Красные Орлы - Лариса Шубникова

правил. А между тем, по селу шепоток начался, мол, сидят и закусывают, смеются. Что-то не чисто тут! Что-то не так! Что-то не по правилам! Ну, Маше понять и заметить это все было сложно, а тертый деревенский калач Волохов, спохватился и вскочил.

– Маш, давай по делам. Ты куда сейчас? Кабинет обживать или …?

– Я на фабрику. По дороге заскочу на мост, посмотрю что и как. Потом прихвачу с собой Мазура и до вечера припашу. Он провода шикарно тянет, а без этого на фабрике никак. Сама посмотрю, кто там наворотил с новой полуавтоматической линией. Я такого кошмара никогда не видела. Где вы умельца такого откопали, босс? – смеялась Маша, не зная, что над ней уже сгустилась туча барского гнева.

– Я.

– В каком смысле?

– Это делал я сам. Знаешь, Заноза, я старался, а ты снова потешаться вздумала?

– А чего полезли-то во все это? Не умеете, не беритесь! – и язык прикусила, припомнив, что специалистов тут днем с огнем не найдешь, и Волохову, вероятно, деваться было некуда.

Но фитиль она уж подожгла, еще минута и будет взрыв! Бежать!

– Босс, я это…. Мне срочно надо на работу! – и сверкая пятками в рабочих ботинках, побежала Кан по улице Свияжской, чтобы не словить от барина люлей, выговоров и не лишиться того пресловутого пайка.

А Мишка смотрел вслед проворной фифочке и улыбался. Ну, просто попка у нее была симпатичная. И коса прикольно по спине билась. Толстая такая, с кудряшками на конце.

Потом его увлекли дела и заботы рабочего дня. Жалобы, прошения, переговоры с Управой и прочее, что составляло его обязанности, и было привычным. Нет, не скучным, скорее обыденным. А Машка вспоминалась ему целый день, и смешило его это воспоминание. Улыбало.

Ближе к вечеру решил Мишка выдать паёк Марусе, и с этой мыслью пошел он к Самбрере.

– Василь Иваныч, дома ты? – На пороге Самбреровского жилища, притормозил Волохов.

– Андреич, приветствую. Дело какое или ты так, потрындеть? – дед вышел из за угла своего крепкого, обихоженного дома.

Поручкались.

– Ты бы слетал на Петруче своем, привез мешок картошки. Моркови, там, свёклы. Капусты, если есть. Вези все, что Бекасов выдаст со склада.

– Сколь везти? И куды?

– Везти надо, чтоб до июня хватило одной девушке на поесть.

– А, ясно. Мане? Ну дык… Ладно. Значит, решил оставить девку на селе? Оно и правильно, Андреич. Душевная деваха. Ить это все из семейства идёть. Видать, папка с мамкой воспитали грамотно. По-нашему. Тока дюже справная она. Бабы ее местные закусають. Ей бы подругу какую сыскать туточки. С мужиками она враз контакт наладит, а без бабьего коллектива девке никак нельзя. Скуксится и уйдёть.

Волохов в такие тонкости в своих мыслях не вдавался, но дедовы слова принял и намотал на ус. Ну, гипотетически, конечно. Брился он гладко и шло ему. Симпатичный парень. Как Самбрера любил говорить – «справный». Бабы вешались.

По приезду Волохова в Красные Орлы, было жуть как суматошно от любовных взглядов и страстных поползновений. Но Мишка по опыту своему знал, на селе влезать во все эти приключения нельзя, ни в коем случае. Потому и нашел себе зазнобу в соседних Зябликах, когда познакомился с Верещагиным и поехал к нему на моторке в гости.

Марина Нефёдова заведовала тамошней амбулаторией. Ну, фельдшер местный. Родилась и жила всю жизнь в Зябликах, имела уже одну «ходку» в семейную жизнь и наново туда не торопилась. Видно, нахлебалась по уши с первым мужем. Встречаться начали. Год спустя Марина закинула удочку насчет семейного очага, но Мишаня сказал ей «нет». Твёрдое. Извинился, правда, и уверил ее, что мешать не станет Маришкиному счастью, если таковое возникнет на пороге ее жизни. Маришка поняла и не настаивала. Довольна была щедростью Волохова и его мужской силой.

В обоих селах прекрасно знали, куда и к кому похаживает Волохов, но выбор его одобрили и приняли, как данность. Бабы не перестали смотреть тоскливо вслед барину, но откровенно заманивать прекратили. Наступил некий порядок и покой.

– Андреич, ты чего примолк?

– Задумался… Иваныч, так ты давай насчет картошки и прочего, сообрази. Бекасову я сообщу. Спасибо заранее, – и Волохов ушел на «обход».

Привычка такая была – вечером обходить Красные Орлы и поглядывать. Селяне это его обыкновение знали и называли «Дозор». Вон, идет «Вечерний Дозор», «Всем выйти из сумрака». Насмотрелись фильмов и приляпали ярлык на привычку Мишанькину.

Как обычно начал он с улицы Ленина, прошел «скрозь» и завернул на Речную, затем Школьная, а за ней Яблоневая и Свияжская. Пять улиц. Вот и все Красные Орлы. Но, это его Орлы. А он «ихний».

Уже темнеть стало, когда закончил Волохов свой обход, собравшись домой и, думая, что там у него в холодильнике не до конца протухло? Припомнился вчерашний вкусный ужин в домике фифы, а вслед за ним и сама фифа. Интересно, а как она мешок картошки тащить в подпол будет, а? И знает ли она вообще, что существуют подполы? Надо бы помочь.

Еще додумать не успел и удивиться своему человеколюбивому порыву, как ноги несли уже его к маленькому домику напротив здания Администрации. Странно, но никаких мешков он не приметил на пороге. Самбрера, что ли, помог дотягать? Постучал в дверь, а ответа не получил. Дернул за ручку, дверка и открылась. Заслышал Мишаня глухие голоса из подпола и потянулся узнать, чей это там мужской басок, такой не похожий на самбреровский, а?

– Мазур, спасибо тебе. Честно, я бы сама не смогла. Ну, почему я родилась такой пигалицей?? Лучше бы мужиком. – Маша и Мазур торчали в подполе.

Лаз в него открывался в чулане обычной лежачей дверкой на полу. Мишка хотел уже обозначить свое присутствие, но доверительный голос Кан и искренние ее эмоции заставили Волохова притормозить и начать подслушивать. Что? Некрасиво, да? А как еще ему узнать о ней? С ним-то она так откровенничать не рвалась.

– Тьфу на тебя, Маш. За что спасибо-то?

– Сам знаешь за что. Я с дрелью управляюсь хорошо, но до тех пор, пока не встречаю крепкую кладку. Попросту силёнок не хватает. А хорошо ты полки примостырил. Рукастый. И за мешки спасибо. Сама бы я таскала до утра. Частями.

– Дело то простое, Маш. Да и должен я тебе. Знаешь, всего три дня ты тут, а я уже человеком себя чувствую, а не плевком в грязи. Ты уж не серчай, что я тебя охаял поначалу. И за «шмакодявку» прости.

– Пф… Меня и похуже обзывали. Альберт, ты и до моего приезда был человеком, просто не знал и не умел кое-чего. Зато сейчас любо-дорого. И быстро ты как все усвоил. Тебе учиться нужно. Хотя, ты сам кого хочешь сможешь научить. Давай так, я тебе постепенно