Скитальцы - Кнут Гамсун

Лувисе Магрете: Сделай милость, зайди в дом, чем богаты, тем и рады!

Молодая женщина тоже не бездельничала, она ткала покрывало и много успела за эти недели, покрывало было великолепное — сложный узор, много разных цветов, — настоящее художественное произведение. На это я и живу, сказала она, сама и пряду и крашу. А шерсть мне дают мои овцы.

Невероятно! Эдеварт не мог взять в толк, как на это можно жить?

Я отправляю их в Тронхейм, а там их продают. Мои покрывала были на выставке, и я даже получила диплом.

Эдеварт с удивлением покачал головой, и она обрадовалась как ребёнок: Тебе оно нравится? Красивое, верно? Но у меня были и получше, это, так сказать, на каждый день.

Где ты этому выучилась? — спросил он.

Где выучилась? Даже не знаю. Везде понемногу. Так уж получилось. Мать научила меня прясть и ткать, когда я была ещё маленькая.

Эдеварт развязал мешок и вручил детям подарки — это были мелочи, которые он купил в Бергене для своих сестёр, а теперь подарил их детям Лувисе Магрете: девочке шелковую косынку, мальчику красивый складной нож и обоим по паре башмаков, которые пока ещё были им велики. Дети так обрадовались этим замечательным подаркам, что даже забыли поблагодарить Эдеварта, и матери пришлось напомнить им об этом.

Ты слишком добр! — сказала Лувисе Магрете.

Она накормила и напоила гостя, а потом показала ему свой маленький хлев на одну корову и десять овец, показала сеновал, тропинку к реке, по которой они ходили за водой, дровяной сарай и вообще всё своё хозяйство, усадьбу она держала в отменном порядке. В двери чулана торчал ключ, Лувисе Магрете важно повернула его и пригласила Эдеварта войти внутрь: там на балках висели несколько готовых покрывал, а кроме того, хранились мука и другие запасы, две юбки, воскресное платье, немного шерсти, немного масла, несколько овчин, — стало быть, она полагала, что не так уж бедна, если позволила чужому человеку взглянуть на своё имущество, в богатых семьях так показывают фамильное серебро. Эдеварт смотрел на всё и, подобно ей, искренне полагал, что это и есть настоящее благосостояние. Невероятно! — воскликнул он.

Счастливые люди! Быть почти ничем — не так уж мало.

Эдеварт подошёл к своему мешку и вытащил рабочую одежду — он хочет подняться на уступ. Лувисе Магрете предложила: он, понятно, волен делать, что хочет, но... может, он заночует у них? Загородить тропу к опасному уступу можно и утром, а сегодня ему лучше отдохнуть, правда, завтра воскресенье... Ладно, пусть поступает, как хочет, но есть ещё и понедельник...

Она проговорила это на одном дыхании, пытаясь скрыть своё смущение, и покраснела.

Спасибо, он и в самом деле мог бы остаться на несколько дней, если она не против. А спать он может на сеновале.

Да-да. Она даст ему красивые покрывала, и подстелить и укрыться, много покрывал...

Так, значит, на фотографии, что висит не стене, её муж? Август назвал его видным мужчиной, наверное, по чужеземным меркам он и впрямь был видным: вьющиеся волосы, нос с горбинкой, лицо, как у дикаря, большой рот. Эдеварт спросил, сколько мужу лет, и тоже сказал: Видный мужчина!

Да, согласилась Лувисе Магрете, он красивый. Он и танцевал лучше всех, и на гармони играл так, что все заслушивались.

Август тоже играет на гармони, заметил Эдеварт, это мой шкипер, ты его видела, вот кто настоящий музыкант!

Вот как? А мой муж был силач и мог сколько угодно ходить на руках. Видишь жердь, на которую вешают одежду? Ему ничего не стоило до неё допрыгнуть.

Да что ты! — недоверчиво сказал Эдеварт.

Правда. Ну, почти так же высоко.

Это непросто.

А как он пел! Но он слишком горячий и несдержанный и всегда влипал в какую-нибудь историю... Я имею в виду, что он уехал в Америку. И выпивкой он не брезговал, у него золотые руки, его всюду звали поработать, а потом угощали.

Непонятно, почему он не пишет.

Да, не пишет. Но ведь письмо может прийти в любую минуту, а то он и сам приедет, как думаешь?

Эдеварт ничего не ответил.

Он так хорошо пел, мечтательно повторила Лувисе Магрете. И стала перечислять достоинства своего мужа, которые когда-то так поразили её, она вообще говорила о нём с большой преданностью.

Но ведь он тебе не пишет!

Не пишет, согласилась она, это у него странность такая. Он сам сказал перед отъездом, что не будет писать, пока не добьется чего-нибудь, о чём стоит сообщить мне, например, что он заработал много денег или стал солидным человеком. Лет через пять, сказал он.

А как ты с детьми будешь жить без денег, он подумал?

Не знаю. Но он понимает, что в Доппене мы не умрём с голоду, потому что я могу ткать. Я начала ткать ещё до его отъезда, он-то почти ничего в дом не приносил.

Молодые люди сидели и беседовали, и любой человек мог бы слушать их разговор, в нём не было ничего предосудительного. Вечером она приготовила ему постель на сеновале, и он сам отнёс туда тяжёлые покрывала. Они вместе устроили ему на сене удобное ложе, Лувисе Магрете держалась немного по-матерински, ведь она лучше знала, как надо стелить постель. Они даже смеялись, она была не из тех, кто унывает.

Когда она ушла, он пошёл следом за ней, ему не хотелось расставаться, так велика была его любовь. Он давал ей это понять и ласковыми словами, и смущённым прикосновением руки, конечно, это было дерзостью с его стороны, но Лувисе Магрете не обижалась, она только качала головой и улыбалась — Эдеварт был такой молодой, красивый и сильный, с детства приучен к тяжёлой работе, и она не отвергала его нежность.

Во дворе Лувисе Магрете заглянула в окно дома, чтобы убедиться, что дети спят и укрыты как следует, а потом предложила Эдеварту, если он хочет, конечно, зайти в дом и поболтать ещё немного, завтра воскресенье, можно встать и попозже.

Но разговаривать в доме оказалось невозможно, дети забеспокоились во сне, они не привыкли спать под разговор, в конце концов девочка открыла глаза. Мама, что случилось? — спросила она. Ничего, спи!

Не желая мешать детям, они снова пошли на сеновал. Между ними ничего не произошло, ровным счётом ничего, они только невинно держались за руки, пока Эдеварт рассказывал, что во время поездки в Берген всё время думал о ней. Он был такой молодой, глупый, красивый, от волнения облизывал пересохшие губы, не поднимал глаз, и сердце у него трепетало. Иногда он громко, по-мужски, хмыкал, чтобы подбодрить себя. Может, в том и не было надобности, она с улыбкой слушала его, и наверняка он ей тоже нравился, потому что перед уходом она позволила ему поцеловать себя. О Господи, ему можно поцеловать её! Он даже не просил о поцелуе, но губы их встретились сами собой.

Не раздеваясь, в чём был, Эдеварт рухнул ничком и зарылся в покрывала, чтобы отгородиться от всего мира со своей тайной.

С тех пор они проводили вечера на сеновале: в доме они мешали детям. У них всегда было о чём поговорить, и они всё время придумывали новые темы. Он рассказал, как ему трудно было её разыскать. На пароходной остановке никто не знал, как попасть в Доппен. Усадьба Доппен? Понятия не имею. И вдруг один молодой человек говорит: Я знал человека, которого звали Хокон Доппен. Да-да, подхватил другой, я тоже его знал...

Так это же мой муж! — воскликнула Лувисе Магрете. Видишь, его всюду знают, у него золотые руки!

Эдеварт, удивлённо: Твой муж? Не может быть! Про того Доппена сказали, что он сидит в тюрьме.

В тюрьме? Нет-нет, тогда это не он, пробормотала она.

Они сказали, что он сидит в Тронхейме.

Она замотала головой: Нет-нет, это кто-нибудь другой!

Ну и ладно, сказал Эдеварт. Словом, я попросил этих парней отвезти меня сюда на лодке. Никто из нас не знал, куда плыть, между пароходной остановкой и Доппеном столько зелёных заливов, и мы всё плыли и плыли. Но потом я вспомнил, что, когда наша шхуна вошла в залив, мы услышали шум водопада, и тогда я узнал это место. Это самый красивый залив на свете!

Правда? Мне тоже так кажется.

Эдеварт: Я хотел бы остаться здесь навсегда.

Я бы тоже этого хотела, задумчиво произнесла она, но...

Так они ворковали целыми вечерами. Днём у каждого было своё занятие, Лувисе Магрете сидела за ткацким станком, Эдеварт наводил порядок в усадьбе. Он прожил здесь уже больше недели и давно перегородил тропу, ведущую на уступ, а потом нашёл и другую работу: привёл в порядок изгородь, поработал на поле, ему осталось только убрать несколько камней с луга, чтобы они не мешали косить.

В одиночку с ними не справиться, считала Лувисе Магрете.

Кто знает, возможно, одному это и впрямь не под силу. Но в любом случае без лома тут не обойтись.

Да, у них хватало тем для разговоров: где, к примеру, взять лом, попросить взаймы или купить? Лавка далеко, в селении за горой, Лувисе Магрете бывает там раз в месяц. Есть поблизости две усадьбы переселенцев, но у них вряд ли найдётся лом. О чём только они не говорили!