Газета Завтра 395 (26 2001) - Газета Завтра Газета

Наука тычется в разные стороны, у нее еще нет высшего религиозно-преобразовательного задания. Как и вся современная цивилизация, она работает в основном в саморазрушительном, тупиковом векторе. Когда ей будет дана достойная ее сверхзадача, наука сотворит чудеса не меньшие, чем сейчас в технике, куда уходит пока вся мощь человеческой изобретательности, выдумки, интеллекта, души. Но для этого нужен социальный заказ, финансирование, нужно четкое понимание обществом и государством необходимости этой новой всеобщей науки, работающей буквально на благо каждой личности, живущей, жившей и какой еще только жить.

В преодолении, для начала, видового барьера человеческой жизни, срок которой не выходит пока за пределы 70-100 лет, видятся грандиозные преимущества, не только экономические, но прежде всего нравственные и метафизические, создания для начала долгоживущего человека, срок жизни которого выходит за видовой барьер в 70-90 лет. Нынешние поколения сменяются в лихорадочно-учащенном ритме: только к зрелым годам обретает человек истинное понимание и оценку вещей, как его уже вскоре убирает смерть — и он уступает место детям и внукам, которые часто начинают идеализировать то, что уже отбросили их родители, и вновь повторять старые ошибки и блуждания. Отсюда — топтание на месте, откатывание назад, отсутствие большого нравственного прогресса в человечестве. Долгожительство, нестарение, как выражается наш коллега, известный биолог Александр Халявкин, уже вполне достижимые для современной науки (при условии соответствующего фундаментального выбора и социального заказа), явятся результатом раскрытия механизмов старения и смерти, их сознательной регуляции.

АЛЕКСАНДР ПРОХАНОВ

Я полагаю, что наш "круглый стол" удался. Здесь собрались и высказались глубинные специалисты по Федорову, посвятившие его учению всю свою жизнь. Это значит, по крайней мере, то, что сегодня, спустя сотню с лишним лет, идеи Федорова живы, свеча не погасла. Смысл этого первого "круглого стола" в том, что мы, как сумели, вбросили в общественное сознание задачу пристальнее вглядеться в федоровское учение, напомнили о нем современникам.

В заключение я хочу рассказать вам один эпизод из моей жизни. Вам он может показаться кощунственным, даже отвратительным, а для меня он был знаковым. Я учился в 204-й школе Москвы, которая находится на Сущевском валу. Напротив нее — Миусское кладбище. Прежде это кладбище было огромным, оно примыкало к монастырю. Сейчас на его месте раскинут Зуевский парк. Дерева этого парка — это все кладбищенские насаждения.

Когда мы были школьниками, мы участвовали в озеленении этого парка. Приезжали машины, бульдозеры, вскрывали склепы. Из них доставали чиновников, статских советников, в мундирах, с орденами, с золотыми коронками, и все это затем куда-то развозилось, закапывалось — тогда к костям относились очень небрежно. И вот однажды мы строили футбольное поле на пустыре у парка, копали ямы для штанг. И наткнулись на могилу. Нас было человек тридцать пацанов, молодых кобельков, восьмой-девятый класс. Мы разрыли это место и вытащили оттуда прах и череп. И я помню, как мы играли в футбол этим черепом. Потом пришла пионервожатая, и мы зарыли прах с черепом обратно. По сути, мы совершили акт кощунства: мы играли трупом в футбол; это было даже не язычество, а высшее проявление атеизма.

Спустя много лет я узнал, что Федоров был похоронен на этом кладбище. Я посмотрел топографию этой могилы, и она оказалась где-то в том месте, где мы строили футбольное поле. И я до сих пор с ужасом думаю, что я мог играть в футбол черепом Федорова! Может быть, я буду наказан за это. А может быть, наоборот, понимание этого странного и страшного мистического парадокса и движет меня по Земле, заставляет преодолевать энтропию в нашем народе, в нашей стране, заставляет поддерживать гаснущее, оживлять мертвое.

Я хочу, чтобы наш очень скромный "круглый стол" был первым памятником на безвестной могиле Федорова. И как знать, может быть, вторую нашу встречу мы проведем в Зуевском парке, под теми деревами. Может быть, присутствие молекул Федорова, той воды, что источилась из его тела и стала листьями деревьев, той его костной муки, что, возможно, перешла в наши кости, подвигнет нас к более метафизическому осмыслению нашего бытия и наших задач.

[guestbook _new_gstb]

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 22 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

23

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Владимир Бондаренко ИМПЕРСКИЙ АВАНГАРД

Александр Проханов в своей статье “Россия — империя света” как бы манифестно возглавил целое направление нового имперского авангарда в нашей литературе. Может показаться парадоксом, но великие традиционалистские ценности сегодня взяты на вооружение писателями, выросшими из авангарда.

У России особый путь во всем. Наши западники в начале века в конце концов создали крупнейшую славянскую державу. Наши атеисты удержали народы России от безверия и культа золотого тельца. Наши крупнейшие авангардисты, как правило, были реакционерами и консерваторами, знатоками фольклора и древнерусской живописи. Назову хотя бы Велемира Хлебникова и Павла Филонова, отчаянных фанатичных патриотов России, русских националистов и империалистов, язвительных критиков западной цивилизации. О милитаризме и преданности империи Николая Гумилева писано много и не раз. Сергей Есенин, Николай Клюев, Михаил Булгаков, Александр Блок — этот славный ряд русских реакционеров может продолжить каждый.

Прошла целая эпоха. Канула в лету красная цивилизация, и славный миф о ней будет нарастать с каждым поколением. 90-е годы практически не дали литературе ничего. Царили хаос и либеральное уныние. Лучшие из национальных писателей были задвинуты в забвение и преданы анафеме. Они были аккуратно изъяты из употребления и перестали влиять на общество. На короткое время в литературе воцарились лишенные историзма и ответственности за слово пишущие ни о чем постмодернисты. У них не было ни идей, ни идеалов, ни яркого героя, ни концепции истории. Один ломаный, разрушенный мир человека. Реальность становилась страшнее и грандиознее такой литературы, и потому сама литература была обречена на забвение. Читателя умело отучили читать, брать в руки толстые журналы, покупать художественные книги. Если писатель даже не задумывается, зачем пишет, тем более, зачем живет человек и куда идет мир, то такая проза становится ненужной в кризисном обществе. В этом признается даже такой зубр подобной литературы, как Виктор Кривулин. "Я убежден, что проза возникает тогда, когда возникает концепция истории. Достоевский, Толстой — это концепция истории, это историзм. Сейчас одно подозрение, что наше бытие определяется историей, приводит человека в состояние омерзения. Мы не имеем позитивного ключа... Все попытки создать прозу, посвященную только внутреннему миру человека, просто разрушают саму прозу. Это сейчас видно по судьбе структуралистских романов. А там, где возникают исторические связи, даже структуралистические произведения выживают..."

Очевидно, сегодня настало время восстановления историзма. И мы видим, как в самой авангардистской среде возникают один за другим романы и повести, обладающие всеми признаками радикального авангардизма и постмодернизма — и при этом имеющие и цель, и сверхзадачу, и четко выраженную идеологию новой имперскости. Наступает время реакционного имперского авангарда. Одним из наиболее удачных проектов реакционного авангардизма считаю, по-видимому, проект Вячеслава Рыбакова и издательства "Азбука": серия романов выдуманного голландско-китайского писателя Хольма Ван Зайчика "Евразийская симфония". Уверен, что скоро рыбаковская талантливая мистификация по читательскому интересу перекроет уже поднадоевшего Б.Акунина. И прежде всего потому, что такая имперская тема затребована самим временем. Сегодня, пожалуй, уже почти все, от “новых русских” до дворников, от безработных ученых до просвещенных либералов, понимают, что спасение России в новой имперскости. Вот почему так заинтересовала читателя история Великой Ордуси, колоссальной империи со своей специфической культурой, один из центров которой Александрия Невская. И детективная линия "Дела жадного варвара", "Дела о незалежных дервишах" и "Дела о полку Игореве" блестяще разработана. И не хуже классиков постмодернизма совмещаются воедино разные времена и народы. И сам голландско-китайско-советский автор выдуман с фантазией. Голландец по рождению, почти сорок лет проживший в Китае и якобы ставший там всенародно любимым писателем, при этом , естественно, советский разведчик, определивший своими действиями нашу победу в Японии. Этот Хольм Ван Зайчик сам по себе часть имперского замысла. Хороши и герои романов, превосходно знание Востока, правит бал тонкая ирония в адрес постсоветской действительности. Но, как писал Кривулин, все это мало чего стоило бы, или же было распропагандированной однодневкой, если бы не концепция истории, не имперский пафос автора, связывающий воедино все авангардистские несуразности. Так умели объединять единой исторической идеей свои модернистские романы Милорад Павич и Умберто Эко. Потому и побеждали, что сквозь разорванность авангарда несли свои традиционалистские ценности. Уверен, наш русский Зайчик делает это не хуже. На признанном мировом уровне.