Сахарная вата - Жаклин Уилсон

Потом папа принялся лазить вверх и вниз по приставной лестнице, привязывая веревки, затем бросил это дело и целый час рылся в старинной энциклопедии, изучая, как нужно вязать самые надежные узлы.

Наконец качели были подвешены, но, как оказалось, слишком низко – я на них ударялась попой о землю. Папа укоротил веревки и начал все сначала.

К вечеру все было готово.

– Ну вот и все, принцесса! Твой трон готов! – с гордостью объявил папа.

Чтобы сделать ему приятное, я надела поверх джинсов мое именинное розовое платье и села на качели. Папа сиял, потом вдруг снова засуетился и побежал искать свою старую камеру, чтобы увековечить это сногсшибательное событие. Камеру он искал очень долго.

Оставшись одна, я немного покачалась, но, нужно признать, без всякого удовольствия. Конечно, я не стала ничего говорить папе, но качаться на качелях, привязанных к дереву, было неудобно. Они слишком резко опускались вниз и были перекошены – от этого их раскачивало из стороны в сторону, и меня очень скоро начало мутить. Да и вид с качелей открывался унылый – захламленный задний двор, железки от мотоцикла, коробки под брезентом и мусорные баки, от которых, помимо всего прочего, ужасно воняло.

Я перестала качаться и просто посидела на качелях, ожидая папу, и только когда он наконец появился со своим старым поляроидом, я несколько раз качнулась, широко улыбаясь в объектив камеры.

– Потрясающие качели, правда? – воскликнул папа с такой гордостью, будто это он сам сделал их. – Эй, а почему бы тебе не позвонить Рианнон и не спросить, не хочется ли ей прийти поиграть с тобой?

Я задумалась. Я много раз приглашала к себе Рианнон, но всегда только в дом к маме. Свои субботы и воскресенья я посвящала папе, и только ему одному. Но теперь-то я с папой была постоянно.

– Иди позвони ей, – сказал папа. – Пригласи ее на чай. Она любит бутерброды с картошкой?

В этом я не была уверена. Когда я приходила в гости к Рианнон, нас всегда кормили салатами, курицей и фруктами. Завтраки, которые Рианнон приносила с собой в школу, тоже целиком состояли из «здоровой пищи» – зерновой хлеб, нарезанная соломкой морковка, яблоки и маленькие коробочки с изюмом. Но может быть, Рианнон понравятся бутерброды с картошкой, потому что это запретная для нее еда?

Я знала, что обманываю себя. Я подозревала, что пригласить Рианнон сюда будет большой-большой-большой моей ошибкой. Но у папы мне было очень грустно и одиноко, и здесь совершенно нечего было делать. Если придет Рианнон, мы сможем поболтать с ней по душам и подурачиться, и, возможно, я вновь почувствую себя нормально.

Короче, я ей позвонила. И попала на ее маму.

– О, Флора, как я рада тебя слышать. Как ты? – спросила она и добавила, понизив голос: – Я была так шокирована, когда Рианнон рассказала мне о твоей матери.

Она говорила так, словно моя мама умерла.

– У меня все хорошо, – солгала я. – Скажите, я могу пригласить Рианнон на чай?

– Сегодня? Ну, вообще-то у нас в гостях ее дедушка и бабушка… Скажи мне, Флора, ты часто видишься со своей бабушкой?

– С бабушкой? – удивленно переспросила я. – Ну, она присылает мне подарки на день рождения, но никогда не помнит, сколько мне лет. Папа говорит, что она слегка не в себе.

– А мамину маму ты видишь?

– Она умерла, когда я была еще совсем маленькой. У Стива есть мама, но, по-моему, она меня не очень-то любит.

– Бедная крошка. Хорошо, послушай меня, милая. Как только тебе нужно будет поговорить о чем-нибудь… э… девичьем, сразу же обращайся ко мне, договорились? Я знаю, что твой папа делает для тебя все, что в его силах, но папа и мама – это не совсем одно и то же для девочки. Совсем не одно и то же. Девочке-подростку необходима мать. Не понимаю, как твоя мать могла… – Тут ее голос совсем сошел на нет.

Я так сильно сжала телефонную трубку, что просто удивительно, как она не треснула. Мама Рианнон не должна была говорить так, словно моя мама намеренно бросила меня. Я решила, что пусть лучше Рианнон вообще ко мне не приходит, но ее мать стала звать мою подругу и затем уточнять у меня адрес.

Я слышала, как Рианнон что-то недовольно бурчит на заднем плане. Похоже, она вовсе не горела желанием пойти ко мне.

– Нет, ты должна. Это самое малое, что ты можешь сделать. Бедной маленькой Флоре сейчас так одиноко, – шипела мать Рианнон.

– Да нет, со мной все в порядке, – сказала я.

– Конечно, дорогая, я уверена, что так оно и есть, – сказала мама Рианнон тоном, в котором явно читалось «Ну да, так я тебе и поверила».

Пытаться одурачить Рианнон, когда она пришла, я, разумеется, не могла. На ней был кружевной голубой топик и белые джинсы. Длинные блестящие черные волосы заплетены в косу, перевязанную сине-белой лентой. Рианнон выглядела просто потрясающе, и такой красавице явно было не место в нашем кафе.

– О, Флосс, бедняжка, какие у тебя грустные глаза. Красные и припухшие, – сказала она.

– Аллергия, – поспешно ответила я.

Рианнон вздохнула, а затем сказала, повернувшись к моему папе:

– Моя мама просила передать, что, если у вас есть проблемы, вы можете сразу же позвонить ей.

– Проблемы? – моргнул папа.

– Ну, вы понимаете. С Флосси, – сказала Рианнон. Она вела себя так, будто была приставленным ко мне социальным работником или что-то в этом роде. Папу она тоже начинала раздражать, я это заметила.

– У нас с Флосс нет никаких проблем, правда, солнышко? Но это очень мило со стороны твоей мамы – предложить мне свою помощь, поэтому поблагодари ее от моего имени. Ну что, девочки, не хотите ли покататься на качелях Флосс?

Он провел нас через кафе, через кухню и открыл дверь на задний двор с таким видом, словно за ней открывался Диснейленд.

Шагая так осторожно, будто идет по грязной луже, Рианнон вышла на наш двор. Она окинула взглядом мусорные баки на колесиках, брезент, обломки мотоцикла. Да, я точно совершила ошибку, пригласив Рианнон в гости. Мне представилось, как она будет рассказывать своей матери о нашем кошмарном заднем дворе. Но что еще хуже – она расскажет об этом Марго и Джуди, когда придет в школу.

Я с беспокойством посмотрела на Рианнон.

– А, вот где твои качели, – сказала она. – Что ж, очень… мило.

– Знаю, что совсем не мило, – прошептала я. – Но папа повесил их специально для меня.

– Ясненько. Хорошо, я поняла, – тихо ответила Рианнон. Затем она повысила голос так, чтобы ее мог слышать папа, оставшийся на кухне. – О, Флосс, твои качели смотрятся просто великолепно на этом дереве!

Рианнон проговорила это так громко и четко, словно мой папа был глухим или дебилом.

Рианнон вспрыгнула на качели, качнулась пару раз и тут же соскочила на землю.

– Ну что, пойдем в твою комнату поиграем? – спросила она.

– Может, нам еще немного покачаться? – предложила я.

– Нет, скучно, – ответила Рианнон. – Послушай, Флосс, ведь я уже сделала приятно твоему отцу? Сделала. А теперь пойдем займемся чем-нибудь поинтереснее.

– Хорошо.

Мы вернулись через заднюю дверь. Папа в это время начал чистить на кухне картошку. Он явно огорчился, что мы так быстро нагулялись.

– Как дела, девочки? – спросил он.

– Все в порядке, пап. Я… Я просто хочу показать Рианнон свою спальню, – сказала я.

Кто бы знал, как мне не хотелось, не хотелось, не хотелось показывать Рианнон свою комнату!

Рианнон огляделась вокруг, втянула в себя воздух и спросила, удивленно приподняв брови:

– Вот это твоя спальня? Но я не узнаю ее. У тебя всегда была прелестная спальня, вся красно-белая, чистенькая и красивая.

– Та спальня была в мамином доме, ты же знаешь, – ответила я.

Я присела на свою старую покривившуюся кровать и начала разглаживать сморщенное покрывало, словно пыталась успокоить его.

– Так, ладно, а где же все твои вещи? Где шторы с вишенками, и красные бархатные подушки, и твой туалетный столик с бархатной табуреткой?

– Вся моя одежда, книги и рисовальные принадлежности здесь. Занавески остались в том доме, у мамы, а остальные вещи мы сдали на хранение. Они не поместились сюда.

Я и сама-то едва помещалась в спальне. Она была чуть больше шкафа, и в ней хватало места только для кровати и древнего комода. Папа решил покрасить ящики комода серебряной краской, но баночка оказалась слишком маленькой и на последний ящик краски не хватило. На верхнюю крышку комода папа поставил зеркало, а я разложила рядом с ним свои расчески, и свою фарфоровую статуэтку балерины, и маленькую вазу из вишнево-красного стекла, которую захватила из маминого дома. Честно говоря, комод от этого красивее не стал.

– Папа докрасит комод, когда достанет еще немного серебряной краски, – сказала я. – А еще он собирается повесить здесь книжные полки, и мы с ним купим новое покрывало – темно-синее, с серебряными звездами. А еще я собираюсь наклеить на потолок блестящие серебряные звезды и зеркальный шар, как на дискотеке, и разноцветные фонарики, и… и… – на этом моя фантазия иссякла.