Девочка, которую нельзя. Книга 3 - Стася Андриевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Гордеев точно роет под Черепа. Да, это прям без брехни. Даже есть инфа, что он ходит по братве, просит помощи в поисках, ищет коны к кому ещё обратиться. Не, да ты чё, никто не станет связываться! За ним же сейчас Контора по пятам, к нему лучше на пушечный выстрел не приближаться – заодно поимеют. Пусть сами разбираются.
Подавляющее большинство не понимало тонкостей происходящего и не находило ответов на свои вопросы, но расчёт Гордеева не на них и опирался. Во всей этой схеме был лишь один человек, который мог бы понять всю суть верно – Утешев. Ради него и старались. Но прежде до него ещё нужно было как-то добраться и сказать ему главное, то, чего ни в коем случае нельзя было вываливать всем остальным.
Награда за голову Гордеева? Сколько?! Охренеть, контора психанула. Вот это пошла жара! Ну всё, последние деньки Гордеев доживает…
– Я как будто в школьной самодеятельности участвую, – почти при каждой встрече недовольно хмурился Дед. – В дурном спектакле.
Синякин до сих пор считал происходящее авантюрой, ведь ему нужны были гарантии и математические расчёты, а Гордеев мог дать лишь собственное эфемерное ощущение «должно сработать»
– Так и есть, Ген, – невозмутимо парировал. – И чем этот спектакль неидеальнее, тем меньше похож на подставу, и тем больше на правду жизни. К тому же, не забывай, мы ничем не рискуем. Самое хреновое, что может случиться – Утешев просто не клюнет. Но до этого ещё очень далеко. Сейчас же гораздо важнее убедить Славку в том, что я разорвал с конторой и остался совсем один. Она должна растеряться и испугаться. Должна заподозрить меня в тайном интересе, чтобы потом принять факт моего предательства как должное. Потому что, если она в это не поверит – вот это будет огромная проблема, даже когда Утешев клюнет. В нужный момент у неё должна остаться лишь одна уверенность – я её сдал. Променял на папашу ради цели всей жизни – мести. Она должна подтвердить это на любом полиграфе, под любым препаратом. И только тогда люди Утешева убедятся в том, что под него никто не копает. И чем больнее ей будет от моего предательства, тем убедительнее будет её реакция. И тем выше наш шанс.
Дед жевал губу и молчал, на его лице застыла маска полной отстранённости, но Гордеев знал, что под ней сейчас буря.
– Да уж, – наконец усмехнулся он, – у тебя каждый пазл на своём месте, даже эта твоя метка к делу пришлась, даже плен и Наташкина смерть… Словно ты не при мне тут всё это из пальца высосал, а запланировал ещё двадцать лет назад! Страшный ты человек, Гордей. Мистический. Не хотел бы я однажды оказаться на твоём пути.
– Мистический крокодил, – рассмеялся в ответ Гордеев. – А что, мне нравится!
Вроде шутили, но во всём этом была предельная натянутость, ведь оба понимали, что делают. И оба до сих пор не видели лучшей ставки, чем эта маленькая наивная девочка.
…Говорят, Гордеев держал разговор с Алиевым. О чём – никто не знает, но вскоре после этого Контора устроила на Гордеева облаву в гостишке. Всё по-взрослому там, с пульками и план-перехватом. И сдаётся мне, что это уже похоже на агонию Гордеева. Он уже не Черепа ищет, а тупо нового хозяина, крышу от своих же бывших… О чём и речь. Добегался, бля, неуязвимый.
Но настоящий Ад начинался, когда Гордеев прощался с Дедом и возвращался к Славке. Вспоминал сейчас свою непоколебимую решимость не вовлекаться в неё эмоционально, и становилось… Не смешно, нет. Страшно. Он уже не мог. Уже утонул в ней, пропал в её омуте.
Выдирал себя как мог. Уже сейчас выдирал, а что потом?
На фоне дикого напряжения как на зло обострились приступы, появилась опасность сболтнуть что-нибудь лишнее. Пришлось участить отъезды, но разлука не помогала, а лишь ещё сильнее раздувала пламя. А уж что делать с ревностью он и вовсе не знал. Это всё было для него в прямом смысле впервые: такая дикая тяга к женщине, навязчивое желание бросить всё к чёрту, такое близкое, ни с чем не сравнимое ощущение личного счастья. Любовь. Да, это была любовь. Впервые.
…Черепа грохнули! Реально, инфа – сотка! На этот раз по-настоящему! Даже в федеральных новостях промелькнуло. А что менты, менты сами в ахере, они и понятия не имели, что он, оказывается, воскресал…
А Славка… Она всё чувствовала. Так тонко и глубоко, что временами становилось страшно, что план не сработает. Что вопреки всему не сможет она поверить в его предательство. Этого нельзя было допустить. Потому что такой поворот грозил бы не только провалом дела, но и смертельной опасностью для самой Славки. Она должна была поверить настолько глубоко, что, глядя на неё, поверил бы и кто угодно.
Поэтому Гордеев вёл себя как нестабильный идиот, то нарочито отдаляясь от девочки, то снова срываясь и проваливаясь в её манящий омут. Изводил девчонку, изводился сам. И с каждым днём, с каждым маленьким успешным шажком в операции всё тяжелее становилась гора на его плечах – нельзя так! Нельзя было вообще девочку трогать. Вытаскивать её из тени, втягивать в схему. Срываться нельзя было, нападая на неё с первым безумным поцелуем, позволять ей в себя влюбляться – нельзя!
Но иначе – как?!
Утешался лишь мыслью, что потом, когда всё закончится, она сможет жить свободно – для этого планомерно выявлял и вычищал всех, кто хоть краем уха слыхал о камнях. Чтобы со всей этой историей для Славки закончились и все её проблемы. Но при этом осталось кое-что другое – внушительный капитал, вырученный Гордеевым от реализации камней. Тех камней, которые отсыпала когда-то от общей кучи Алина, и которые передала Гордееву вместе с письмом и просьбой защитить Славку от Гончарова.
…Алиева грохнули! Это п*дец что сейчас у братвы творится! Друг на друга стрелки кидают, никто не хочет в крайних ходить. Но самое интересное, что и Жагровские, и
