Не отступать и не сдаваться. Том 3 - Алим Тыналин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Бокс!
Я снова подошел к противнику. Он опять опустился в низкую защитную стойку, не оставив ни малейшего просвета для атаки. Придется вскрывать, как консервную банку.
Ты ведь, Дубинин, оказывается, не так уж и хорош, как говорили. И на старуху нашлась проруха. Главное, надо зорко наблюдать за ним. Подмечать, когда он ослабляет защиту. Это как в покере.
Я снова атаковал противника. Левый прямой, правый. Перемещение в сторону, потом замах, заряжание атакующей руки. И теперь хук левой, цепляя перчатку соперника, чтобы открыть его голову.
Бамс! Звякнул гонг. Ого, вот и первый раунд закончился. И он оказался за мной.
Я широко улыбнулся Дубинину и вернулся в свой угол. Юрий Борисович вытащил на ринг стульчик, я уселся на него. Вынул капу и сказал, чуть повернув голову:
— Ну что, видели? Купите кепку и солнцезащитные очки, говорят, в Мадриде очень жарко.
— Молодец, Рубцов, молодец, — прошептал директор сбоку. — Эдак ты его, кабана, действительно завалишь.
Весь перерыв я отдыхал, глядя на Дубинина. Рядом с противником стоял тренер и что-то втолковывал ему. Дубинин сидел, опустив голову.
Я поглядел в зал и увидел в первых рядах Козловского. Чиновник сидел с каменным лицом. Что, выкуси, Андрей Владимирович!
Рефери позвал нас для следующего раунда. Дубини продолжал стоять передо мной, опустив голову.
Звякнул гонг. Ну, теперь держись, тварь. Низкая защита не спасет тебя. Может, ты тут выроешь окоп и укроешься там с головой?
Я атаковал противника, как в конце прошлого раунда. Начал с прямых ударов, чтобы чуток оглушить. Потом боковыми по перчаткам, чтобы увеличить бреши в защите. Вот и долгожданный миг для апперкота.
Снова напав на соперника, я пробил отличнейший удар снизу вверх. Он должен был надолго уложить Дубинина на настил.
Но не тут-то было. Он оказался прекрасно готов к атаке. Уклонился в сторону, чуть ли не задев головой покрытие. Затем выпрямился сам. Я и не заметил, как его правая рука вонзилась мне в челюсть.
Мгновенная вспышка, боль и абсолютная темнота.
Глава 8. Проигрыш
Такого не было, чтобы звуки совсем пропали. Наоборот, в голове раздался такой звон, будто какой-то человеконенавистник изо всех ударил молотком по рельсе.
Зрение, это да, пропало напрочь. Ничего не видно, словно я барахтался в чернильной кляксе. Ноги не слушались. Да что там ноги, я своего тела не ощущал.
Когда звон чуть утих и как будто отошел на задний план, я услышал голос рефери, отсчитывающего секунды:
— Четыре… Пять…
Слова бухали по воспаленному мозгу, как удары молота по наковальне. Что происходит? Я ощутил, что лежу на настиле ринга, как безвольная кукла.
Надо встать. Надо встать, черт вас всех раздери. Нельзя валяться, как мусор на свалке. Как гора использованного, гребаного, никому не нужного мусора.
— Шесть… Семь…
Я напряг мышцы и попытался встать. Куда там.
Тело как ватное. Я впервые за время попадания в него снова ощутил, что оно не мое. Будто напялил детские штанишки на взрослого мужика.
Надо подняться, надо подняться. Ну же, Виктор, миленький, давай.
Я замычал от боли. Разлепил глаза и увидел рефери. Навис надо мной. За ним, подсвечивая фигуру арбитра, на потолке ослепительно сиял светильник.
Глаза нестерпимо заболели от яркого света. Я поднял руку, пытаясь заслониться.
— Виктор, вставай, чтоб тебя! — это голос Лебедя, директора «Орленка». Вот только где он сам, ума не приложу.
Насчет того, чтобы подняться, я бы с радостью. Но не могу, хоть убей.
— Восемь… Девять…
Я перевернулся на живот и зрение постепенно сфокусировалось на окружающем.
Канаты, ринг. Люди, сидящие на креслах. Торжествующее лицо Козловского.
Ах ты сука, я сейчас встану и надеру зад этому, как там его… Моему противнику. Тому, кто уронил меня сюда, на настил. Ах да, точно, Дубинину.
Вот дайте только встать. Я оперся руками о покрытие и приподнял туловище.
— Десять! Аут!
Все, что случилось потом, было хуже, чем в страшном сне. Я сначала и в самом деле не мог понять, сплю я или нет.
На ринг выбежал врач, помощник организаторов, а самым последним забрался Лебедь. Врач быстро осмотрел меня, вытащил капу. Он задавал вопросы, я невпопад отвечал на них. Что-то там насчет моего самочувствия.
Убедившись, что я в порядке и могу передвигаться самостоятельно, врач дал добро на дальнейшую процедуру. Я поднялся и увидел перед собой печальное лицо Юрия Борисовича.
— Эх, Витя, — только и мог сказать он. Взял меня за шею и потряс. — Эх, Витя!
Я очумело смотрел по сторонам. Неужели это происходит в самом деле? Поглядел на Дубинина, но армеец уже отвернулся от меня. Стоял в своем углу, вытирал шею и лицо полотенцем.
Вскоре объявили победителя. Я не мог смотреть на зрителей, когда один из судей сказал, что выиграл Дубинин. Стоял, уставившись в пол. Зрители захлопали в ладони.
Как же это могло произойти со мной? Вот ведь зараза.
После объявления Дубинин пожал мне руку. Я не мог вымолвить и слова. Думал, он будет злорадно ухмыляться, но ничего подобного.
Дубинин молчал и глядел вокруг колючими серыми глазками. На меня он не обращал внимания. Потом быстро ушел, также, как и появился.
Я сошел с ринга и хотел усесться на стул, чтобы отдохнуть. В голове до сих пор гудели колокола. Навстречу мне поднялся Козловский. Тонкие губы змеились в усмешке.
— Оказывается, даже нашего непобедимого Рубцова можно положить в нокаут, — сказал он. — Ну что, прощай Мадрид, чемпион?
Юрий Борисович, хоть и опасался начальства, но все равно выдвинулся вперед.
— Не надо делать поспешных выводов, Андрей Владимирович. У Рубцова все еще впереди. Как говорится, упавшего не считай за пропавшего.
Козловский продолжал улыбаться. Он мог себе это позволить.
— Конечно, конечно. Все еще впереди. Только в будущем году, не в этом.
Последнюю фразу он, гадюка, специально произнес с нажимом. Чтобы еще раз укусить насчет чемпионата Европы.
Я передумал садиться здесь, в зале. Хер с ними, отдохну в раздевалке. Но едва я прошел пару шагов, как попал в руки врача. Он еще раз осмотрел меня, замерил пульс и сердцебиение. Посветил фонариком в лицо, заставил высунуть язык. Прописал кое-какие таблетки, если будет болеть голова. Только потом отпустил.
Выйдя из зала, я хотел прислониться к стене. Потом услышал шум в зале и понял, что сейчас все начнут выходить наружу. Нет, только не это. Они не увидят меня побитым, как бродячую собаку.
— Пошли, Витя, пошли, — приговаривал Юрий Борисович.
Только в раздевалке я осознал до конца, что произошло. Не видать чемпионата Европы, как своих ушей. Со злости я ударил по железной дверце шкафчика. Тонкая поверхность чуть выгнулась.
— Э, спокойно, Рубцов, спокойно, — сказал
