Фаня. — Хотя, если честно, все дети в его возрасте с соплями ходят. Тут хоть лечи, хоть не лечи… Осенью он в первый класс пойдет. Кстати, где твой Викентий?

— Сейчас на работе, а вечером приедет.

— А чего не женится? — бесцеремонно спросила Фаня, подливая в бокалы еще вина.

— Отчего же… Свадьба в августе, — спокойно ответила Оля, любуясь, как играет красное вино на солнце. — Мы уже собирались один раз, но я заболела…

О причине своей болезни Оля не стала распространяться, но Фаню это и не интересовало.

— Наверное, Эмма Петровна допекает?

— Бывает, — вздохнула Оля. — Но я с некоторого времени стараюсь не обращать на это внимание.

— У меня с ней тоже был небольшой конфликт… — вдруг шепотом призналась Фаня. — Лет десять назад, еще до знакомства с Платовым.

— Из-за чего?

— Ей привиделось, что Викентий на меня глаз положил… Да ты не думай, ничего такого! — энергично замахала соседка руками. — А я, прикинь, на шесть лет старше ее обожаемого сыночка… Это ж какой мезальянс! — фыркнула она.

— Шесть лет — не такая уж большая разница… — растерянно пробормотала Оля.

— Но Эмма — ненормальная мамаша! — шепотом закричала Фаня. — И притом ей комплекция моя никогда не нравилась… В общем, она сделала все, чтобы мы с Викентием не общались. Если честно, напрасно она беспокоилась: во-первых, Кеша не в моем вкусе, а во-вторых, я — не в Кешином… Ему больше такие, как ты, нравятся! — Фаня прыснула. — Когда сорок второй размер…

— У меня сорок шестой! — Оля сделала вид, что обиделась.

— Да ладно тебе! — захохотала Фаня. Лицо у нее раскраснелось от вина, глаза заблестели. Она прислушалась к завываниям Кекса. — Золото мое! — страстно призналась она. — Друг мой дорогой! Вот кто мой самый лучший друг, — обратилась она к Оле. — На куски разорвет любого, кто ко мне приблизится. Такая преданность — ты не представляешь!

— Да, серьезное животное…

— Мы с ним по вечерам гуляем, — сказала Фаня, отбрасывая со лба прядь темных волос. — Идем вдоль реки — далеко-далеко… С ним я ничего не боюсь, это скорее меня все боятся. Один раз хулиганы какие-то все-таки привязались, так еле ноги потом унесли. У меня еще машина есть, да ты видела — «Волга», белая… Я ее «Ласточкой» называю. На ней тоже можно уехать далеко-далеко, где ни одной опостылевшей рожи не встретишь… «Ласточка» и Кекс — вот что меня в этой жизни держит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})