Мир запретных ласк - Эбби Грин

так, словно с ее плеч свалился тяжелый груз. Чувствовала себя свободной впервые в жизни. В этом и была причина опустошенности.

Раздался стук в дверь, и в кабинет вошел Видаль. Сразу после завтрака они с Евой поехали в его офис, находящийся в оживленном районе Мишен.

Юрист поднялся и закрыл папку с документами:

— Все готово. Я свяжусь с поверенным мисс Флорес и дам ему знать, что сделка состоялась.

— Спасибо, — ответил Видаль и закрыл за ним дверь.

— Как гора с плеч, — сказала Ева, чувствуя всю важность того, что только что произошло.

— Ты не жалеешь о том, что отказалась от многовекового наследия своих предков?

Поднявшись, Ева подошла к окну, из которого открывался вид на зеленый двор в центре делового комплекса. Сейчас было время ланча, и многие сотрудники отдыхали и ели там, сидя на траве. Она может стать такой же, как эти люди. Для этого ей лишь нужно еще несколько недель противостоять своему влечению к Видалю Суаресу.

Ева повернулась к нему лицом:

— Нисколько. Дворец всегда казался мне похожим на тюрьму. Думаю, твой отец прав, и ты сможешь найти ему лучшее применение.

Видаль прислонился к столу и сложил руки на груди:

— Мне всегда казалось, что ты довольна своей ролью наследницы знатного рода, живущей во дворце. Неужели ты действительно не была там счастлива?

Это был провокационный вопрос.

— Я никогда не знала другого дома. Дворец был для меня целым миром. Мне не с чем его сравнить. Я не знаю, была я там счастлива или нет.

И все же это не совсем так. Она чувствовала себя счастливой, когда училась у Марии готовить и когда танцевала фламенко.

— Итак, что у нас дальше по плану? — спросила Ева, не желая обсуждать свое прошлое.

— На следующую неделю у меня запланирован ряд светских мероприятий, так что ты сейчас отправишься за покупками.

Еву тут же охватила паника.

— Видаль, я не…

— Тебя будет сопровождать стилист.

— О.

Наверное, ей следовало обидеться на него за то, что он не доверял ее вкусу, но вместо этого она почувствовала облегчение.

— Как я узнаю?…

— Я отправил ей список мероприятий, которые мы с тобой посетим. Доверься ей. Встретимся за обедом.

— В этом нет необходимости. Уверена, у тебя есть дела поважнее, нежели проводить время со мной.

— Для меня важно, чтобы нас с тобой видели вместе как можно чаще, так что я забронировал для нас номер в популярном ресторане.

— Ясно.

— Почему тебя так волнует то, в чем ты появляешься на публике? — спросил Видаль у Евы, когда они сидели за столиком на террасе эксклюзивного ресторана, расположенного на берегу океана.

Ева заметила папарацци, дежуривших неподалеку от входа. Ей стало не по себе, хотя на ней были широкие брюки и свободный шелковый топ, выбранные стилистом.

— Я говорила тебе, что все дело в вечеринке, которую посетила, когда мне было восемнадцать. Я думала, что надела подходящее платье. Моя мать его одобрила. Только придя на вечеринку, я поняла, что мой наряд устарел лет на десять. До этого я последний раз была в обществе в подростковом возрасте.

— Ты обучалась дома, и у тебя не было друзей.

— Спасибо за напоминание, — съязвила Ева.

Видаль пожал плечами:

— Я пытался тебе сочувствовать, но ты всегда говорила мне колкости и давала понять, что не нуждалась ни в чьей жалости.

Она научилась хорошо скрывать свои чувства, потому что не хотела быть уязвимой.

Потому что боялась, что, если она попытается сблизиться с Видалем, ее мать снова его унизит, как тогда, за ужином. Всякий раз, когда Ева вспоминала тот вечер, она испытывала угрызения совести.

— Помнишь тот вечер, когда моя мать пригласила тебя поужинать с нами?

— Да.

Ева заставила себя встретиться с ним взглядом:

— Я всегда хотела извиниться перед тобой за тот ужин. Я понятия не имела, что она будет так себя вести. Что она будет говорить о тебе, игнорируя твое присутствие за столом.

— Я помню, что ты сидела и смотрела куда угодно, только не на меня. Почему ты ничего не сказала?

— Мне было шестнадцать, и я не знала, как сделать так, чтобы моя мать перестала тебя унижать. Я боялась ее гнева.

— Ты хочешь сказать, что ты не была с ней заодно?

— Мои чувства к матери были сложными. У меня не было никого, кроме нее. Я ей доверяла. Она объяснила мне, как я должна себя вести.

— Мой отец говорил мне, что в твоем поведении не было твоей вины. Я был готов в это поверить, но ты не давала мне такой возможности.

Ева поежилась:

— Я не понимала, что делала. У меня не было перед глазами других примеров.

Видаль подался вперед:

— А я думаю, что ты прекрасно знала, что делала. В какой-то момент ты приняла решение, что дразнить и мучить меня и смотреть на меня сверху вниз гораздо веселее, нежели пытаться быть со мной дружелюбной.

Ева почувствовала себя так, словно он нанес ей удар под дых. Она только что призналась ему, почему так вела себя с ним в прошлом, но он, очевидно, не хотел менять свою точку зрения.

Тогда она напомнила себе, что она для него всего лишь средство для достижения цели, и, придав своему лицу скучающее выражение, бросила взгляд на экран своего мобильного телефона:

— У меня запланирована еще одна встреча со стилистом. Мне нужно идти.

Прежде чем она успела подняться, Видаль подался вперед и взял ее за руку.

— Что?…

Она не смогла договорить. Видаль положил другую руку ей на затылок, притянул Еву к себе и накрыл ее губы своими. Поцелуй продлился всего несколько секунд, но он был таким крепким и страстным, что у Евы закружилась голова.

Отстранившись, Видаль самодовольно улыбнулся и, не отпуская ее руки, поднялся. Еве тоже пришлось встать.

К ним подошел официант:

— Вам принести счет, мистер Суарес?

— Да, пожалуйста, — ответил Видаль, не сводя глаз с Евы. Она сказала себе, что он просто играет на публике роль влюбленного жениха. — У моей невесты сегодня много дел, и мы, к сожалению, пропустим десерт.

— Никаких проблем, сэр.

Когда Ева и Видаль направлялись к выходу, другие посетители ресторана провожали их взглядом.

Как только они оказались на улице, Ева отдернула свою руку и сказала:

— Это было низко.

— Я просто воспользовался возможностью показать всем, что наш союз настоящий.

— Пожалуйста, больше не делай так, не предупредив меня. Мне не нравится, когда мной манипулируют.

Губы Видаля дрогнули в улыбке.

— Когда я тебя поцеловал, ты не возражала.

Она