Сахарная вата - Жаклин Уилсон

– Чтобы все наладить, мне нужно, чтобы коэффициент на нее был десять тысяч к одному, – снова вздохнул папа.

Я попыталась сосчитать в уме, сколько же это должно быть денег, но не смогла. Я же не так сильна в математике, как Сьюзен.

Да и в любом случае стараться не было смысла, потому что Булочка с Глазурью пришла последней в заезде. Об этом сообщил вернувшийся из букмекерской конторы Билли Щепка. Он выглядел подавленным.

– Пустая трата времени и денег, вот что это было, – сказал он.

– Мне ужасно жаль, мистер Щепка, – сказала я, чувствуя свою вину за проигрыш. – Давайте, я приготовлю вам еще чашечку чая.

Билли Щепка улыбнулся и погладил меня по голове своими дрожащими стариковскими пальцами.

– Маленькая мисс Завитушка, ты добрая девочка, – сказал он. – Неудивительно, что твой папа так тобой гордится. Да, за мной все еще подарок к твоему дню рождения, я помню.

– Забудьте об этом. Праздник пришел вторым с конца. Я ничего не понимаю в лошадях, мистер Щепка. Впредь никогда больше не полагайтесь на меня, ладно?

Папа приготовил мне к чаю салат, а затем несколько часов гладил мою одежду новым утюгом. Гладить он не умел. Воротнички на блузках оставались сморщенными, на рукавах загладились какие-то странные стрелки.

– Давай, может, я поглажу? – предложила я, но папа не разрешил – боялся, что я обожгусь утюгом.

Он очень рано уложил меня в постель, чтобы я назавтра не проспала школу. Сел рядом со мной, обнял и прочитал мне главу из книжки про девочку и волшебную жабу. У этой девочки не было мамы, и она жила вдвоем со своим отцом.

– Наверное, нам тоже не повредила бы волшебная жаба, – сказал папа. – И волшебный утюг, чтобы сам гладил. А еще волшебный кошелек, всегда набитый пятифунтовыми бумажками.

– Пап, а что будет с нашим кафе? Нам придется его продать? – спросила я.

Папа тяжело сглотнул и прикрыл глаза. Губы у него задрожали. Я испугалась, что он сейчас заплачет.

– На самом деле это кафе уже не мое, я не могу его продать, Флосс, – сказал он. – Я занимал под него деньги. Много денег, слишком много, чтобы расплатиться. Я старался как мог, но… Короче говоря, нас могут просто закрыть.

– То есть наше кафе перейдет к кому-нибудь другому? – спросила я.

– Не знаю, милая. Возможно.

– И… И они придут и будут жить наверху вместе с нами?

– Загвоздка в том, Флосс, что квартира – это часть кафе. Если у меня отберут кафе, то и из квартиры тоже выгонят.

Я представила, как нас с папой выкидывают на улицу огромным бульдозером.

– Ой, пап! – прошептала я и вцепилась ему в руку.

– Боже мой, боже мой! Я не должен был тебе говорить об этом, особенно сейчас, на ночь глядя. Какой же я глупый! Я молчал, скрывал все это месяцами в основном потому, что сам не решался посмотреть правде в глаза. Все надеялся, что как-то обойдется, что-то изменится к лучшему, что мне дадут новую ссуду. Напрасно. Просто не верилось, что мы можем стать бездомными.

– Так что же нам делать, пап? – Я подумала о бездомных людях, которых видела, когда ходила по Лондону. – Мы что… будем жить в картонных коробках?

– Ах, Флосс! – выдохнул папа. Я не понимала, то ли он собирается рассмеяться, то ли заплакать. Возможно, он сам этого не знал. – Разумеется, мы с тобой не станем жить в картонных коробках. Нет, солнышко, с тобой все будет в порядке. Я свяжусь с твоей мамой, посажу тебя в самолет и отправлю в Австралию. Это я сделаю первым делом. Зря я согласился, чтобы ты осталась со мной. Но я так надеялся, что все как-то наладится. Увы, не повезло.

– Я не полечу в Австралию, пап! Я останусь с тобой, несмотря ни на что. Буду жить с тобой хоть в картонной коробке. – Я крепко обхватила папу за шею. – Ты знаешь, я очень люблю картонные коробки. Помнишь, у меня была такая коробка в детстве и я сидела в ней со своими куклами и плюшевыми медведями, играла с ними в дочки-матери.

– Ты была такая сладкая маленькая девочка, – сказал папа, целуя меня в макушку. – Ну а теперь успокойся и спи. Доброй ночи, милая. И ни о чем не волнуйся, обещаешь?

Ну как не волноваться? Я очень долго не могла заснуть, а когда заснула, мне приснилось, что наше кафе превратилось в картонную коробку. Потом пошел дождь, и стенки коробки размокли, ее дно разошлось, и я стала продираться сквозь картонную дверь, крича и ища папу. Когда я его нашла, он показался мне очень старым и хрупким, а когда я его обняла, он вдруг сложился у меня в руках, словно сам был сделан из куска картона.

Я проснулась с криком и побежала к папе. Но в спальне его не было, хотя была середина ночи. Я посмотрела под одеялом, под подушкой, даже под кровать заглянула – нет его. Потом услышала какую-то возню на кухне.

Папа стоял на кухне и гладил, по всей комнате были развешаны мои школьные блузки – они висели на дверях, и на стенных крючках, и на полках. Казалось, к нам на кухню залетела стая каких-то странных белых птиц.

– Пап?

– Привет, моя хорошая, – сказал папа с таким видом, будто это самая обычная вещь – гладить на кухне в три часа ночи.

– Что ты делаешь? Ты уже погладил мои школьные блузки.

– Да, и только напортачил. Так что я снова намочил их и снова погладил. И снова. Вот, глажу их уже по третьему разу, а на них все равно складки остаются.

– Да все в порядке с моими блузками, пап. Брось ты их. Иди ложись спать, пожалуйста!

– Не могу я спать, я же целый день дремлю. Живу, так сказать, по австралийскому времени. Может быть, мне тоже пора туда перебраться?

Я подумала о таком варианте, и сердце у меня радостно забилось.

– Ну, раз нам все равно придется покидать кафе, почему бы нам в самом деле обоим не улететь в Австралию? – сказала я. – Может быть, Стив одолжит тебе денег для начала. Потом отдашь ему, когда найдешь работу. А я буду жить с тобой и с мамой тоже смогу видеться. А может быть, мы все останемся в Австралии навсегда!

– Ты такая смелая, Флосс, что решилась жить без мамы, – сказал папа. – Я понимаю, как ты по ней скучаешь. Но я не могу улететь в Австралию, милая. И не получу ни пенни подъемных от старины Стива. И мне не дадут разрешения на работу в Австралии, потому что у меня нет ни денег, ни профессии.

– Неправда, пап! Ты прекрасно умеешь управлять кафе.

– Перестань, детка! Меня не возьмут там даже мойщиком посуды. А уж в прачечной я точно работу не получу. Смотри, я прожег твою блузку! – Он с безнадежным видом показал мне коричневое пятно на блузке.

– Не важно, пап. Хватит гладить, пожалуйста.

– Может быть, пятно удастся свести. Я сейчас замочу блузку, – сказал папа, а затем, увидев мое лицо, добавил: – Прости, малышка. Безрукий у тебя папа, вот и все. Но ты права, хватит гладить. – Он выключил утюг и остановился посреди кухни в своей старой полосатой пижаме. – Давай я уложу тебя в постель, Флосс.

– Я не хочу спать.

– Ну… и что же нам тогда делать? – спросил папа, переминаясь с ноги на ногу. – О, придумал! – неожиданно воскликнул он. – Пойдем качаться на качелях!

– Ночь же на дворе, пап, – сказала я, подумав, не сошел ли он с ума в самом деле.

– Нет такого закона, который запрещал бы людям качаться на качелях среди ночи, тем более в своем саду, – возразил папа. – Надевай куртку и сунь ноги в резиновые сапоги.

Папа накинул на себя прямо поверх пижамы толстый шерстяной свитер и надел свои рабочие башмаки. Затем мы прошли с ним через пустое кафе и вышли на задний двор. Я думала, что там будет темно и страшно, но на небе стояла полная луна, заливая двор своим светом, в котором все казалось серебристым и таинственным. Мы миновали обломки мотоцикла и прочий хлам. Мусорные баки накануне опорожнили, так что от них почти не воняло. Возле баков крутилась и грустно мяукала голодная кошка.

– Ой, пап, смотри, какая хорошенькая кошечка, – я неуклюже наклонилась в своих высоких резиновых сапогах и позвала: – Кс-кс-кс, иди ко мне.

Кошка посмотрела на меня, подумала, затем осторожно подошла.

– Иди-иди, я тебя не трону.

Я протянула руку, кошка обнюхала мою ладонь, надеясь, что я дам ей что-нибудь вкусненькое. Но кажется, она была довольна и тем, что я просто ее погладила.

– Какая маленькая и тощая. Как ты думаешь, пап, мы сможем ее прокормить? – спросила я.

Папа посмотрел на кошку, подумал немного и ответил:

– Черная. А черные кошки, говорят, приносят удачу. Даже такие маленькие и тощенькие. Ладно, если она немного подождет здесь, попробую найти для нее на кухне банку тунца.

– Ну вот видишь, киска? Ты умница, что пришла за едой в кафе. Это кафе моего папы. Потерпи минутку, и он приготовит тебе роскошный ужин. Мур-кошный ужин. Пап, тебе нравится слово «мур-кошный»?

– Ха-ха-ха, отлично, Флосс, – сказал папа. Он сел на качели, скребя по земле подошвами своих ботинок.