Тайное место - Тана Френч

Крис Харпер позади них, голубая футболка на фоне голубого неба, он балансирует, раскинув руки в стороны, на верхушке кучи строительного мусора, косясь на Эйлин Рассел, и старательно смеется ее шуткам. От Холли и Селены он футах в восьми. Девчонки обнимаются и карикатурно вытягивают свеженакрашенные губы для поцелуя, Бекка театрально округляет глазки, хлопая пышными ресницами, и изображает шокированную невинность прямо в камеру, Джулия картинно мечется вокруг, приговаривая, как профессиональный фотограф: “О да, сексиии, да, девочки, дайте мне больше секса”, но едва ли они догадываются, кто стоит рядом с ними. Они чувствуют, ощущают некую игривую силу неподалеку, как ощущают тепло от нагретой земли на этом Поле, но прикрой им глаза и спроси, кто это был, за спиной, и ни одна не назовет имя Криса. Жить ему остается шесть месяцев, три недели и один день.

Джеймс Гиллен подкатывает к Джулии с бутылкой сидра:

– Да ладно, бросай это дело.

Джеймс Гиллен – симпатичный, но такой гаденький, уголок рта вечно приподнят в ухмылке, так что сразу хочется занять оборону; он как будто постоянно стебется, и ты никогда не уверен, что не над тобой. Куча девчонок влюблена в него – Каролина О’Дауд втюрилась до такой степени, что реально купила дезодорант “Линке Эксайт” и каждое утро брызгает им на прядь собственных волос, чтобы обонять любимый аромат, когда захочется. Видели бы вы ее на уроке математики, как она, приоткрыв рот, нюхает свои патлы, – та еще картинка, как будто IQ у девочки не больше двадцати.

– И тебе привет, – отвечает Джулия. – С чего бы, а?

Он тычет пальцем в ее телефон:

– Ты клево выглядишь. И никаких фоток в доказательство тебе не нужно.

– Да неужели. И ты мне, кстати, тоже не нужен.

Но Джеймса так просто не остановить.

– Я знаю, от каких фоток я бы не отказался, – говорит он, выразительно пялясь на грудь Джулии.

Он определенно рассчитывает, что Джулия покраснеет, тут же застегнет молнию худи или гневно взвизгнет, – в любом варианте он оказывался победителем. Но покраснела почему-то Бекка, а вот Джулия вовсе не намерена доставлять ему удовольствие.

– Поверь, малыш, – усмехается она, – тебе с ними не справиться.

– Не такие уж они крупные.

– Как и твои лапки. А ты же знаешь, что говорят о мальчиках с маленькими ручками.

Холли и Селена хихикают.

– Господи, – изумляется Джеймс. – А ты не слишком ли торопишься, а?

– Уж лучше так, чем плестись в хвосте, дурилка, – огрызается Джулия. Захлопнув телефон, она сует его в карман, готовая к любому продолжению.

– Фу, ты просто омерзительна, – со своего насеста комментирует сцену Джоанна, кокетливо наморщив носик. И обращается к Джеймсу: – Невероятно, как у нее вообще язык повернулся такое сказать?

Но попытка Джоанны проваливается, Джеймса интересует только Джулия – по крайней мере, сегодня. В сторону Джоанны он бросает улыбочку, которая может означать что угодно, и поворачивается к ней боком.

– Итак, – обращается он к Джулии, – хлебнешь? – и протягивает ей бутылку.

Краткий миг триумфа Джулии, сладчайший взгляд Джоанне поверх плеча Джеймса.

– А то. – И делает глоток.

Джулии не нравится Джеймс Гиллен, но в данном случае это не имеет значения, уж точно не здесь. В “Корте”… там, в “Корте”, любой пойманный взгляд мог означать Любовь – колокольный звон, фейерверк, взрыв; Любовь под нежные мелодии среди радужного сияния огоньков, это могло быть то самое чудо, о котором взахлеб твердят все книжки, фильмы и песенки; и ты приникаешь головой к плечу того самого одного-единственного, ваши пальцы сплетаются, а его губы нежно касаются твоих волос, и из каждого динамика звучит Ваша Песня. И сердце распахивается тебе навстречу и раскрывает невысказанные тайны, и в нем находится место, идеально подходящее для хранения твоих.

А здесь, на Поле, это никакая не Любовь, и здесь никогда не свершится того самого чуда, о котором все говорят, здесь возможно то чудо, на которое все намекают. Песенки настырно впаривают идею, но они просто вбрасывают в атмосферу нужные слова, достаточно непристойные, чтобы заморочить вам голову, чтобы вы перестали задавать вопросы. Песенки не объясняют, на что это будет похоже когда-нибудь тогда, и не рассказывают, что же оно такое. Про такое в песенках не поется; оно разлито в пространстве, здесь, в Поле. В сигаретном дыме, вони крестовника, молочке из сломанного стебля одуванчика, оставляющем липкие пятна на пальцах. В музыке эмо, гулко отдающейся в самом основании позвоночника. Болтают, что Лианн Нейлор, которая не вернулась доучиваться на пятый год, забеременела здесь, в Поле, и даже не знает, от кого именно.

Поэтому неважно, что Джулии не нравится Джеймс Гиллен. Здесь имеет значение лишь чертовски привлекательный изгиб его губ, едва заметная щетина на его подбородке, легкое покалывание, бегущее вдоль запястья, когда их пальцы смыкаются на бутылке. Глядя ему в глаза, она кончиком языка слизывает каплю, оставшуюся на горлышке, и усмехается, заметив его расширившиеся зрачки.

– А нам достанется, надеюсь? – требует Холли. Джулия, не оборачиваясь, передает ей бутылку. Холли выразительно закатывает глаза, но делает приличный глоток, прежде чем вручить бутылку Селене.

– Покурим? – предлагает Джулии Джеймс.

– Почему бы нет.

– Упс. – Он даже вид делать не стал, что рылся в кармане. – Похоже, выронил пачку где-то. Пардон. – Встает и протягивает руку Джулии.

– Ладно. – Джулия если и колеблется, то лишь одну десятую вдоха. – Тогда мне придется пойти помочь тебе в поисках. – Она берет Джеймса за руку и позволяет себя поднять. Отбирает у Бекки бутылку и игриво подмигивает ей, на секунду отвернувшись от Джеймса. Они удаляются рука об руку в высокие колышущиеся заросли.

Солнечный свет расступается, пропуская их, а потом мерцающие блики вновь скрывают парочку от посторонних взглядов, они растворяются в сияющей дымке. Бекку охватывает странное чувство – нечто среднее между утратой и чистой паникой. Она едва сдерживается, чтобы не крикнуть вслед, остановить, пока не стало слишком поздно.

– Джеймс Гиллен. – Холли потрясена и иронична одновременно. – Боже правый.

– Если она спутается с ним, – заявляет Бекка, – мы ее потеряем. Как Мариан Маер. Та вообще больше не разговаривает с подружками, сидит и часами строчит эсэмэски Этому-как-его.

– Джули ни за что не спутается с ним, – успокаивает Холли. – С Джеймсом Гилленом? Смеешься?

– Но что тогда?.. Это как?..

Холли небрежно дергает плечиком: долго объяснять.

– Не переживай. Просто потискается с ним, и все.

– Я так не могу, – говорит Бекка. – Ни за что не пойду с парнем, если он мне безразличен.

Повисает молчание. Вскрик и смех доносятся откуда-то из Поля; девчонка с пятого года хохочет, гоняясь за парнем, который вертит над головой ее солнечные очки; победный клич – кто-то залепил прямо в яблочко намалеванной на стене роже.

– Иногда, – внезапно произносит Холли, – мне хочется, чтобы все было как пятьдесят лет назад. Ну, типа, никто не трахается до свадьбы, и поцеловаться с парнем – это грандиозное событие.

Селена пролистывает свои фото на телефоне, подложив куртку под голову.

– А если трахалась с парнем, – бросает она, – или просто вела себя так, что можно догадаться, будто тебя это интересует, тебя до конца дней упекут в Приют Магдалины[7].

– Я не сказала, что раньше все было идеально. Но тогда все понимали, как надо себя вести. И никому не надо было ничего выдумывать.

– Можешь просто принять решение не трахаться ни с кем до свадьбы, – предлагает Бекка. Обычно ей нравится сидр, но сегодня от него какой-то мерзкий привкус остается на языке. – Выйдешь замуж и узнаешь, каково это, и не придется ничего выдумывать.

– Вот я именно об этом, – поддерживает Селена. – У нас хотя бы есть выбор. Хочешь быть с кем-нибудь – пожалуйста. Не хочешь – никто тебя не заставляет.

– Угу. – Холли не слишком уверена, впрочем. – Наверное.

– Точно.

– Ну да. Только если ты не трахаешься, ты просто фригидная дура.

– Я вовсе не фригидная дура, – возражает Бекка.

– Я знаю. И я не об этом вовсе. – Холли аккуратно общипывает лист крестовника. – Просто… а почему этого не делать, как объяснить, понимаешь? Когда к тебе приматываются, если ты этого не делаешь и вроде бы нет причины отказываться? Раньше люди этого не делали, потому что такое поведение считалось дурным. Я не считаю это дурным. Просто хотелось бы… – Лист распадается у нее в руках; она стряхивает обрывки на землю. – Ладно, забыли. Но этот козел Джеймс Гиллен мог хотя бы оставить нам сидр. Они же явно не пить там собираются.

Селена и Бекка молчат. Тишина становится гнетущей.

– Слабо тебе, – задорный вопль Эйлин Рассел за их спинами, – слабо-слабо! – Но крик скользит по поверхности тишины, отскакивает и улетает в солнечное сияние. Бекке чудится запах дезодоранта “Линке Сперминатор” или как там он называется.