Волчья шкура - Борис и Ольга Фателевичи

Анчар старался держаться от Мансура подальше. Лучше бы поехали вместо него Казем с Мухамедом, хотя у того всегда выражение, будто он кислого или чего похуже объелся. За время работы в бригаде Анчар с ним едва ли десятком фраз обменялся. Казем даже подшучивал, когда подсаживался к ним в перекур: «Вы бы, парни, помолчали бы немного. Дайте своим языкам и нашим ушам отдохнуть».

Мухамед улыбался правым углом рта, Анчар — левым. А когда что тяжелое помочь перенести, Мухамед незаметно появляется рядом, молча подхватывает половчее, что нужно, и несет, куда скажут.

Но у Казема заболел ребенок, а Мухамеду к зубному пора. Так Биляль сказал, устраиваясь рядом с Анчаром. Пристегнуться он даже и не подумал. Мансур сел сзади и ерзал до тех пор, пока не нагляделся на себя в зеркало заднего вида. Жаль, что Ахмед третий день на больничном.

— Давай, брат, заедем к нам в деревню на пять минут, переодеться нужно, чтоб уж совсем никаких вопросов…

Анчар кивнул. Арабов издалека видно. Подстрижены они всегда идеально, одеты аккуратно, держатся прямо, выправка, как на плацу советского военного училища. Он тоже так может, правда со временем расслабился и распустился. А вот они целый день и всю жизнь так: плечи в полный разворот, спина — скрипка, не спина, ходят легко, чуть заметно пружиня, будто не черные, начищенные до блеска остроносые туфли на ногах, а удобные кроссовки. И почему бабы у них такие клуши, даже если симпатичные? Тьфу ты, напасть! Кто о чем, а вшивый о бане…

Биляль показал влево — поворот к деревне.

Не раз приходилось подвозить сюда парней после смены, но только до въезда. Интересно, как они живут?

Оказалось, очень интересно. Дома тесно жмутся один к другому, можно подумать, что наступили сумерки. Улочки в деревне узкие, растекались ручейками вкривь и вкось, как вода, выплеснутая из ведра. И не вода даже, а помои: по обочинам и возле домов мусора полно. Что-то еще по верхам трепыхается, перекатывается с места на место. Но это по верхам. Биляль вытряхнул пепельницу в окно, Анчар дернулся к зеркалу, не увидел ли кто? А они смеются:

— Это тебе не Израиль, тут за такое не штрафуют.

Ну, Анчар, хватит, нечего соваться в чужую жизнь. Сам-то за такое морду не одному начистил. Тебя не спрашивают, так и не высовывайся. А когда спросят, десять минут помолчи, прежде чем ответить. Подумаешь, невидаль — ишак дохлый на перекрестке. Не слон же! Уберут, конечно, уберут. Не сегодня, так завтра. Как невмоготу станет, так и уберут. А мы уже проехали. И живы остались…

— Стоп, брат, приехали. Мы быстро. Не обижайся, дома бардак, полно ребятишек, жена едва справляется. Сердится, когда я гостей привожу без предупреждения.

Биляль еще не покончил с оправданиями, а Мансур уже за калиткой. Видно, что не гость.

В проеме калитки мелькнул тенистый чистый двор, босые пятки на ветке, чумазое личико под деревом. Видно, пацаны Биляля. Дом у него простой, небольшой, но ухоженный, подбеленный, даже под забором мусора немного, так, от соседей занесло.

Через пять минут выскочили из калитки Биляль с Мансуром.

Биляль сунул в окно бутылку холодной «колы»:

— Мы, брат, на моей поедем до блокпоста, чтоб тебе назад нас не везти. Бэсэдэр*?

— Ладно, как скажешь.

— Я впереди. По нашей дороге до Петах-Тиквы рукой подать. Может, к тебе Мансур сядет за руль? Дорога непростая, привычка нужна.

Анчар только усмехнулся.

Биляль взмахнул рукой:

— Ялла! — Давай!

Ну, парни! Маскарад навели по высшему разряду. Анчар знает в этом толк, и сам лучше бы не сделал. Старые, линялые, но свежевыстиранные футболки; шорты до колен у Мансура, белесые джинсы у Биляля, сандалии на босу ногу изменили облик арабов. Они чуть сгорбились, Биляль даже волосы растрепал, а Мансур не пожалел модельной прически, надел на голову бейсболку козырьком назад. В Петах-Тикве никто на таких и внимания не обратит, то ли электрики, то ли сантехники.

Дорога и вправду оказалась непростой. Мало того, что асфальт в трещинах, выбоинах, так еще и зигзагами под уклон. Биляль посмотрел назад, удивленно хмыкнул и обернулся к Мансуру.

— Ты смотри, не ожидал такой езды от «русского». Может, сказать Казему, чтоб взял его в отряд?

Мансур захохотал, запрокинув голову.

Уже через несколько минут они подъехали к небольшой площадке придорожного рынка перед блокпостом.

Биляль подошел к машине, остановился в двух шагах и пробормотал, не глядя на Анчара:

— Слушай, Андрей, рисковать не будем. Поезжай прямо, а метров через пятьдесят после шлагбаума остановись, подожди нас.

— Тов — хорошо.

Заметно было, что арабы нервничают, но все обошлось, и до перекрестка Яркон доехали без ненужных приключений.

Перед поворотом Мансур тронул Анчара за плечо.

— Послушай, тебе ведь все равно, куда ехать, давай в Од а-Шарон. Там у меня родственник живет, давно не виделись, он рад будет. Ты нас высадишь, а назад мы уже сами.

В Од а-Шарон, так в Од а-Шарон. Не все ли равно, раз день удался. Анчар престроился и повернул направо.

Арабы вышли на большой стоянке возле почты и махнули Анчару:

— Шукран! — Спасибо!

— Ялла, бай!

Биляль и Мансур отошли шагов на десять, вдруг Биляль вернулся к машине, наклонился к окну. Забыл что? Анчар посмотрел на сиденья. Нет, вроде все чисто.

— Ты, Андрей, забудь на всякий случай, что вывез нас за шлагбаум. Может, не знаешь, что за это год тюрьмы ты себе обеспечил. Зачем тебе неприятности, правда? Как бы ни сложилось, ты нас не видел, мы тебя тоже. Расстались возле завода, разъехались в разные стороны, и знать ничего не знаем. Правда?

Анчар озадаченно кивнул. Это же надо, кинули его. Откуда ему было знать, что все так серьезно. Непорядок, конечно, не зря шлагбаумы расставлены на всех развязках. Но год тюрьмы, и не предупредили… За кого же вы меня держите?

Не выходя из машины, закурил. Непростительно ему, разведчику, что не обращал внимания на некоторые неприятные моменты. Помнишь, Ахмед предлагал тебе мешок «травы» в подарок, найди покупателей — деньги рекой потекут. А в самом начале, в первую же неделю, уже и не вспомнить, кто, попросили тебя присматривать старые машины в Петах-Тикве, номера записывать, стоянки присматривать? Зачем? Вроде как для покупки… Или не хотел замечать? Отмалчивался, отшучивался, просто делал вид, что не понимаешь иврит? Страус ты, а не Анчар! Сложно было догадаться, что старые машины не страхуются и в случае чего, полиция их даже искать не будет? Подумать, еще многое можно вспомнить.

Ладно, проехали, что себя накручивать! Сам виноват, скажи спасибо за урок. В следующий раз осторожнее будешь.

Понятно, ребята не хотят неприятностей, погуляют тайком и вернутся. Обойдется! Анчар затушил окурок в чистой пепельнице и вышел из машины.

Он никогда не был в этом городе, лишь несколько раз проезжал по главной улице. Анчар решил, что не будет торопиться домой. Когда еще так сложится! Тревога растаяла. Настроение было, как у школьника, когда училка заболела, и весь день твой. Хорошо, что ребята сами доберутся, это уже их проблемы. А он побродит, поглазеет на витрины, посмотрит, что за город, в кафе посидит. Может, завтра еще куда съездит. А вечером — к Валюхе.

Кофейно-ванильный аромат привлек его в кафе через дорогу. За столиками на тротуаре вальяжно расселись мужчины в белых рубашках. Они громко разговаривали, смеялись во весь голос, кто-то читал газеты, один орал в мобильный. Прямо клуб городских бездельников. Женщин было немного. И ни одной приятной…

Анчар окунулся в душистый полумрак. Приветливая хозяйка тепло, как старому знакомому, улыбнулась:

— Черный кофе покрепче и без сахара, большую кружку, яблочный штрудель, «корзиночку» с орехами и кусок пирога с ягодами. Приятного аппетита!

Неужели можно каждый день так?

Выйдя из кафе, Анчар дошел до угла, повернул налево. Улица была чистая, зеленая и тихая. Идти бы, идти бездумно, без цели, куда ноги ведут. Хорошо! Только пить после сладкого хочется. В маленьком пустом магазине Анчар купил бутылку воды. Маловато будет на целый день. Гулять, так гулять!

Удивительно, что простые покупки доставляют такое удовольствие. Магазины Анчар, как и большинство мужчин, не любил. Для себя покупал наспех и только самое необходимое. Перед работой он пил кофе, черный, без сахара, из большой кружки. На заводе разводил в такой же большой кружке растворимый суп и заедал его тремя-четырьмя кусками хлеба. Дома после смены ел всухомятку: наливал стопку водки, клал на ломоть хлеба граммов двести колбасы, накрывал вторым, разрезал на две половины помидор, солил крупной солью, отправлял в рот первую половину, откусывал от бутерброда, глотал, вливал в рот водку, глотал. Приканчивал бутерброд и помидор. Глотал еще стопку. Перед сном пил чай, крепкий, с тремя ложками сахара. И никаких проблем. Редко перед выходным к обычному набору «водка-хлеб-колбаса» добавлял немного сыра. Он даже не подозревал, что, кроме крупной соли, в магазине была и мелкая. На пачке все написано буквами синего или зеленого цвета. Первый раз рука ухватила с зелеными, так и покупал до сих пор.