Опасная игра - Жаклин Уилсон

Он открыл глаза и уставился на меня:

– Трейси?

– Ох, Футболист, ты живой!

Я опустилась на колени рядом с ним.

– Ух ты! Я и не знал, что так тебе дорог! – захихикал он.

Я шлепнула его по физиономии:

– Прекрати, придурок! Ты что, упал?

– Просто решил полежать.

Я потрогала его руку – холодная, как лед. И футболка вся отсырела.

– Всю ночь, что ли, здесь провалялся? Совсем ненормальный!

– Ага, точно. Вообще псих.

– Так и есть! – рассердилась я. – Заболеешь же.

– И что?

– В футбол не сможешь играть.

– Еще как смогу.

Он подобрал мяч, лежавший возле матраса, подбросил вверх и хотел поймать, но мяч только задел кончики его пальцев и укатился в траву.

Футболист выругался, но не встал. Он поднял над головой отцовскую зажигалку и стал ею щелкать. Огонек зажигалки вспыхивал и гас, вспыхивал и гас.

– Сейчас уронишь и сам загоришься, придурок! Перестань!

– Я греюсь.

– Давай я тебя согрею!

Я стала растирать его ледяные руки и посиневшие пальцы, а он вдруг дернул меня к себе на матрас.

– Ты чего?

– Побудь со мной, Трейси, а?

– Может, пойдем в тепло?

– Мне нравится, когда холодно. Ничего не чувствуешь.

– Это потому что ты бесчувственный, – сказала я, но все-таки улеглась рядом с ним на вонючий старый матрас.

И тут же почувствовала, как сырость пропитывает спину. Я заерзала.

– Нас как будто в землю утягивает!

– Ага, точно. Давай останемся тут навсегда? Такой отдельный маленький мир на двоих.

Я представила себе, как годы идут, а мы с Футболистом лежим рядышком на матрасе, будто две мраморные надгробные статуи. Нас оплетет плющ, вокруг будут скакать белки, птицы совьют гнезда в наших волосах, а мы и не шелохнемся, такие отстраненные…

Только я не хочу быть в стороне! Меня ждет счастливая сказка.

– А ну, просыпайся! Подъем! Давай играть в футбол!

Я стукнула Футболиста мячом по голове, чтобы мозги встали на место.

Он вскочил и давай ругаться. Хотел отнять у меня мяч, но я шустро отпрыгнула.

– Я Великая Трейси Бикер, бегаю быстрее ветра! Мяч у меня, смотри!

– Размечталась! Я самый великий!

Футболист попробовал сделать подкат и вместо мяча заехал ногой мне по щиколотке.

– А-а-ай! Нога! Ты самый великий увалень в тяжеленных бутсах!

– Извини. – Футболист уставился на мою ногу. – Смотри, красное, – удивился он.

– До крови разбил!

– Я не нарочно, – промямлил Футболист.

– Ага, конечно, – буркнула я, вытирая кровь. – Твоя нога сама коварно размахнулась и треснула меня. Больно, между прочим!

– Правда извини! – Футболист чуть не плакал. – Я правда не стал бы… Трейси, ты для меня очень много значишь!

И полез обниматься.

Я увернулась:

– Отстань!

– Да ладно, я ж тебе тоже нравлюсь.

– Ну, не тогда, когда весь отсыревший и вонючий. Фу, иди помойся, Футболист!

– Хватит меня пилить! Ты прям как моя мама. Все вы только ноете и ругаетесь. Думаешь, я серьезно? Вот ненормальная! Сдалась ты мне. Никому ты не нужна, Трейси Бикер!

– Я маме нужна! – крикнула я.

Проорала во все горло, так что птицы взлетели в страхе, хлопая крыльями, и по всему городу люди останавливались посреди улицы, и машины сталкивались друг с другом, и самолеты зависли в небе.

– Я НУЖНА МАМЕ!

Дома у мамы (снова)

На этот раз мамина квартира выглядела немножко по-другому. И мама была какая-то не такая. Страшно бледная под всей косметикой и в темных очках, и когда мы обнялись, от мамы, кроме сладкой пудры, пахло чем-то затхлым. И во всей квартире пахло застоявшимся сигаретным дымом и выпивкой. Шторы все еще были плотно задернуты.

Я хотела их раскрыть, но мама меня остановила.

– Не надо, золотце. Солнце слишком яркое, – сказала она, прижимая ладонь ко лбу.

– Мам, у тебя похмелье?

– Что? Нет, конечно! Не говори глупостей. Просто сильнейшая мигрень. Со мной это часто бывает. Нервы.

Она схватилась за сигарету.

– Мам, ты не из-за меня нервничаешь?

– Ну что ты, дурашка! Посмотри-ка, что мама для тебя припасла.

– Еще подарок?

Хорошо бы не шоколад, а то меня и так немножко подташнивало. Тоже нервы. Я вся в маму.

Сверток был большой, но мягкий. Значит, не шоколад.

– Там плюшевый медведь или тряпичная кукла? – Я осторожно помяла сверток – не прощупываются ли лапки или голова.

– А ты разверни!

Я развернула обертку – на этот раз очень аккуратно. Внутри оказались совершенно потрясающие армейские штаны! С такой этикеткой, что упасть и не встать.

– Ух ты! Здорово!

Я закружилась по комнате, прижимая штаны к себе и заставляя обе штанины приплясывать по очереди.

– Нравятся? – спросила мама.

– Да не то слово! Такие классные! Жаль, у меня к ним куртки подходящей нет.

– Это что, намек? – спросила мама с улыбкой.

Я решила – намекать так намекать.

– Конечно, старые кроссовки всю картину испортят… Мне бы «найксы» к этим штанам, для комплекта.

– Я деньги не печатаю, – сказала мама. – Вообще интересно получается – эта Кэм за тебя кучу денег получает, а мне ни гроша никто не заплатит.

– Но на меня же никаких денег не жалко, правда, мам?

– Конечно, золотце. Только перестань вертеться и не топай так громко, а то у меня сейчас голова лопнет.

Я сварила ей крепкий черный кофе. Мама пила его маленькими глоточками, сидя на диване. А потом откинулась на подушки и затихла. Не отвечала, когда я с ней заговаривала. Наверное, она заснула, хотя за темными очками не рассмотреть, открыты глаза или закрыты.

Я на цыпочках обошла вокруг дивана, рассматривая маму. Никак не верилось, что мы с ней опять вместе и теперь уже не расстанемся. Я столько раз воображала себе это, и сейчас трудно было привыкнуть, что все на самом деле. Я смотрела, пока в глазах все не начало расплываться, но мама не исчезла. Она лежала на диване, в своем искристом свитере и леопардовых легинсах, такая красивая, такая любимая. И такая сонная.

Она никак не просыпалась. Мне очень нравилось ею любоваться, но потом стало немножко скучно. Я прошлась по комнате, вытряхнула окурки из пепельницы в мусорную корзинку, а пустую бутылку и стакан отнесла на кухню – настоящая мамина помощница! Пошарила в холодильнике и в кухонных шкафчиках, но ничего пожевать не нашла. Сплошь замороженные продукты, разная диетическая гадость и выпивка.

Я немножко поиграла в классики на квадратах пола в кухне, потом сняла кроссовки и проехалась, как будто на коньках, потом с надеждой заглянула в комнату – показалось, что мама проснулась, но она просто вздохнула во сне, повернулась на другой бок и стала дальше играть в Спящую красавицу. Одна черная замшевая туфелька свалилась на пол. Я ее примерила, потом осторожно стащила туфельку с другой ноги. Прошлась по комнате, привыкая держать равновесие на высоких каблуках. Кое-как доковыляла до маминой спальни – полюбоваться собой в зеркальной дверце шкафа.

Осторожно заглянула в шкаф – и опомниться не успела, как уже натянула на себя мохеровый свитер и кожаную юбку. Я стала почти как мама! Представила себе, что я – это она. Я дала слово своей доченьке Трейси, что всегда буду ее любить и что мы никогда не расстанемся.

Тут в комнату вошла настоящая мама, протирая глаза и раскуривая сигарету:

– Вот ты где! Я, кажется, задремала? Ах ты нахалка, роешься в моих вещах! Снимай сейчас же! Осторожно, юбку не порви, она кучу денег стоила!

– Ой, мам, а можно я еще чуточку так похожу? Я в этом такая красивая! Совсем как ты! – Я начала перебирать вещи в шкафу. – Ух ты, как мне нравится это красное платье! Можно я его тоже примерю? И вот эту фиолетовую штуку? А это черное платье? Ой, секси, прямо обалдеть можно!

– Трейси! – захихикала мама. – Ну ладно, иди сюда. Будем наряжаться!

Это было волшебно! Мама наряжала меня и так, и этак. Мы хохотали до упаду, когда я напялила черное платье – вырез получился таким глубоким, что открывал пупок. Это уже и не одежда вовсе! В конце концов я осталась в тех самых мохеровом свитере с кожаной юбкой и маминых замшевых туфлях на каблуке. Вдобавок мама меня накрасила и сделала взрослую прическу. Я расхаживала по комнате, будто супермодель, и мама тоже прошлась – показала мне, как надо держаться на подиуме. Я старалась за ней повторять как могла. Потом мы играли, что мы рок-звезды. Мама и подпрыгивала, и пританцовывала, она все это умеет просто потрясающе! И голос у нее чудесный. Мама сказала, что она в местном пабе королева караоке – ее всегда просят спеть.

– Кстати, сегодня как раз вечер караоке, – вспомнила она.

– Ой, как здорово! Давай пойдем? Хочу посмотреть, как ты выступаешь!

– Трейси, тебе нельзя в паб, ты еще маленькая.

– Я один раз ходила с Кэм, Джейн и Лиз. Мы сидели в саду, я выпила коктейль, называется «Сент-Клемент», и съела три пачки чипсов с солью и уксусом.