Гибель солнца - Ричард Лупофф

Он сказал, что остановится здесь на некоторое время. Ему показалась странной фраза управляющего. Если они зарезервировали номер для отсутствующего владельца, то это понятно. Но «сохранили»? Как клубничное варенье?

Он вошел в дверь номера и перенесся на восемьдесят лет назад. Комната представляла собой тонную копию гостиной его старого дома на Стейнер-стрит. Он жестом отпустил управляющего, закрыл дверь и в волнении уселся на легкий деревянный стул, на котором в последний раз сидел незадолго до их такого неудачного путешествия на первый строящийся Остров.

Стул все еще стоял перед старым телевизионным приемником. На столике лежала программа передач. Он взял листок в руки и расправил его. Программа была восьмидесятилетней давности. Он поднес ее ближе к глазам. Больше по привычке, чем для фокусировки оптических сенсоров.

Листок с программой находился в превосходном состоянии, без следов пыли и разрушения. Но на нем было видно круглое коричневое пятно диаметром с детскую ладонь — след, оставленный его кофейной чашкой восемьдесят лет назад.

Он пересек покрытую ковром комнату и раздвинул старинные занавески. Оконные рамы были сделаны из дерева, а в них вставлен прозрачный пластик, почти неотличимый от стекла, но вид за окном ничем не напоминал Сан-Франциско восьмидесятилетней давности. Хотя… На улице посветлело, и в зданиях вокруг отеля зажглись огни. На северо-западе он различал сияние, указывавшее на то, что мост Золотые Ворота остался на месте. Интересно, продвинулась ли граница города за мост, на морское побережье? Скорее всего, да.

Дэн подумал, что день выдался необыкновенно теплым, да с удивлением обнаружил, что не знает, какое сегодня число. Он поднял трубку старинного телефона и прежде чем успел нажать на кнопки, услышал голос телефонистки:

— Чем можем быть полезны, мистер Китаяма?

Он спросил, какое сегодня число, выслушал ответ и повесил трубку. Начало декабря. Ничего себе! Действительно ненормальная погода для Сан-Франциско. Улицы внизу окутывал не очень плотный туман. На Стейнер-стрит никогда не было густого тумана, разве что легкая дымка. В теплые дни в воздухе не скапливалось достаточного количества влаги.

Он вспомнил о полях пшеницы в окрестностях Рейкьявика. Странно. Как исландцы умудрялись выращивать зерно на своих скалистых почвах? Из кабины космического лифта он не заметил никаких признаков гидропоники. Даже если им удалось произвести или импортировать огромное количество плодородной почвы, достаточное, чтобы превратить весь остров в одно большое поле, то как могло случиться, что в декабре под теплым ярким солнцем созревает урожай?

Дэниел включил телевизор, нашел программу новостей и обнаружил, что видит события начала декабря 2009 года.

Восемьдесят лет назад. Он улыбнулся. Они потратили массу времени и сил, подбирая записи, чтобы создать ему иллюзию просмотра телепередач. Он посмотрел старую программу новостей, матч хоккейных команд колледжей, а затем, устав, выключил телевизор и прошел в кухню, тщетно мечтая о банке пива.

Тяжело вздохнув, Дэн закрыл, дверцу холодильника, заполненного банками «Кайрин» и «Дос Экус». Он услышал знакомый булькающий звук, обычно раздававшийся в доме, и двинулся в спальню. Да, они установили здесь пятидесятилитровый аквариум с тропическими рыбками и бесшумным воздушным насосом, который никогда не работал бесшумно. Крошечная африканская лягушка высовывалась из воды, делала вдох и вновь пряталась на дне.

Дэниел некоторое время стоял около кровати, затем провел рукой по лицу, вернулся к своему стулу, сел, положив ноги на столик, и закрыл глаза, погрузившись ненадолго в полную темноту.

Через какое-то время он открыл глаза. В комнате стало темно. Свет с улицы не проникал через плотные занавески. Он поднялся и выглянул наружу. На улице почти отсутствовал транспорт и совсем не видно было пешеходов.

Он заметил, как неясный силуэт метнулся от темной аллеи к водосточной трубе и исчез. Это могла быть кошка или большая крыса.

Дэниел вернулся в спальню, привлеченный булькающим звуком воздушного насоса, он забыл выключить маломощную лампу, подогревавшую «аквариум» и ее оранжевый свет окрашивал комнату в мягкие теплые тона.

На кровати, отвернув одеяло и опираясь на подушки, сидела Мари-Элейн. Она была занята и не взглянула на стоявшего в дверях Дэниела. Он обрадовался, что жена не заметила его. Он просто стоял и смотрел.

Черные волосы обрамляли ее лиц, кожа на лбу и щеках выглядела нежной и гладкой. На ней была надета бежевого цвета ночная рубашка, спущенная с плеч, чтобы открыть груди.

Она держала завернутых в легкие одеяльца близнецов, каждый из них сосал грудь. На ее лице, повернутом к детям, застыло выражение покоя и блаженства.

Дэна переполнило чувство радости и благоговения пред красотой Мари-Элейн и прелестью двух младенцев, сосущих ее грудь. Он почувствовал, необъяснимое желание упасть перед ней на колени. С внезапной ясностью и силой он понял смысл поклонения Мадонне.

Почти одновременно его захлестнула непреодолимая волна желания, он ощутил сильнейшее, почти болезненное возбуждение. Ему хотелось броситься на Мари-Элейн, сжать в объятиях, проникнуть в нее, слиться в единое целое.

Он распахнул халат, сбросил его на ковер, поставил одно колено на кровать и наклонился вперед, опираясь на ладони.

Мари-Элейн взглянула на него и улыбнулась. На лице ее отразилась радость, понимание, согласие. Она улыбнулась двум сытым и сонным младенцам, лежавшим у ее груди.

Дэниел взял у нее одного ребенка. Он прижал его к груди и принялся ходить взад-вперед по комнате, легонько похлопывая младенца по спине. Он услышал ласковый смех Мари-Элейн, в котором, однако, не было насмешки. Он взглянул на нее и увидел, что она укачивает младенца, но смотрит при этом на него. Дэниел оглядел себя и обнаружил, что обнажен и сильно возбужден. Он тоже засмеялся.

Они уложили детей спать и укрыли одеялом.

Мари-Элейн опять вернулась в кровать, но теперь ее бежевая рубашка лежала в ногах. Она сидела, опираясь спиной на подушки, ее черные волосы разметались по плечам. Дэниел мог видеть крошечную капельку молока, оставшуюся на ее соске.

В сильном возбуждении он подошел к кровати, стал на колени на одеяло и посмотрел на жену.

Он наклонился, уперся ладонями в стоявшие вертикально подушки и закрыл глаза. Холодная дрожь сотрясала его тело. Затем Дэниел открыл глаза и посмотрел вниз. Он был один в кровати. Слабый свет шел от стоявшего на тумбочке аквариума. Единственным Звуком в комнате было бульканье неисправного воздушного насоса. Дэниел не слышал своего дыхания. Он прижал руку к груди, чтобы почувствовать биение сердца, но ощутил лишь слабое равномерное гудение ротационного насоса.

Его оптические сенсоры, способные чувствовать электромагнитные волны в широком диапазоне и фокусироваться на различных по удаленности объектах, управлялись электроникой. Они не имели движущихся деталей, не нуждались в смазке, внутри них не циркулировала жидкость, а конструкторы не догадались снабдить его подобием слезных желез.

Застонав, Дэниел накинул на себя халат, позвонил портье и выяснил, что все службы отеля работают круглосуточно.

Он вышел из отеля и двинулся вдоль окутанной туманом улицы. Ночной портье пытался уговорить, его не покидать, отель такое время, но Дэниел оборвал его и вышел на Стейнер-стрит. Он направился на северо-восток, к заливу.

Ночь оказалась теплее, чем он предполагал. Но туман сильно сгустился. Он чувствовал необычное для Сан-Франциско, сочетание тепла и атмосферной влажности, Казалось, воздух наполнен дрожащими кристаллами, которые ловят свет уличных фонарей, преломляя его в крошечные вибрирующие радуги. Все это придавало воздуху какую-то особую насыщенность и тяжесть.

Звуки смягчались и приглушались. Он чувствовал, как его туфли на толстой подошве стучат по старому асфальту тротуара, но звук шагов тонул в тяжелом и влажном воздухе.

Где-то играла музыка.

Дэниел обнаружил, что не ощущает той специфической смеси запахов, которая обычно присутствует в ночном воздухе. Похоже, его новое тело не обладало способностью различать запахи — поскольку он не дышал, то нос ему нужен был лишь для видимости. Он усмехнулся про себя и отметил, что нужно попросить Ройс и Кимуру снабдить его чувством обоняния.

Музыка была не очень сложная, и исполнение оставляло желать лучшего. Вероятно, кто-то из местных жителей устроил затянувшуюся до ночи вечеринку. Дэниел в основном слышал мощные звуки ударной установки. Сквозь громкие, почти осязаемые удары пробивался хор голосов: «Что-то-такое-попало-в-ухо-баа-баа-баа».

Крыса выскочила из-под выброшенной картонной коробки и скрылась за полусгнившим забором.

Рядом с отелем, вперемешку с высокими деревьями, стояли старые, хорошо сохранившиеся дома и административные здания, а также постепенно приходящие в негодность пустующие постройки. Казалось, он перенесся назад, в хорошо знакомую обстановку начала XXI века.