Газета Завтра 395 (26 2001) - Газета Завтра Газета

1

2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 24 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

25

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

Эрнест Султанов МАНИФЕСТ ТОВАРИЩА MАУЗЕРА (Пишите кровью своего духа)

Подыщите нам в Валгалле

Место в самом лучшем зале.

Мы с героями сказаний

Будем кубки осушать.

Ты, Эзра Паунд,

Несгибаемый старик, пронесший свою Джовенеццу через 13 лет американских психиатрических концлагерей!

Ты, Габриэле Д’Аннунцио,

Принесший в жертву Мимиру свой глаз на алтаре воздушного боя!

Ты, Юкио Мисима,

Совершивший харакири своей индивидуальности острым мечом безграничной воли!

Ждите Нас на Олимпе грезовых миров.

Мы Ваши самые близкие родственники.

Мы носители бремени белых!

О, беспомощные моей страны, о, рабские остатки!

Разбиты у нее художники,

Прочь, затерявшиеся в деревнях, подозреваемые, оклеветанные.

Любители красоты, изможденные голодом, cломленные системами,

Беспомощные перед лицом власти.

Вы, которые не смогли бы износить себя настойчивостью в достижении успеха.

Вы, способные только говорить, не способные ограничить себя повторением.

Вы — из лучших, разбитые в борьбе с ложным знанием,

Ненавистные, с заткнутыми глотками, подозреваемые;

Задумайтесь: я выдержал бурю, я выковал изгнание.

Камарад Паунд

Литераторы — это обычные мыслители, но они должны систематически уступать дорогу выдающимся мыслителям, которые, объединив мысль и действие, усиливают мысль, которая иначе обречена на затухание.

Сверхскин Дриё Ла Рошель Пишите кровью своего духа

Мне и моему поколению не оставили места, чтобы осуществить те представления, которые мы имели, вступая в общество. Мы не могли жить так, как нам хотелось бы, потому что предыдущее поколение жестко заблокировало наше движение, требуя от нас пожертвовать нашей отличностью, либо умереть. Так что некоторые погибли с оружием в руках, многие — запуская героин в вены, большинство продолжало жить, убивая внутри себя желание изменения.

Товарищ Курчо

По ту сторону удара кулака и выпада меча таилось нечто, находившееся на противоположном от вербального выражения полюсе. Я чувствовал, что это — квинтэссенция объективного мира, самый дух бытия. И уж во всяком случае это никак нельзя было отнести к разряду теней. По ту сторону боксерской перчатки и клинка набирала силу новая реальность, решительно отвергавшая любые абстракции, вообще не признававшая, что явление можно воспроизвести посредством рассуждений.

Капитан Мисима

Терроризм, небывалое количество самоубийств, наркомания — все это пробы пера зарождающегося нового. Всякое "социальное зло" означает, что буржуазное общество дошло до абсурда. Всякое "социальное зло" есть признаки дыхания незапланированного ребенка, от которого общество с ужасом открещивается и который слепыми глазенками уже с ненавистью вглядывается в рожу родителя. Рожу, омерзительную еще до того, как об этом смогут сказать первые членораздельные звуки.

Крик, содержание которого есть ненависть. Ненависть, обещающая смерть всему старому, всему конформистскому, всему кощунственно-родительскому. Постепенно, не сразу, крик перерастает в революционный поэтический клич. Клич, становящийся все сильнее, сильнее…

Но "однажды" может так и не случиться. Ребенок радикального протеста в Европе 60 —70-х годов был умерщвлен еще до того, как сумел произнести свое коронное громогласное "Революция". Тысячи и тысячи "фашистов", "анархистов", "коммунистов" (закавычено, потому что эти понятия успели перерасти опыт первой половины ХХ века), были посажены по политическим приговорам в каждой демократической европейской стране.

Примечательно, что, в то время как итальянских бригадистов "не брали живьем", в то время как рафовцев в ФРГ казнили в тюрьмах, в то время как за речи в "беспристрастных" судах Европы наказывали дополнительными десятками зарешеченных лет, "интеллигенция" либо молчала, либо аплодировала. И это в Европе, где ком- и соцпартии были как никогда сильны, где подавляющее большинство интеллигентской аристократии было левым и даже носило партбилеты. И это было отношение к "своим", тем, кто несколько более радикально читал Маркса и Ленина. Что же и говорить об отношении к априори враждебно воспринимаемым правым радикалам, когда культурлозунгом было "убей фашиста — помоги стране". Молчанием отзывались СМИ, авторитеты от искусства на убийства рабочих-фашистов с семьями.

Западная "интеллигенция" оказалась столь же трусливой, сколь и советская. Равенство "капиталистической" и "социалистической" систем (в глазах Ги Дебора и Эволы) распространялось также и на прислуживающую им "прослойку". Паунд говорил, что "если человек не готов пойти на риск ради собственных идей, то либо его идеи ничего не стоят, либо он ничего не стоит". Ни их идейки, ни они сами ничего не стоили. Так и сгинули всеми забытые

"Гнила культура как рокфор". Слишком много еще живых битлов, джаггеров, которые умело продолжают приторговывать своей прошлой легендой. Слишком много тех, кому "нужна лишь дача на реке", — говорит о них первый футуристический манифест — а такая судьба больше подходит для портных… Они уже не способны на "острое и мгновенное", поэтому становятся защитниками сложившегося порядка вещей как в "культуре", так и в политике. Говоря им "нет", юная Поэзия одновременно не дает, стремится не дать этому болезненному явлению перейти с трупа на живое и здоровое.

После Октября большинство подобных трупных бактерий удачно сплавили на Запад. Так же поступили с ними и в Третьем Рейхе. Из их литературного чтива были устроены грандиозные факельные мероприятия, а их творчество на холсте и в глине спихнули в охочие до всего пестрого и именитого буржуазные страны. На вырученные же деньги было выстроено несколько красивейших Дворцов искусства…

Вот так, маршируя в ногу, строя в едином порыве, Поэзия благоденствует рядом с Политикой. Правильнее даже будет сказать, что юная, облаченная в революционную тогу Политика творит глобальное, частью которого является Поэзия. Льющаяся кровь революционных мучеников, сверхчеловеческие преобразования (например, из страны сохи в страну тракторов, стали и электричества), "симфония цифр" (как определял социалистическое строительство Лев Давыдович) — таким должен быть размах питающих Поэзию образов. Поэтому творчество "нового мира" отдает поэзию в могучие руки Политики.

За возрождением Политики следует расцвет всех искусств. Поэзия переживает свою весну. На всех языках искусства она воспевает "свое отечество". Каждый такой период индивидуален, абсолютен и неповторим. Называя себя наследником великого прошлого, прежних весен, этот период претендует не на формальную, а на метафизическую преемственность невыразимого, лежащего в основе любой весны, любого яркого периода истории.

В свое время Макиавелли удалось узаконить в рамках Флорентийской республики ряд политических и военных институтов республиканско-консульского Рима. На основе своих рассуждений о Тите Ливии он сформировал легионерскую армию. Но при первом же столкновении с противником все его легионеры побросали оружие, знамена, значки и разбежались по домам.

Муссолини не стал копировальщиком Рима, он занялся восстановлением в Италии того духа, который сделал Рим удивительным по красоте мифом. В результате появилась не жалкая копия, а яркий, неповторимый миф. У него даже есть преимущество перед Империей — нет долгого периода увядания, его гибель, как и жизнь, была цвета юношеской крови. О Фашизме всегда будут с интересом читать, перелистывая множество последовавших за Императорским Римом столетий. А после Фашизма вообще закроют книгу Истории Италии (во всяком случае официальную ее часть) — потому что читать в ней больше нечего. На нынешней Италии история "отдыхает". Оттого, видимо, там и преследуется рьяно фашизм (в том числе и его духовные наследники), что нечего пигмеям противопоставить Великому времени. В литературе? — "После Данте были Маринетти и Паунд". Да и Данте Муссолини считал фашистом. А вот кто был после них?