Эффект искажения - Диана Удовиченко

Паоло с досадой отбросил книгу, придвинул новую. Но и из нее не сумел почерпнуть ничего полезного. Некий Антонио Бенцони, священник из Генуи, утверждал, что у стриксов нет души, что они — потомки Иуды, и что у них мертвое сердце. Граф приложил руку к груди, ощутил биение, более медленное, чем при жизни, но ровное и уверенное. Сердце работало. Бросив последний взгляд на пергаментную страницу, Паоло ощутил прилив бешенства. "Стрикса легко узнать по главному признаку: он не отражается в зеркале", — гласила книга.

— В этой писанине есть хоть слово правды? — отшвырнув фолиант, спросил Паоло. — К чему все эти трактаты, если они не дают мне знаний?

Руджеро виновато склонил голову в знак сожаления, как бы подчеркивая свое раскаяние. Но граф успел заметить сверкнувшие в его глазах огоньки торжества. Мгновенно поняв его замысел, Паоло стремительно вскочил и схватил чернокнижника за горло. Неотрывно глядя в перепуганное побледневшее лицо, прошипел:

— Ты нарочно подобрал самые глупые книги?

— Нет… нет… — проблеял объятый ужасом колдун. — Это и правда все книги, которые были в библиотеке…

— Но ты все равно был рад, что в них собраны лишь никчемные мифы? Почему не предупредил меня сразу? Зачем отнял мое время? Для того чтобы дать мне возможность сравнить книжные сказки с твоими познаниями? — Паоло улыбнулся, и зубы его удлинились, превращаясь в острые клыки.

— Простите, господин! — Руджеро не мог оторвать глаз от хищного оскала. — Я должен был сразу сказать: ответы на ваши вопросы следует искать не в трактатах о стриксах, а в богословских и философских книгах…

— Никогда. Не пытайся. Обмануть меня, — произнес граф. — Не пробуй даже немного схитрить. Не забыл ли ты, кто твой господин? Я читаю в твоей душе, как в этих книгах.

Колдун лишь трясся, не в силах ничего ответить. По щекам его текли слезы, из горла рвался полузадушенный хрип. Паоло разжал пальцы:

— Я прощаю тебя. В первый и последний раз.

— Как вы великодушны, мой господин! — возопил обретший голос Руджеро, потирая худую шею, на которой багровели ровные полосы.

— Но ты должен понести наказание, — добавил граф. — Где зеркало, которое я приказывал принести в библиотеку?

Чернокнижник бросился в угол и вернулся с отполированным до блеска серебряным кругом. Паоло принял его, взглянул в сияющие чистотой глубины:

— Встань рядом со мною. Смотри!

Вопреки его ожиданиям, Руджеро не закричал и не упал без чувств. Трепеща от восторга, он жадно впился взглядом в зеркало. Тонкие губы растянулись в бессознательной улыбке восхищения, ноздри нервно трепетали, а в глазах стояли слезы.

— Что ты видишь? — спросил Паоло, несколько удивленный восторгом колдуна.

— Я вижу… отражение вашей души, господин, — прошептал Руджеро. — Души, посвященной Зверю…

Позже, отправив прощенного чернокнижника прочь, граф сидел в библиотеке, предаваясь размышлениям. Он сразу поверил словам Руджеро и удивлялся только тому, что сам не догадался, кто смотрит на него из серебряного круга. Ведь всем известно: зеркала связаны с потусторонним миром и могут отражать призраков, порождать странные видения. Так почему бы им не показать душу стрикса? Снова и снова Паоло брал в руки зеркало и вглядывался в искаженную поверхность, отражавшую жуткое существо. Так вот какова теперь его душа…

А книги — книги врут. Ни один из тех, кто брался писать о стриксах, не встречался с детьми ночи. Паоло рассеянно погладил чистый лист пергамента, ощущая приятную шероховатость. Он сам напишет трактат, настоящий, исследующий суть явления. Окунув перо в чернильницу, он вывел: "Дети ночи. Труд графа Паоло делла Торре, стрикса, обращенного Каиновым проклятием. При переходе от сущности человеческой к сущности стрикса в человеке неизбежно свершаются перемены. Тело становится сильнее, крепче, делается неподверженным болезни и смерти. Но главная метаморфоза происходит с душой. Лишенная искры Божьей, посвященная Зверю, душа претерпевает необратимое изменение".

Еще раз взглянув в зеркало, Паоло написал: "Первый закон детей ночи: суть обращения есть искажение души".

Глава 3

Владивосток, ноябрь 2009 года

— Подпишите, — следователь подвинула Сергею бумаги. — А теперь не для протокола. Что вы делали ночью на месте преступления? Зачем вообще туда отправились?

День выдался не самый удачный. Как, впрочем, и ночь. После той дикой перестрелки Сергей долго отвечал на вопросы милиционеров, которые к самой разборке не успели, приехали, когда все затихло. Наутро его вызвали к следователю, в Первомайский РОВД.

Едва рассвело, Сергей вышел на улицу, чтобы самому осмотреть место происшествия. Походил туда-сюда, заглянул за угол дома. На асфальте, перед самым подъездом, расплылись темные пятна, сейчас выглядевшие вполне безобидно. Патроны и стреляные гильзы, конечно, подобрали милиционеры. Сергей и сам не знал, что хочет найти. Остановившись, он задумался, бросил случайный взгляд на окна своей квартиры и увидел на стене ржавое пятно. Кровь? Но откуда? Неряшливая клякса находилась чуть ниже Дашиного окна. Залезть на стену физически невозможно. Разве что кто-то спускался с крыши на веревке или тросе. Сергей так и не смог объяснить себе происхождение пятна, но на сердце почему-то стало еще тяжелей.

Потом он провел пару часов в Первомайском РОВД. А вечером Сергея "порадовали" вызовом в Пушкинское, где Свириденко долго и дотошно допрашивала его как свидетеля. И конечно, она не могла не поинтересоваться, с какой целью он приехал на место преступления.

Сергей открыл было рот, но Евгения Михайловна перебила:

— Вопрос, конечно, риторический. Можете сколько угодно утверждать, что отправились туда под влиянием момента, хотели почтить память погибшей. Сочувствую вашему горю, Сергей Олегович. Но хочу предупредить: не нужно вмешиваться в ход следствия. Вы больше здесь не работаете, и ваши действия можно квалифицировать как воспрепятствование производству расследования, — поправив очки, Свириденко неохотно добавила: — тем более что дело скоро будет передано в суд.

Сергей кивнул. Он и не сомневался.

— Так или иначе, благодарю за помощь в поимке преступника. До…

В коридоре раздались раздраженные голоса, потом дверь с грохотом распахнулась, и в кабинет ворвался очень сердитый человек. На вид ему было лет шестьдесят. Невысокий, коренастый, мощный, он, несмотря на солидный возраст, двигался легко и энергично. Коротко остриженные, абсолютно седые волосы были воинственно вздыблены, водянисто-голубые глаза смотрели негодующе. Грубоватое лицо выражало крайнюю степень недовольства. Правую бровь и скулу мужчины рассекал широкий кривоватый шрам, начинавшийся с середины лба. Человек был одет в утепленный камуфляжный костюм, на ногах — тяжелые, плотно зашнурованные солдатские ботинки. Два милиционера, маячившие за его спиной, тщетно пытались ухватить пришельца за куртку. Он досадливо отмахнулся и громко протопал к столу следователя, при ходьбе заметно припадая на левую ногу.

Решив, что перед ним то ли разозленный уголовник, то ли просто скандалист, Сергей привстал и приготовился дать отпор. Но Свириденко осталась спокойной, лишь мученически закатила глаза и тяжело вздохнула:

— Кто его впустил?

— Что, Женя, — ничуть не смутившись таким приемом, пробасил седой, — все не веришь? Очевидного не признаешь?

— Николай Григорьевич, мне некогда. Вы шли бы домой, — неожиданно мягко проговорила Свириденко.

— Знаааю! — мужчина погрозил пальцем. — По телевизору видел! Он снова убивает! Они убивают! А вы бумажки пишете да разговоры разговариваете! На кого в этот раз убийства повесите?

Следователь кивнула милиционерам, нерешительно топтавшимся у двери. Те подошли, мягко взяли Николая Григорьевича под локти:

— Пройдемте. Не надо шуметь!

— А, — мужчина резко дернул плечами, освобождаясь, — бесполезно! Ладно, черт с вами. Оставайтесь. Больше ни слова не скажу.

Раздраженно оттолкнув милиционеров, которые даже не ответили на такую грубость, седой похромал к выходу.

Заметив изумленный взгляд Сергея, Евгения Михайловна сочла возможным пояснить:

— Бывший сотрудник, Харитонов. Вы его не помните. Это в конце девяностых было. Хороший был опер. Но сошел с ума.

Безумие седого ничуть не трогало Сергея, но на всякий случай он изобразил сочувствие. Однако следующие слова Свириденко сбили с него равнодушие:

— У него убили жену и дочь. Ну, психика и не выдержала. Вообразил, что ищет какое-то сверхъестественное существо, ударился в мистику. В общем, попросили его из органов. Долго он не появлялся, а в последние два месяца зачастил. Наши его жалеют. Вот, сегодня опять пропустили. — Евгения Михайловна поднялась из-за стола, по-мужски протянула руку. — До свидания, Сергей Олегович. Надеюсь, вы меня поняли.