Хамелеон 4 (СИ) - Буланов Константин Николаевич

— Это хорошо, что вы мыслите в едином ключе. Это означает, что наша, советская, танковая школа инженеров, не только находится на самых передовых позициях в мире, но и дает действительно правильные знания, — не смог не приплести секретарь ЦК ВКП(б) хоть немного политической подоплеки. — Однако, судя по всему, товарищ Геркан шагнул в этом плане несколько дальше вас. Так? Или вы имеете иное мнение?

— Мы не можем точно знать, сработает ли на практике высказанная товарищем Герканом теория о полезности разнесенного бронирования, — Николай Всеволодович даже не думал опускать руки и начинать сдавать свои позиции. Делай он так каждый раз, как встречался в своей жизни с жёсткой конкуренцией, уж точно не смог бы занять своей нынешней должности директора танкостроительного завода. — Да, может на тех же кораблях она и срабатывала, как надо. Но у нас тут несколько иные расстояния между слоями брони. Не метры! Считанные сантиметры! Взрыватель может и не успеть подорвать пробивший первый слой снаряд, прежде, чем он ударит во второй. Тогда грош цена всей этой выдумке с намеренным принесением в жертву части топливных баков танка. Плюс, как вы сами можете видеть, реализована данная концепция только в верхней части борта, тогда как вся нижняя часть, нос, корма и башня ничем не отличаются от привычной нам системы бронирования. В общем, товарищ Сталин, товарищи, — прошелся он взглядом по всем собравшимся, — я не отрицаю изрядного новаторства конструкции бронекорпуса обсуждаемого нами проекта. Вот только поручиться за его функциональность никак не могу. Тут надо только испытывать наравне с иными машинами, — указал Барыков рукой на две остальные модели танков.

В общем и целом всем стало ясно, что он предлагал построить по экземпляру каждого танка для проведения испытаний. В чем и заключалась иезуитская хитрость руководителя 185-го завода. Ведь машине конструкции Геркана банально негде было появляться на свет. У «арестанта» не имелось под рукой, ни готового завода, ни взращенного годами трудовых подвигов коллектива, что могли бы обеспечить изготовление столь сложной и новаторской машины. Уж он-то это понимал прекрасно, на чем и строил весь расчет по продвижению в РККА именно «своей разработки».

— Да, я осознаю, что подобный подход к проектированию корпусов еще никем в танкостроении не применялась. Во всяком случае, нам это неизвестно, — поспешил кинуться на спасение своего творения Александр. — Так почему бы нам, советским людям, не стать первопроходцами? И почему бы действительно не сравнить классический и новаторский подходы созидания боевой техники? — дал всем понять Геркан, что не собирается тянуть одеяло исключительно на себя и полностью согласен с проведением натурных испытаний всех трех машин. Ведь он знал, что именно подобным решением данное заседание и закончится в конечном итоге. Потому здесь и сейчас в открытую наживать себе дополнительных врагов не желал. Он просто расставлял определенные акценты, да подкидывал ряду товарищей пищу для размышлений, отмечая те места в организации, как РККА, так и танковой промышленности, где на его взгляд было тонко. И где под гнетом вражеских сил это самое «тонко» обязано было порваться. — Единственное, отмечу в свою защиту, что товарищ Барыков оказался не совсем прав, подмечая обыденность большей части площади бронирования моего танка, — последовал с его стороны «ответный удар шпилькой». — Он, хоть и является признанным инженером-танкостроителем, не смог разглядеть, что примененные мною спаренные опорные катки большого диаметра выполняют ту же самую функцию, кою я возложил на внешний слой брони верхней части борта. И это при условии того, что его Т-100 имеет точно такое же строение движителя! — Произнеся это, Геркан замолчал, позволяя присутствующим самим додумать его невысказанную мысль о некоторой профнепригодности такого инженера, что не способен разглядеть дополнительный защитный эффект того, что, вроде как, сам же сконструировал. Но поскольку пауза затягивалась, а никто так и не решался нарушить воцарившееся молчание, решился вновь взять слово. — Именно поэтому я применил у себя точно такое же устройство подвески, как на танке Т-100, тогда как танк СМК предстает перед нами с опорными катками очень малого диаметра, не закрывающие корпус вовсе. — Дабы не рисковать — ведь в известном ему будущем было построено лишь две опытные машины, отметил он пусть небольшую, но очередную, прореху в проекте одного из конкурентов.

— Зато у вас с вооружением неясно, что творится! — полез в бутылку разобидевшийся Котин, чье творение старательно топили прямо на его глазах. — Как вы вообще могли применить не существующее орудие?

— Я бы попросил не преувеличивать! — не остался равнодушен к очередной нападке очередного конкурента Геркан. — Это орудие существует! Да, пока оно не доработано до той степени, что позволило бы поставить его на вооружение. Но ведь, в отличие от тех же моряков, мне нет нужды стрелять из танка в небо. А сам ствол и затвор уже вполне отработаны для того, чтобы на их основе виделось возможным разработать танковое орудие. Патроны[1] же и вовсе уже не первый год как освоены промышленностью для корабельных пушек Б-24. И для условий применения из танка они куда как предпочтительней гаубичных выстрелов! — К сожалению Александра именно орудие являлось самым слабым звеном его собственного танка, отчего срочно требовалось пусть не потопить, но достаточно сильно дискредитировать, проект и той 122-мм танковой гаубицы, что предполагалась к установке в Т-100 и СМК. Дабы выглядеть на их фоне ничуть не хуже, если не чуточку лучше, в плане именно что вооружения.

— А гаубица-то вам чем не угодила? — сохраняя отстраненно-строгое выражение лица, не смог скрыть промелькнувшие в глазах искорки веселья Иосиф Виссарионович.

Пусть полнящиеся всевозможных интриг продолжительные совещания и выпивали из него все силы, порой он находил в них возможность позабавиться, когда и сам вступал в игру, начина сталкивать лбами всех тех, кто желал склонить именно его на свою сторону. Вот и сейчас, как полагал сам Сталин, докладчик смог бы оттоптать ряд мозолей, чем он сам впоследствии как-нибудь да воспользоваться бы в свою пользу. Правда, ему не сильно пришлось по нутру, что вместе с инженерами танковых заводов, под очередной «удар» со стороны бывшего краскома вновь попадал Кулик. Создавалось такое впечатление, будто «арестант» специально задался целью дискредитировать в глазах присутствующих руководителя Артиллерийского управления РККА.

Знал бы он в этот момент, насколько был близок к истине, наверное, даже усмехнулся бы в открытую. А после закатал бы наглеца Геркана куда-нибудь на севера, дабы не повадно было влезать в высокие внутрипартийные отношения. Но, к счастью Александра, его пока что воспринимали потерявшим часть памяти отличным инженером. Ну, может быть чуть более того — чьей-то фигурой. А именно — разменной пешкой. Однако уж точно не игроком, ведущим свою собственную партию.

— Помимо малой скорострельности — как я полагаю не более двух выстрелов в минуту, поскольку гаубичные снаряд с гильзой необходимо досылать в казенник по отдельности, меня она настораживает опасностью мгновенного возгорания пороха при поражении брони танка вражескими снарядами. Причем последним даже не обязательно будет полностью пробивать броню. Хватит и создания небольшой трещины. Полагаю, что мои коллеги-танкостроители понимают, о чём я веду речь. Так, ведь? — вопросительно уставился бывший краском на открыто буравящих его недовольными взглядами «собратьев по ремеслу». — Николай Всеволодович, может вы просветите остальных товарищей насчёт выказываемый мною опасений? Ведь кому, как не вам, знать все тонкости танкостроения! — обратился он к директору 185-го завода, о котором со слов Гинзбурга знал, что восемь лет назад тот сделал всё от себя зависящее, дабы вымарать имя самого Геркана из списков создателей Т-24 и присвоить максимально большую долю славы его проектирования именно себе. Стало быть, и топить в первую очередь следовало именно этого человека, во исполнение уже изрядно подостывшего блюда мести.