За семью замками. Снаружи - Мария Анатольевна Акулова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда экран телефона при очередном нажатии сообщил, что скоро час, Агата готова была признать, что сегодня не выйдет. Начала поклевывать носом, а Кости всё не было.
Собиралась встать с лестницы, пойти в спальню, когда наконец-то услышала, как ворота разъезжаются. Потом сощурилась из-за света фар…
Сердце чуть ускорилось, непроизвольно захотелось сглотнуть. Агата прокрутила в голове, что она сегодня тихая, мирная, адекватная. Она сегодня за разговоры… И свою речь тоже прокрутила…
Следила за тем, как Костя идет к дому, чувствовала, что волнение усиливается…
Ей казалось, что он какой-то дерганный. Движения размашистые. Резкие.
Поднялся по ступенькам, дернул дверь. Не придерживал — пусть летит. Прошел по холлу, оттуда прямо к бару…
Тоже не заботился тем, чтобы свет зажигать. Всё наощупь. Достал бутылку, взял стакан, дальше — лед.
Даже к дивану не подходил, не ставил на столик — налил прямо там, сразу же опрокинул.
Дальше смотрел за окно, когда Агата — на его спину. В меру широкую. Максимально ровную.
Пошевелилась непроизвольно, чем привлекла внимание, хотя сейчас-то уже не хотела. Агата осознала, что Костя — на взводе.
Только поздно.
Он услышал шевеление, резко обернулся. Сначала приглядывался к темноте с прищуром, потом глаза закрыл, выдыхая…
— Почему не спишь? — спросил без намека на вежливость. Не яростно, но так, будто задолбался. Подлил в стакан, снова взял его в руки, стал пить, глядя на Агату. Как хорошо её видит — она не бралась угадывать. Но чувствовала себя, будто букашка под микроскопом. Которую изучают не то, чтобы с презрением, но без явной радости или хоть какого-то тепла.
— А ты почему пьешь? — Агата ответила вопросом на вопрос, пожимая плечами. Видела, что Костя усмехается. Берет бутылку, стакан, идет к дивану всё же. Опускает свой скарб, опускается сам, ставит локти на колени, соединяет подушечки пальцев… Смотрит сначала на них, потом куда-то вдаль перед собой. Дальше голову поворачивает — снова к лестнице. К Агате.
Усмехается.
— Жена не дает.
Говорит язвительно. Ждет…
Очевидно, её симметричной реакции. Ответного укола. Посыла. Броска.
Но Агата проглатывает. Скользит взглядом по лицу Кости, плечу, руке…
Которая снова тянется к стакану, несет к губам…
— Я не ограничивала тебя в возможности спать, с кем считаешь нужным…
— Спасибо, блять, что не ограничивала.
Агата начала, как самой казалось, примирительно. Костя перебил. Не поставил — практически отшвырнул стакан, снова уставился перед собой.
Теперь уже сомнений не возникало — он зол. Очень-очень зол. Но в чём причина — Агата не знает. Вполне возможно, в ней.
— Если ты не с предложением потрахаться — свободна.
Костя сказал, глядя при этом в стакан, который покачивал в пальцах, разгоняя оставшуюся жидкость. Звучало грубо, конечно же, хотелось ответить в той же манере, но Агата не стала. Попыталась перевести тему…
— Сегодня приезжал Гаврила…
Начала, Костя хмыкнул только. И сама не сказала бы, зачем говорит именно это. Вероятно, чтобы не молчать. Вероятно, потому что просто не понимает, а делать-то что? Она уже пожалела, что решила его дождаться. Разговора не будет. Но это «свободна» звучало слишком обманчиво.
— Нравится тебе Гаврила, да? — Костя повернул голову, склонил немного, посмотрел с прищуром… Агата почувствовала себя неуютно. От него исходило усиливающееся раздражение. И понятно ведь, что сейчас что она ни скажи — всё будет воспринято в штыки. Но говорить-то что-то надо…
— Он рассказал мне, что ты Боя спас…
Реагируя на попытку Агаты уклониться от ответа, Костя только усмехнулся опять. Несколько секунд молчал, глядя не на неё, просто в её направлении, а потом снова в глаза…
— Дальше что? Тебе посрать на меня. Какая нахрен разница, кого я спас? Захотел — спас. Завтра захочу — пришибу. Ты же так всё видишь.
— Костя…
Звучало ужасно. Ужасно же пугало. Агата обратилась, надеясь, что Костя прекратит, но он будто только с каждым её словом злился сильнее…
— Что «Костя»? Вот что блять Костя? Бой тебя устраивает — хороший. Гаврила тебя устраивает — тоже хороший, пиздит правда много. А я тебе плохой. Что ни делай — всё плохой. Прости, что в канаве не сдох пока. Работаю в направлении…
— Ты плохой только потому, что ты…
— Да посрать, Агата, почему. Посрать. Плохой — значит, плохой.
Костя не дал договорить. Перебил. Наполнил стакан, осушил в несколько глотков, на стол поставил, сам встал…
Повернулся к Агате лицом, опустил руки в карманы…
По девичьей спине прошел мороз. Её будто оцепенением сковало. Потому что очевидно — он злится, и она сейчас находится четко под горячей рукой. Что эта рука захочет — то с ней и сделает. И это правда страшно…
Настолько, что ни пошевелиться толком, ни продумать, как себя вести…
А Костя смотрит, не спеша ни казнить, ни миловать…
— В субботу важный прием. Ты идешь со мной. Шмотки привезут. Лицо нарисуют. Услышала?
Вроде как спросил, а Агата почувствовала, как у нее просто-напросто открывается рот на выдохе. Потому что это… Это просто невозможно.
— Костя, я же не выхожу… Там люди будут… Много… Я…
Агата шептала, переживая что-то похожее на смерть души. Когда в грудной клетке холодеет и это ощущение расходится по всему телу.
Только Косте — похуй.
— Тебя кто-то спрашивал? — вроде бы был задан вопрос, но ответ на него явно не требовался. Холод дополз до кончиков пальцев, отдаваясь в них дрожью. — Вот и мне так показалось. Выпендриться попробуешь — пожалеешь.
— Костя, зачем ты это делаешь? — Агата смотрела в лицо мужчины, чувствуя, как её долбанутая надежда умирает. Не прожили и дня. А так хотелось верить… Гаврила так красиво рассказал…
— Я оправдываю твои ожидания.
Костя сказал будто бы спокойно, Агате захотелось скривиться. Потому что он по-прежнему всё пытается переложить на её плечи. И по-прежнему бесится, что не получается, как
