Пока жива надежда - Линн Грэхем

— Джессика.

Она настороженно подняла глаза, не зная, какого приема стоит ей ожидать после вчерашней ночи.

— Цезарио.

— Я думаю, можно обойтись и без темных очков, — сказал он, кивнув на залитый дождем иллюминатор.

Вздохнув, Джесс нехотя сняла очки, зная: несмотря на макияж, веки у нее красные и припухшие.

— И пожалуйста, сними заколку. Мне нравятся твои волосы…

— У меня будет растрепанный вид… — Но, не желая спорить по мелочам, Джесс расстегнула заколку. Темные кудри рассыпались по плечам. — Просто не было сил с ними что-то делать утром…

Его рот дрогнул, он оценил ее искренность.

— И так нормально. Мне нравится, когда все естественно.

Джесс сомневалась. Вряд ли Цезарио хорошо разбирался в подобных вещах. Ему просто никогда не приходилось видеть ничего естественного. Многие женщины ложатся в постель, что называется, в полной экипировке и выскальзывают оттуда прежде, чем мужчина успевает что-то разглядеть. На свадьбе она не могла не заметить, сколько труда прикладывали эти шикарные женщины, чтобы хорошо выглядеть. Оставалось гадать, чего это будет стоить ей самой, чтобы влиться в их круг.

— Насчет прошлой ночи… — смущенно начала Джесс.

— Забудь об этом. Сегодня мы начнем с чистой страницы, — мягко проговорил Цезарио, опускаясь в кресло напротив и застегивая на себе ремень безопасности.

Неожиданно Джесс обнаружила: она не в силах отвести от него глаз. Высокие скулы, тонкий, четко очерченный нос, чувственные губы… К тому времени, как его веки дрогнули, открывая глаза цвета темного золота, когда он поднял голову, чтобы ответить стюарду, Джесс уже в восхищении смотрела на него — Цезарио был завораживающе красивым мужчиной.

— Расскажи мне о тех местах, куда мы едем, — попросила она, желая стряхнуть с себя это наваждение.

Он улыбнулся:

— Колина-Верде означает «Зеленый холм». Это загородный дом. Там я провел свои первые годы с матерью. Дом находится на одном из холмов вокруг Пизы. Красивое место…

Джесс вспомнила. Цезарио ведь говорил, что вырос без матери. Она отругала себя за то, что не побеспокоилась узнать больше о его детстве. В конце концов, именно такие крупицы информации и помогают построить теплые отношения. Надо проявить лишь немного интереса.

— Что случилось с твоей матерью?

Его губы сжались, глаза помрачнели.

— Она умерла от передозировки, когда мне было семь лет.

Джесс была поражена:

— О… наверное, это было очень тяжело. Трудно справиться с такой потерей в этом возрасте.

— У отца были бесконечные романы, и к тому времени родители уже практически жили отдельно… Но он нашел себе замечательное оправдание: сказал, что все зависит от генов и что с возрастом я тоже стану таким.

У Джесс хватило такта, чтобы оставить это горькое признание без комментариев.

— И с тех пор ты, значит, жил со своим отцом? — спросила она.

Его глаза коротко блеснули.

— Если можно так сказать… Он был отцом для меня не больше, чем мужем — для моей матери! Чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Постоянно спорил со мной, а с возрастом, когда начал чувствовать, что силы уходят, это стало и вовсе невыносимо. Чего бы я ни достигал, ему все равно было мало.

Похоже, детство Цезарио оказалось куда менее безоблачным, чем ее собственное. Да, Джесс было над чем подумать во время полета…

После легкого ужина на борту они приземлились в аэропорту недалеко от Пизы. Хотя уже вечерело, воздух был намного теплее, чем в Лондоне. Солнце все еще висело в небе, когда длинный лимузин плавно нес их через золотой тосканский ландшафт.

Джесс ожидала увидеть милые загородные пейзажи. И действительно, ее взгляду предстали окруженные пологими холмами зеленые ряды виноградников, смягченные тут и там серебристыми облаками оливковых рощ. А на вершинах холмов, словно пришедшие из Средних веков, виднелись живописные скопления домов из светло-желтого камня.

Колина-Верде тоже был расположен на холме, поросшем густым лесом, и, хотя его размер и производил впечатление, в здании не было ничего помпезного. Состоящий из нескольких отдельных строений, объединенных под одной крышей, сейчас, в теплых лучах заходящего солнца, дом, казалось, дышал безмятежностью. Джесс вышла из машины, очарованная видом гор и раскинувшейся внизу долиной. Порывистый ветерок отбрасывал назад ее волосы, слегка холодя кожу.

— Здесь просто чудесно! — сказала она и тут же услышала знакомый шестиголосый лай. — Бог мой, как они здесь оказались?! — Она изумленно посмотрела на Цезарио: — Это ты… ты все устроил?

— С помощью твоей матери… Конечно, за собаками бы и в Англии хорошо присмотрели, но я же знаю, как ты к ним привязана, — пробормотал Цезарио, чувствуя себя достаточно вознагражденным ее сияющей улыбкой.

— Я этого не ожидала! — призналась Джесс, опускаясь на корточки и подставляя себя и свою одежду мокрым носам и грязным лапам.

Цезарио тут же заподозрил: у этого белого костюма будет недолгое существование. К тому времени, когда Джесс снова выпрямилась, его опасения полностью оправдались. На белой юбке отпечатались следы собачьих лап, весь жакет был усыпан шерстью, но довольная улыбка Джесс свидетельствовала: пусть этот дизайнерский шедевр стоимостью в несколько тысяч фунтов не произвел на нее никакого впечатления, зато перевоз ее любимцев в Италию заслуживал самой высокой оценки.

— Я знаю, ты не большой любитель собак. Так что с твоей стороны это особенно мило.

— Ты не ожидала подобного от меня?

— Не ожидала, — согласилась Джесс. — И, к счастью, ошиблась.

Цезарио все же пришлось признаться: его роль ограничилась тем, чтобы отдать несколько распоряжений.

— Хагс всегда очень скучает без меня, — вздохнула Джесс, почесывая за ухом огромного волкодава. — А Мэджик становится вялым, когда с ним долго никто не общается.

Цезарио недоуменно нахмурился, глядя, как шотландский терьер повалился на спину, задрав вверх лапы в надежде, что ему почешут живот.

— А как ты с ним общаешься?

— Он глухой. А человек, которого я наняла за ними присматривать, совсем не знает языка жестов. — Джесс сделала движение рукой, заставив терьера перевернуться и сесть. Теперь собака умильно глядела на хозяйку глазами-бусинками.

На Цезарио это произвело впечатление.

— У меня никогда не было ни кошек, ни собак. Мой отец терпеть не мог в доме животных. Единственное исключение — лошади.

Направляясь к дому, они переступили через гончую, уже заснувшую прямо у порога. Уид, помесь колли с борзой, сунул свой длинный нос в руку Цезарио.