Непреклонные - Инна Тронина

Настроение почему-то стало приподнятым, даже праздничным. А в следующую секунду я увидела продолжение душного кошмарного сна, мучившего меня всю ночь в коттедже Кулдошина. Паша Шестаков, похоже, ничему уже не удивлялся. Он с широкой улыбкой уступил дорогу голой длинноногой красотке. Вернее, почти голой — чёрные эластичные трусики, кожаные рукавицы и лыжные ботинки на ней всё же были. И глаза её закрывали от ослепительного солнечного света огромные каплевидные очки.

Мы условились с Ларисой Якшинской о встрече на горной трассе, где любовница одного из здешних авторитетов совершенствовала мастерство в скоростном спуске. Но увидеть её — свежую, улыбающуюся, с нахлёстанными зимним ветром бело-розовыми грудями, плоским загорелым животом и слегка подмороженными коленями — было сродни нервному потрясению средней степени тяжести.

То, что один из гостей был мужчиной, не произвело на Ларису никакого впечатления. То ли она охранников считала рабами, то ли ей доставляло двойное удовольствие продемонстрировать Павлу свои сосочки. Они напоминали цветы из крема, которыми обычно украшают торты. Соломенные волосы, искрящиеся от снежной пыли, свободно падали на плечи Ларисы. На её шее блестела тончайшая платиновая цепочках, украшенная крохотными бриллиантами.

— Добрый день! — Лариса, не моргнув глазом, протянула Паше руку.

Она сдёрнула рукавицу, и я изумилась ещё раз. На прямоугольных, очень длинных ногтях Якшинской были тщательно нарисованы разные женские лица. К розоватой Ларисиной коже такие изыски не очень-то шли, но, похоже, пресыщенной сучке хотелось чего-то неожиданного, экстравагантного. Кислое выражение моего лица ничуть не смущало Ларису.

— Здравствуйте. Вот, Оксану Валерьевну к вам привёз.

Паша старался не смотреть на свежие, пышные сиськи. Создавалось впечатление, что Лариса хочет вывернуться наизнанку и показать нам свои внутренности, так как снаружи мы всё уже видели.

Всё-таки ноябрьские воздушные ванны не прошли даром, и лыжница покрылась «гусиной кожей». Но она мужественно мирилась с обстоятельствами и пританцовывала под песню «А в чистом поле…», которая звучала уже в третий раз с того момента, как мы оказались на горе. Кассета или лазерный диск оживали в магнитоле, установленной в громадном джипе «Гранд-чероки».

Летят самолёты, плывут корабли,

Обломки Нью-Йорка в небесной пыли.

Вся жизнь проплывает, как будто во сне,

А глянешь на небо — там звёзды в огне…

— Обожаю эту песню! Она добавляет остроты ощущениям и пускает в кровь адреналин. — Лариса протянула руку и мне. — Вы хотите в темпе выпить кофе? — Она махнула кожаной рукавицей в сторону джипа, и песня захлебнулась на словах «… и Сталинград». Я с тоской посмотрела вверх — на склоне горы торчали шесты с флажками, а между ними сверкала на солнце накатанная лыжня.

— Можно и кофе выпить. Я вас долго не задержу.

Мне казалось, что ненормальная «тёлка» работе не поможет, но для очистки совести следует побеседовать и с ней.

— Нам нужно куда-то сейчас ехать?

— Да, под горку. Ашот! — позвала Лариса.

Из джипа выбрался старый армянин с легчайшей норковой шубой-кардиганом в руках. Он подбежал к Ларисе, окутал её покрасневшее тело драгоценным мехом и принял у неё палки. Тут же воткнул их в снег, опустился на колени и осторожно снял с её ног лыжи.

Меня тошнило всё сильнее, но Шестаков демонстрировал завидную выдержку — обязывало положение.

— Паша, мы с Оксаной съездим в кофейный домик. Ашот нас отвезёт. А ты через часик заедешь, ладно? Надеюсь, ты не желаешь слушать бабские сплетни? — Якшинская сияла, как медный грош.

— Не имею ни малейшего намерения, — скривил рот Шестаков. И повернулся ко мне: — Ничего не бойтесь, я заберу вас через час. Кофейный домик здесь недалеко, под горой. Нужно только покрепче держаться, когда Ашот поведёт джип вниз. Не думайте, что он хочет вас убить, просто у него такой стиль вождения. А я тем временем наш транспорт сгоняю на заправку. Там кое-что ещё нужно подремонтировать…

— Договорились!

Я поняла, что Лариса хочет сказать мне слова, не предназначенные для ушей охранников Кулдошина. Без Павла мне стало одиноко, но я быстро подавила слабость.

— Поехали! — воскликнула Лариса. — Я покажу вам кофейный домик. Он очень миленький. Не возражаете, если я опять поставлю ту песню? Чем-то она меня зацепила. А вам не нравится?..

Лариса усадила меня назад, сама устроилась рядом с Ашотом и вновь врубила автомагнитолу.

Посмотришь на небо — там звёзды одни,

Мне гроздья салюта напомнят они,

Кому-то напомнят они, может быть,

Принцессы Дианы жемчужную нить…

Предупреждал Паша Шестаков не зря, потому что Ашот на джипе едва ли не взлетал над заснеженными горами. То и дело сердце проваливалось в живот, и казалось, что очередного опасного поворота мы не преодолеем. Несмотря на ноябрь месяц, ярко сияло солнце, и где-то внизу мерно дышала тайга. С тяжёлых еловых лап сыпался снег, и пронзительно визжали тормоза. Ашот делал вид, что ничего особенного не происходит, а Лариса посвистывала сквозь зубы — ей всё ещё не хватало адреналина.

Наконец джип встал, как вкопанный, около низенького коттеджа — белого, с красной черепичной крышей, вся южная стена которого состояла из тонированного стекла. Лариса выпрыгнула из джипа первая, Ашот открыл дверцу передо мной. Мои колени дрожали после смертельно опасной тонки по горам, несмотря на то, что резина у «чероки» была высшего качества, шипованная, да ещё со специальной пропиткой.

Но всё-таки я считала, что мы могли до кофейного домика и не добраться. Лариса ничего не говорила — ждала, когда мы останемся одни. Я для неё была очередным экзотическим экспонатом, призванным развлекать нечаянно обласканную фортуной девчонку. Наверное, сейчас она скажет, что никогда не видела частных сыщиков.

Кофейный домик был убран в имперском стиле — он вмещал много хрустальных светильников. Причём цвета подвесок, естественным образом переходя один в другой, варьировались от фиолетового до зеленоватого. Но секунду мне почудилось, что мы оказались в подводном царстве, и я слегка опешила.

В сочетании с мягкими коврами на полу и янтарным паркетом водопады хрусталя, виньетки бронзы, огоньки электрических и восковых свечей создавали поистине грандиозный ансамбль. Кофейный домик дышал покоем и достатком, но в нём, в отличие от хором «новых русских», было по-настоящему уютно, и мне понравился интерьер.

Швейцар, одетый в красный мундир, принял у меня дублёнку и сумку. Лариса указала на низенький мягкий диван. Сама она скинула лыжные ботинки у порога, сдёрнула шерстяные носки и уселась напротив меня, рассматривая свою ступни с элегантным педикюром.

Желая дополнить впечатление, Лариса вытянула ногу, вытащила пальцами из вазы веточку каких-то пахучих сиреневых цветов, положила ногу перед собой на пуфик. Она каждую секунду демонстрировала, что живёт красиво, а мне почему-то стало её жаль. На меня смотрела молоденькая дурочка, которая не умеет даже толком накраситься. Сливовая насыщенная помада и шоколадные тени не шли к её белявой мордашке, но Лара не подозревала об этом.

— Вы предпочитаете «Арабику» или «Робусту»? — вкрадчиво спросила Якшинская. Наверное она думала, что я не понимаю разницы между ними.

— «Робуста» содержит много кофеина, и это как раз то, что мне нужно. — Я наивно улыбалась и хлопала ресницами. — У меня уйма работы.

— Отлично!

Лариса позвонила в колокольчик. Ей нравилось демонстрировать свою власть над прислугой, которая почему-то не чувствовала себя униженной. Я никогда не смогла бы так естественно, покорно принять свой жалкий жребий. Кофе нам принесла женщина лет сорока, явно имеющая высшее образование; но в её глазах застыло густое подобострастие. У меня мелькнула мысль, что рабами не становятся, а рождаются.

— Это мы с Максом в Гималаях!

Лариса ткнула пальчиком в огромное полароидное фото, занимавшее полстены перед столиком. Я вздрогнула ещё раз, потому что стояли они в снежном раю совершенно голые.

— Вы оттуда привезли моду на стиль «ню»? — догадалась я.

— Если бы вы только знали, как это полезно! Кажется, что не только душа, но и тело становится бессмертным!

Лариса, не выпуская из пальцев ноги веточки, красиво отпила кофе.

— Так что вас интересует? Давайте быстро, скоро вернётся Макс. А он может не одобрить моих контактов с вами. Ему кажется, что все постоянно под него копают.

— Я уже говорила, что много времени не займу.

Раздражение сделало мой голос сухим, как хворост. Стараясь не кашлять и не сморкаться, я пила горячий кофе и смотрела на солнце сквозь тонированную стену. Даже в столицах и за границей я не встречала ничего подобного.