Одиночество героя - Анатолий Афанасьев

На чернобрового юриста вопросы подействовали удручающе.

— Иван Алексеевич, извините за прямоту, вы прямо как с луны свалились. Что это вам мерещится? Банда, грязь! Очнитесь, поглядите вокруг… И потом, разве это я устроил побоище в «Куколке»? Или это я гоняюсь по городу за молоденькими красавицами? Ая-яй, уж если кому и должно быть стыдно, так это вам. Разве не так?

На это нечего было возразить.

— Голубчик мой, — продолжал он победительным тоном, — за все в этой жизни приходится платить. Не нами заведено.

— Но вы же знаете, у меня не может быть двухсот тысяч. Проживи я еще две жизни, их все равно не будет.

— Смотря как жить, — лукаво усмехнулся Михась Германович. Однако вопрос не в этом. Как юрист, могу сообщить: отсутствие денег никак не может служить оправданием для невыплаты долга. Это же очевидно. Кстати, я всего лишь посредник, промежуточное звено. Но в моих полномочиях и даже моей обязанностью является предуведомить вас, что задержка с выплатой повлечет за собой самые неприятные последствия.

— Какие же?

Михась Германович закатил черные блюдца под лоб, тяжко вздохнул. Похоже, ему горько было даже думать о том, что меня ждет.

— Ваш Гарий Хасимович — это, вероятно, Шалва? По кличке Тромбон?

Михась Германович окатил меня жгучим взглядом (именно окатил, словно снял мерку для похоронного костюма), заметил с некоторым раздражением:

— Вы все время отвлекаетесь, Иван Алексеевич. Ужасное свойство бывших интеллигентов: их так и тянет на философию. Я в принципе не прочь пофилософствовать, но сперва давайте закроем нашу маленькую финансовую проблему. Говорите, двухсот тысяч у вас нет? Ничего. Могу предложить щадящие условия, выплату долга по частям. Сразу выплачиваете двадцать пять тысяч, остальное — вразбивку на месяц. Но, естественно, уже с процентами. Скажем, десять процентов на каждый просроченный день вас устроит? Это по-божески, уверяю вас. Предлагаю на свою ответственность, потому что вы мне симпатичны. Возможно, Гарий Хасимович не согласится с такими поблажками, но попытаюсь его убедить.

Что-то щелкнуло в моих размягченных мозгах, и я сморозил такую глупость, за которую по сей день стыдно:

— А если я прямо от вас пойду к прокурору?

Надо отдать должное выдержке кудрявого юриста: он не улыбнулся.

— К прокурору вы, разумеется, не пойдете, не такой уж вы глупец, какого изображаете. Скорее всего помчитесь в больницу к своему воинственному шурину. Но я бы и этого не советовал.

— Почему?

— Вы и так его подставили, зачем усугублять. Еще неизвестно, выживет ли он. Пора бы угомониться, Иван Алексеевич. Вам ли брыкаться. Лучше сосредоточьтесь на главном, мой вам совет. Продайте что-нибудь — машину, дачу. Обратитесь к друзьям, к родственникам. По-христиански обязаны подмогнуть.

— У меня нет богатых друзей.

— Зачем же так? Пораскиньте умишком в спокойной обстановке. Прежде вы вращались во влиятельных кругах: профессура, промышленники. Не все же обнищали. Никоторые, полагаю, напротив, выбились в люди, вписались, так сказать…

— Страшный вы человек. Лицо, манеры, галстучек, кабинетик этот, а на самом деле волк. Прямо оторопь берет.

Его опечалили мои слова:

— Не заблуждайтесь, Иван Алексеевич. Какой там я волк. Настоящих волков вы еще не видели. Повторяю, я всего лишь посредник, исполнитель поручений. И вот как на духу хотелось бы вам помочь, да не знаю как. Одно скажу: поторопитесь. С деньгами поторопитесь. Иначе беда. Истинные волки, о которых вы упомянули, таких, как мы с вами, за людей не считают. Не церемонятся с нами.

— Сколько у меня времени?

— Сутки. До первого взноса — сутки. Вот контактный телефон, позвоните завтра утром. Да не глядите таким покойником, даст Бог, пронесет как-нибудь. В вашем положении многие оказывались, и ничего, некоторые до сей поры живы. Но не все. Тут врать не имею права. Далеко не все.

Я с трудом различал его красивое лицо. Сизый туман, насыщенный белыми мушками, застилал глаза. Сердце штормило. Он, видно, догадался, что мне не совсем хорошо.

— Может, корвалольчику? Или рюмочку?

— Спасибо, все в порядке. Пойду, пожалуй.

— До свиданья, Иван Алексеевич. Удачи вам. Только не наделайте глупостей. Вы же знаете, Россия большая, а бежать в ней некуда. Везде разыщут.

— Раньше на Дон уходили.

— Эка хватил. Раньше у нас царь был, а теперь кто?

В машине едва отдышался. Беспомощность мучительнее страха. А такого чувства абсолютной, гнилой беспомощности я прежде не ведал. Словно открыл глаза в кромешной тьме, и все внутри спеклось этой зловещей, как густая смола, чернотой.

Сидел, думал: куда ехать? Может, и некуда — тупик. Перебирал в памяти знакомых — ни одного лица, могущего помочь. Все такие же жертвы наступившего беспредела, приуготовленные на убой, ждущие своей очереди. Кто-то еще суетится, пытается приспособиться, отлежаться в тине, а кого-то уже урыли. До каждого дойдет черед, если ты не вор и не сумел оскотиниться. Рынок! Все мы, фигурально говоря, очутились на дне чеченской ямы, и никто за нас, как за Ленку Масюк, выкуп не заплатит. Дуракам, мудрецам, богатырям и немощным уготовлена одинаковая участь — быстрое или медленное загнивание на дне ямы.

В одном прав негодяй Михась — никто меня за уши к Оленьке не тянул и в спину не толкал, чтобы ночью дверь открывать распутным девицам. Нос высунул — вот и прищемили. Впрочем, какая разница: так или иначе, сегодня или завтра что-нибудь подобное обязательно произошло бы. Они живут по революционному закону: кто не с ними, тот против них. И, значит, подлежит искоренению. В Москве зачистка территории идет ускоренным темпом. И это понятно. Здесь у них штабы.

В происходящем был единственный отрадный момент: я верно оценивал свое положение. Двести тысяч долларов мне никогда не собрать, но я понимал, что, если бы произошло чудо и они вдруг у меня нашлись, это бы ничего не изменило. Раз уж закогтили, не выпустят.

Придя к этой мысли, я немного успокоился.

К полковнику хотелось мчаться, как правильно догадался Михась, но он скорее всего под капельницей.

Я выбрался из машины и доковылял до будочки телефона-автомата. Жетон у меня был только один. Я позвонил на работу Нелли Петровне, Ляльке — и она сама (удача!) сняла трубку. Поздоровавшись, я сказал:

— Не возражаешь, если сейчас к тебе подскочу?

— Иван, что случилось? — она не испугалась, а удивилась. Было чему. Через секунду я удивил ее еще больше.

— Хотелось бы потолковать с твоим шефом. Это возможно?

— С Арнольдом Платоновичем?

— Ну да. А что особенного?

— Иван, ты не заболел?

— Да нет, здоров. А в чем дело?

— Что ты придумал?

— Есть некоторые обстоятельства. Не хочу обсуждать по телефону.

— Хорошо, приезжай.

Фирма, в которой Лялька нашла свое новое женское счастье, называлась «Полуякс». Подавляющее большинство подобных контор (сюда входят и банки), как бы заманчиво для россиянских дикарей они ни назывались, заняты, в сущности, лишь двумя вещами: ростовщичеством или спекуляцией. Способов для таких занятий наш первобытный капитализм предоставил великое множество. Фирма «Полуякс» относилась ко второй категории, к спекулятивной, но ее особенность заключалась в том, что она спекулировала не чужим товаром, закупленным, как правило, за бугром, а поставляла на рынок собственный, довольно оригинальный продукт. Дело в том, что Арнольд Платонович Куренюк, спонсор моей бывшей супруги, до того, как окунуться в бизнес, работал на сверхсекретном предприятии, то есть тоже был родом из нашей когда-то научной братии, и якобы изобрел волшебный прибор, получивший кодовое наименование «Аякс-5». Прибор представлял собой изящную спрессованную и запаянную пластмассовую коробочку со светящимся экраном, внутри которой умещалась металлическая блямба, сплавленная из разных металлов и обладающая свойством оттягивать на себя любого рода излучение — электрическое, радиоактивное, высокочастотное и прочее, прочее. Радиус действия небольшой, метра три-четыре, но всепоглощающий. Судя по рекламе, прибор защищал человека от всех без исключения вредоносных воздействий, ото всей технотронной грязи, которой перенасыщена среда обитания. Как следствие, опять же судя по рекламе, счастливец, приобретающий этот прибор, повышал свой биологический тонус, разом избавлялся от всех болячек, начиная с головной боли и кончая раком, а также продлевал себе жизнь неизвестно даже насколько. Прибор шлепали на подмосковном заводике (строго законспирированном), через сложную сеть распространителей поставляли в Москву, а к нынешнему дню вроде бы шагнули с ним и в Европу. Один «Аякс-5» стоил 100 долларов, но в зависимости от ряда условий можно было приобрести его дешевле. Фирма процветала и совсем недавно переехала в шикарный офис на Таганке.