Год ворона, книга первая - Максим Бояринов

Опоссум вышел во двор и с удовольствием вдохнул сыроватый деревенский воздух. Если внутри ранчо походило на гибрид лаборатории, исследовательского комплекса и высокотехнологичной тюрьмы, то снаружи оно ничем не отличалось от сотен подобных объектов. Поэтому если не думать о том, что скрывалось за прочными стенами и дверями, вполне можно было представить себя обычным американцем в провинциальной глуши, наедине со звездным небом и прохладным ветерком.

Агент еще раз глубоко вдохнул и пожалел, что месяц назад бросил курить. Старая привычка требовала увенчать трудный день и хорошо проделанную службу парой крепких затяжек. Но в его возрасте и с его образом жизни пришлось выбирать — табак или здоровые легкие. Опоссум был профессионалом, который к тому же искренне любил свою работу, поэтому его выбор был очевиден.

Но курить все равно хотелось.

Он вытер платком пот со лба, который не смог осушить даже прохладный ветер. Расправил закатанные рукава рубашки, достал из кармана телефон и набрал номер, который не значился даже во внутреннем справочнике администрации Белого Дома.

— Он выдал все, что знал, сэр, — Опоссум начал разговор со всем почтением, но не тратя время на вступления и прочие бессмысленные ритуалы, строго по делу. — Показания соответствуют… донесению… с очень высокой точностью. Если это была не массовая галлюцинация, то факт можно считать установленным.

— Что же, неплохо, — директор ЦРУ говорил так же коротко, без околичностей. — Остальные?

— Установочные данные в обработке. К вечеру будет полный расклад.

Прослушать этот разговор было практически невозможно, но собеседники все равно избегали имен и точных фактов. Впрочем, Опоссуму не нужно было уточнять, о ком идет речь.

— Хорошо. Я уже отдал распоряжение, соответствующие расходные суммы будут переведены. У тебя будут все полномочия и возможности, при необходимости — поддержка любой из наших служб в любой стране. Но запомни главное, ключевое слово здесь — «тихо». Поэтому те объекты, с которыми… доверительная беседа окажется невозможной, также должны исчезнуть, быстро и легендированно.

— Я понял, сэр. А что теперь делать с… этим? Похоже, его психика не выдержала, теперь это материал для психиатрической диссертации.

— В таком виде его оставлять нельзя. Предпримите меры по… экстрадиции.

— Понял, сэр.

Опоссум отключился, спрятал телефон в карман и возвратился в бункер.

Медикаментозный допрос представляет собой не столь универсальное и надежное средство, как принято описывать в детективах. Собственно говоря, пресловутой «сыворотки правды» в том виде, как показывают в кино, вообще не существует. Нет и не может быть препарата, который заставляет человека говорить только правду. На самом деле такие медикаменты призваны лишь ослабить самоконтроль, снять внутренние запреты, вызвав у допрашиваемого абсолютное доверие и желание исповедаться.

Психотропные средства вкупе с традиционными методиками допроса хороши по отношению к человеку со здоровой психикой и сильной мотивацией на скрытие какой-то конкретной информации. Достаточно пробиться через внутреннюю защиту, и объект выложит все как на духу. Но в данном случае допрашиваемый проявлял все признаки шизофрении, усугубленной алкоголизмом. Сведения, которые от него требовалось получить, оказались скрыты в лабиринтах памяти, захоронены под многолетними слоями комплексов и страхов. Так что и сам допрашиваемый был порой не в состоянии отличить, где правда, а где фантазия. Поэтому пришлось прибегнуть к старому доброму «психофизическому» воздействию, в котором новейшие достижения фармакологии были только подспорьем…

У радиста не оставалось ни единого шанса, теперь он был не властен над своей судьбой, попав в отлаженный механизм форсированного дознания. Он сидел, привязанный к креслу, блаженно улыбался и пускал слюни. В его сознании, разбитом на множество осколков, все происходящее было не страшной пыткой, а исповедью.

Палачи оказались лучшими товарищами, суровыми, но благожелательными. Они не мучили его, а помогали пройти трудной тропой очищения, искренне желая избавить нового друга от непосильного груза вины. Летчик ждал, когда они снова начнут спрашивать, готовый припомнить любую мелочь, счастливый, что он может избавиться от собственных демонов и помочь этим замечательным, понимающим людям. Очередного укола он не почувствовал, лишь сознание померкло, будто во всем мире разом выключили свет…

— Как только пропадет пульс, немедленно «в долгий путь», — указал Опоссум одному из трех своих ассистентов в сторону оцинкованной двери, за которой располагался «военно-полевой крематорий».

— Подготовьте все документы для суда, — приказал он второму. И в этом случае опять же не пришлось объяснять очевидное.

Американская Фемида обычно слепа по отношению к гастарбайтерам. Нелегальные мигранты, на которых не распространяется закон о минимальной почасовой оплате труда, нужны Америке как любой богатой демократической стране. Без них рыночная экономика просто не сможет нормально функционировать — граждане США предпочитают жить на пособия по безработице, но не мыть посуду в дешевых закусочных и чистить засорившиеся клозеты в афро-американских кварталах. Однако в случае необходимости карающий меч демократии действует с быстротой молнии.

К вечеру департамент по персоналу кэнтонского отделения «Нисан моторз инкопорейтед» получил письмо из иммиграционного агентства Министерства внутренней безопасности. К письму прилагалось постановление суда о том, что нелегальный иммигрант из Албании, скрывавшийся под именем Кшиштоф Стрембджинский, был обнаружен офицерами агентства в результате плановой проверки, задержан и выслан из страны.

Вакансия Стрембджинского была заполнена в течение шести часов. Освободившуюся должность занял двадцатилетний выпускник колледжа, в ожидании повышения подрабатывающий грузчиком на складе элементов ходовой части, а на его место, в свою очередь, заступил чернокожий житель Джексона, чья заявка оказалась первой в базе данных. На основании постановления суда лизинговый контракт со Стрембджинским был разорван, и через три дня в занимаемый им коттедж вселились новые хозяева — вновь назначенный инженер из департамента контроля качества с женой.

Механизм, укрытый от сторонних глаз, уже начал неумолимое движение, методично перемалывая судьбы многих людей во имя достижения четкой и практичной цели. И трусливый радист, и спившийся штурман, умерший от передоза «сыворотки правды» были в этом потоке даже не щепками, а пылинками, неразличимыми взгляду…

9. Поминальные сны

Пока я, отхлебывая из явдохиной «пляшанки», переваливал обратно в могильную яму пару кубов земли, тени от тополей растворились в сухой траве, и над кладбищем начали сгущаться сумерки. Все время, пока шла работа, девчонка ждала в стороне, тщательно глядя в сторону и закрываясь рукавом. Иногда доносились приглушенные всхлипы. По уму, конечно, надо было подойти и попробовать успокоить… Но лучше я холмик попытаюсь в меру возможностей выровнять, пока еще хоть что-то видно, чем буду нести стандартное положенное вранье.

Еще ладно, если бы я чувствовал хоть малейшее сострадание… Но к облепленному мухами пакету, который был тем, что осталось от ее папки, я ничего, кроме брезгливости не испытываю. Хотя, что еще может вызывать обгрызенный бродячими собаками труп совершенно незнакомого человека? В общем, работаю и не отвлекаюсь. Почти закончил… Все, шабаш!

Тихо подходит девчонка. Шмыгнув в который раз носом, кладет на холмик тощенький букет полевых цветов. С верхушки скатывается несколько камешков…

— Спасибо вам, Виктор…

В первое мгновение даже не понимаю, что это она ко мне обращается, больно уж тон… неживой. Так с покойными прощаются. Ну в общем-то так и есть. Кошусь на девчонку, пытаясь сообразить, где же все-таки её видел. А видел точно, и не один раз. Наш Зажопинск — городок маленький. Через полгода можно смело здороваться с каждым, даже если в упор не помнишь. Один хрен, знакомы каким-то боком…

— Да не за что. Пошли, что ли? Хул… нечего тут в темноте делать.

Девчонка кивает и идет рядом. Глаза у нее блестят, как плошки с водой, однако не плачет. Вот и умница. Истерика мне после земляных работ и до принятия вовнутрь народных антидепрессантов нужна, как ежу кальсоны. Да и делать-то нам действительно, здесь нечего. После захода солнца за искореженной невысокой оградой кладбища всякая хрень творится. Алкашня с наркоманами — это мелочи, досадные, но привычные. И похлеще бывает. В «Ласточке» мужики трепались, как с месяц назад пацана хоронили — в пьяной драке на нож несколько раз наткнулся. Какие-то уроды в ту же ночь могилу разрыли. Ценного ничего не нашли, так сперли, придурки, белые тапочки…