Дурная кровь (редакция 2003 г) - Сабир Мартышев

К концу занятий, как обычно, жутко захотелось курить. Я где-то посеял свою зажигалку (всегда в заднем кармане джинсов лежала), а, у кого ни спрошу огонька, все не курят. Даже на крыльце, обычном месте сбора наших курильщиков, никто не стоял. А еще будущие медики, блин!

Утром, на занятиях, было не до сигарет, сейчас же ломало как наркомана. Но я уже почти добрался до дома, поэтому решил потерпеть еще немного. Войдя в подъезд, я услышал странные гитарные пассажи, доносившиеся откуда-то сверху. С каждым этажом музыка становилась все громче. Кажется, мой «друг» починил гитару.

– Марк! Что ты тут вытворяешь? – крикнул я поверх ревущей музыки, открыв дверь квартиры и шагнув внутрь. Какофония прекратилась.

Из комнаты вышел довольный Марик. Он был одет в темно-синие шорты по колено, сделанные из старых джинсов. Из очень старых, судя по их потертости. В зубах – дымящаяся сигарета, в руках – гитара, с перекинутым через впалую волосатую грудь ремнем. Дитя сексуальной революции, одним словом.

– О, Пашка, пришел. Как там гранит науки поживает? – просипел он и, не дожидаясь ответа, выдал умопомрачительный запил в мою честь. – Зубы целы?

– Ага, типа того.

Глядя на него, я невольно улыбнулся и бросил сумку на холодильник.

– Привет с Вудстока, – крикнул он на фоне еще одного музыкального проигрыша.

– От кого? – переспросил я, но он ушел в очередной гитарный запил, который, думаю, звучал бы совсем неплохо, если сменить гитариста, гитару и убавить звук.

Вслед за Марком, от которого несло перегаром, тянулся длиннющий провод. Я прошел вдоль провода в комнату и наткнулся на небольшой черный чемоданчик.

– Что это?

Вместо ответа Марик нежно погладил агрегат.

– Звучит? – спросил он, изобразив еще один музыкальный пассаж, и с любовью добавил. – Вещь!

– Откуда ты его взял?

– Да нашел тут у вас на мусорке. Вполне рабочий усилок, всего-то полчаса с ним повозился! – сказал он и затянулся.

Проследив за моим жалобным взглядом, Марк протянул сигарету:

– Курить хочешь, да?

Марк сбегал за пивом, убедив меня, что нужно отметить знакомство, пусть даже и с опозданием на день. Похоже, что он его сегодня с утра отмечает.

– А ты мне вначале и не понравился, – произнес он своим вечно хриплым голосом, разливая холодное пиво в стаканы. – Впустил нехотя. Негостеприимный, это сразу видно. Верка предупреждала, что с тобой поосторожней надо. Обидчивый, так и сказала.

– Да, злобный я… перец, – задумчиво сказал я. Ну, Вера, ну погоди! Кстати, совсем забыл: – Слушай, а чего у тебя там приключилось, зачем отсиживаться то надо?

– А потом смотрю, блин, нормальный пацан! Музон слушает, эмтиви смотрит, правда, на кухню выгнал… – словно не услышав моих слов, продолжал Марк.

Я смутился от такой прямоты и неприкрытого укора, произнесенного как что-то незначительное. Почему он ушел от моего вопроса? Неужели что-то серьезное?

– … но это ничего! Не обижаюсь, я же понимаю, – сказал он, хлопнув меня по плечу. В общем, дело ясное, что дело темное.

Размышляя над сложившейся ситуацией, я стал жевать колбасу, любезно нарезанную Мариком. Проголодавшись на учебе, я больше ел, чем пил, и не заметил, как смёл все кусочки, что были на столе. Дожевывая последний, я потянулся за ножом в ящик стола, но не обнаружил его на своем привычном месте.

– Фотки твои посмотрел, – сказал Марик, резко задвинув ящик стола и чуть не защемив мне пальцы. – Молоток! Чувство юмора у тебя есть. Смешно получаешься.

Вот ведь освоился гад, а вначале скромным прикидывался.

– Правда, Верку ни на одной не нашел. Недавно вместе, да?

– С середины лета, – сказал я и подумал, раз уж он начал разговор о Вере, может подойти к его истории с этой стороны? – А ты давно ее знаешь?

– У-у-у… года два, наверное. Мы на сейшене познакомились.

Это уже интересно. Неужели я заодно узнаю правду о Верочке?

– Ну а потом пошло-поехало. Цветочки, прогулочки, винишко, шуры-муры, ну ты сам понимаешь. Тело молодое, зеленое.

– Нн… не совсем, – промычал я. Ну ее подальше, такую правду!

– Короче, через несколько дней она, значит, заявляется и говорит, что сбежала из дома. С родаками, типа, проблемы, ну и решила от них свалить.

Да, это на Веру похоже.

– Что делать? Сбежала – значит, живи. Нам разве жалко? На тусняки да репетиции ее таскал за собой. Я уже тогда неплохо на гитаре лабал. У нас даже группа была своя…

– А потом?

– А потом, распалась.

– Да нет, Вера.

– Что, Верка-то? Эта фиг распадется. Значится, пожила, пожила и уплыла. У нас тогда еще басист сменился. Только в упор не помню, на фиг он от нас тогда ушел? – Марк задумчиво почесал затылок.

– И все? – я вернул его на землю.

– Чего? А да, все. Тебе, я слышал, больше повезло, – он отломил кусок от батона и отправил его в рот. – Верка – девка что надо. Другую такую не найдешь, дяде Марку можешь верить.

Сидели мы так до половины четвертого – я, Марк и пиво. Музыканты вообще любят поквасить, медики тоже не прочь. Я старался вытянуть из Марка как можно больше, и поэтому пил умеренно. Марк наоборот глушил пиво стакан за стаканом, но мне это не сильно помогало. Беседа протекала довольно осторожно, каждый сидел в своем окопе и не желал сдаваться. Не решаясь спрашивать напрямую, я бродил вокруг да около, а он с легкостью уходил от ответов, пичкая меня своим музыкальным прошлым. В каком-то смысле это информационное плацебо меня даже успокаивало. Я не был уверен в том, что хочу получить откровенные ответы на все мои вопросы.

Иногда, в моменты вдохновения, вызванной легкой алкогольной интоксикацией, Марк брал в руки гитару, но по моей просьбе держал ее неподключенной к усилку.

Следующий учебный день остался в моей памяти сплошным размытым пятном. Я совсем не выспался, а в раскалывающейся от пива и недосыпа голове словно прорезался третий глаз – настолько мне было плохо. Зажигалку я так и не нашел. Утром оказалось, что я к тому же потерял и цепочку. Хоть убей, не помню где. Вроде, пили не много.

Я клевал носом, и сквозь дымку слышал, что на «глистологии» (как мы ее про себя ласково окрестили) объявили о скором коллоквиуме на тему – «гистофизиология половой системы человека». Половая система, говорите? Это к Вере.

На самом деле это означало, что сегодня придется поднапрячься и вызубрить большую часть пройденного материала. Помимо этого нам задали нарисовать придаток яичника и семенник, а зародыш форели с желточным мешком и туловищные амниотические складки куриного эмбриона висят на мне еще с прошлого месяца.

Домой я добирался на полупустом троллейбусе. Вообще, хорошо, когда народу мало. Сел, отключился и едешь куда-нибудь. После тяжелого учебного дня в самый раз. Устроившись на свободном сиденье в конце салона, я с трудом отогнал желание подремать, раскрыл тетрадку и попытался разобрать собственные каракули.

Да, выучить предстоит немало. «… мужская гонада начинает дифференцироваться раньше женской». Бред какой. Где начало? А! Я на эту лекцию, кажется, опоздал. Ладно, идем дальше. «Пространства между петлями извитых канальцев заняты стромальной…. интерстициальной… тканью». Язык сломаешь. «… содержащей большое количество …». Зевнув, я откинулся на спинку сиденья. «…лимфатических сосудов, нервных окончаний…». Минут десять я топтался на одной странице, пытаясь уловить смысл текста. «В онтогенезе человека принято…».

– Давно ты ее знаешь?

«… различать три популяции…».

– А?.. – растерялся я и поднял взгляд.

– Говорю, всего не прочитаешь.

Рядом со мной сидел рыжеволосый парень лет двадцати, среднего телосложения, с длинными волосами, по которым уже давно плачут ножницы парикмахера. В руках он держал несколько книг, по названиям которых я сделал вывод, что он учится где-то на философии или психологии. Так или нет, одет он был довольно прилично для студента: стильный темно-синий джемпер и совершенно новые на вид голубые джинсы. Было как-то глупо это чувствовать, но, кажется, я неровно дышал рядом с ним. Не в том смысле, конечно.

– … спите вместе?

– Что?

– Спишь на месте, говорю.

– А, да. Не выспался, – я чувствовал себя неуютно. Сам бы я никогда не заговорил с незнакомым человеком в троллейбусе. Тем более, того же пола.

– В меде учишься? – спросил он и кивнул на тетрадку у меня в руках.

– Ага. Коллоквиум скоро по «гисте», то есть по гистологии. Готовлюсь.

– «Мозговое вещество находится в центре», – прочел он из тетрадки. Я улыбнулся – он не знал, что речь шла о строении яичника. – Да, уж! «Знание Абсолютное в форме полного самосознания доступно только в конечной точке мыслительного процесса», – процитировал он.

Я посмотрел в тетрадку, но там такого и в помине не было.

– Конечно, на самом деле, не существует явного различия между движением мыслительной энергии и этим ощущением гармонии и завершения в целом. Поэтому, мы учимся, набираем опыт, влюбляемся, движемся вперед.