Кто ответит? - Андрей Молчанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я отдам тебе деньги. Всю твою долю, — сказал Матерый.
— Все зажуленное? — перевел Ярославцев. — Леша, да разве это главное? Жизнь мы с тобой профукали, а ее не компенсировать. Ты как убить-то смог? Ужель и не дрогнул?..
— А просто это. — Матерый поднял на него больные, искренние глаза. — Первый раз сложно. А после — чего терять?
— Так, может, и меня заодно?
— Думал… — Матерый опустил голову. — Но не ты ко мне ведешь, а я к тебе… Несправедливо.
— Гляди, а жизнь-то… страшненькая штука… Быт то есть, — сказал Ярославцев. — Ну, да все равно — спасибо. И тебе я благодарен. Не смалодушничал, не смылся, а пришел и рассказал. Пусть страх тобою двигал, поддержки ты искал, совета, как глубже в ил зарыться, но все же… Совет, кстати, я тебе когда-то дал в шутку. Но его ты, по-моему, воспринял всерьез. Как, стоит уже домик на морском берегу? — Хмыкнул.
— Не пахнет там морем, — отрезал Матерый.
— Хорошо. Значит, в тайге. Но, как бы там ни было, туда не спеши. Паниковать не стоит. Нам надо завершить массу дел.
— То есть ты считаешь…
— Погоди. — Хозяин встал, прошел в коридор, настороженно прислушался. — Тише, жена спит… Я считаю, в бега подаваться рано. Худо-бедно, но превентивные меры всяк по-своему мы продумали. Их надо попросту укрепить уже тем, что диктует конкретная ситуация. Спросишь, почему именно так рассуждаю? Потому что бежать — стыдно. Мы ведь феномен политический, хотя и трансформировавшийся в уголовный… А знаешь, в чем ошибка наша? Не верили мы в перемены, а наступили они, и мы обозначились как символ всех прошлых заблуждений. И лично моя ошибка — не с теми дело начал, не то дело и не так. Теперь реалии: есть уголовники — ты да я, пытающиеся избежать возмездия. Каким образом? В ход следствия не влезешь, выводы его не изменишь. Другое время, да и кровь тут… Значит, надо методично сжигать за собою мосты…
— Огня на них не хватит! — вырвалось у Матерого.
— Да, — кивнул Ярославцев. — За каждым из нас тянется шлейф, сотканный из забытых нами мелочей, которым мы и внимания не уделяли. А Лев… знал тех, с кем мы встречались каждодневно. Конечно, умный следователь выйдет на нас обязательно. Но ошибки бывают и у умных. И счастье бывает у дураков… Улыбнется оно — езжай в свой домик спокойно и чинно, а я тоже что-нибудь себе придумаю. Новое, скажем, занятие… Но сначала закроем все точки, где Лева как-то фигурировал…
— Известные нам точки, — поправил Матерый. — Да, думал. Но как? Подъехать и распорядиться об окончании работ? Кто послушает? Многие своего еще не добрали, многим просто понравилось.
— Перекроем кислород, — сказал Хозяин. — Не будет сырья, механизм застопорится. Не будет лазерных дисков и дешевых оригиналов, конец видеописателям. Не будет леса и кирпича, бросят шабашники пилы.
— Теперь они умные, сами источники найдут. Преобразуются в прогрессивных кооператоров, наконец.
— Найдут, — согласился Хозяин. — Но наступит полоса затишья. А пока ты кое-кого пугнешь — боевичков, кстати, своих, каратистов привлеки, кому-то про закон напомнишь, благо юридически подкован, кого-то исходного материала лишишь или базы… Надо пустить машину хотя бы на холостые обороты… Ясно?
— Скажи, — покривился Матерый, — а чего ты за привычное цепляешься? Семьей дорожишь? Но у тебя же все это прожитое, в золу обращенное. И семья, и работа… все. Тебе заново надо. Это мне — на покой. А тебе — заново. Потому что есть еще порох… И другой вопрос: ты ж как поп был, проповедуя идейность наших мероприятий. Неужто и впрямь в нее верил? Или просто утвердиться хотел, когда за бортом оказался и в одиночку за кораблем поплыл?
— В одиночку? Не скажи.
— Ну, я с тобой рядом барахтался…
— Ты? Ты с другого корабля. С разбитой пиратской бригантины. Разбитой еще в архаическом прошлом.
— Так или иначе, — сказал Матерый, — на борт нас не подняли. В кильватере мы гребли, а сейчас команда винтовки неспешно чистит, чтобы и кильватер тоже свободен был. — Помедлил. — А в принципе все закономерно. И что с ворьем ты связался и что ворью уподобился. Думаешь, нет? А ты бы сейчас себя со стороны послушал… А уж если показать тебя сегодняшнего тебе вчерашнему… у-у! Кошмарный сон. Но и смешной ты кое в чем: хотел тут один корабль на плаву удержать, будучи за бортом…
— Да не за бортом, — протянул Ярославцев раздраженно. — Вцепился, понимаешь, в сравнение. Просто меня разжаловали. И даже не столько люди, сколько обстоятельства.
— Ошибаешься, — возразил Матерый. — Разжалован — значит, шестерка, а шестерка все равно в колоде. А ты откололся. Напридумывал иллюзий и начал ими жить. Нас, сброд, призывал работать на государство! Причем нам — крохи, государству куски. Мы не перечили, да, ты для нас то являл, чему мы подчинялись беспрекословно с детства! И оставался нам лишь обман — привычный. Соглашаясь с одним, втихую творить другое. А нынче ты тоже наш, уголовный, хоть и с завихрениями некоторыми. Потому долю тебе я верну. Долю, понял? Прощай, человек с будущим, которое в прошлом. Как мосты жечь — знаю, не волнуйся.
— Прощай, Леша. Если ты переселился в данную оболочку из флибустьера, то в следующей жизни быть тебе космическим пиратом. Каким бы лучезарным ни явилось будущее. По крайней мере место нам в нем найдется. Тебе уж точно. Волк нужен стаду, он его санитар.
— Для выездной сессии это законспектируй, — буркнул Матерый. — Как обоснование высшей меры. Особый цинизм, скажет прокурор, ярая антиобщественная позиция, гнилая философия подсудимого дает мне полное право просить… И так далее. Ну, пока!
СЛЕДСТВИЕ
С утра состоялся неприятный разговор с шефом, которому, видимо, накрутили хвост наверху. Шеф упрекал в медлительности, отсутствии решимости, говорил, что с Коржиковым пора кончать, и вообще выражал недоумение вялым ведением следственных и оперативных действий. Я выслушивал его хладнокровно, не перебивая. Шеф был не прав он оперировал категориями топорными, сугубо административными, а у меня имелись серьезные контрдоводы, способные привести его в чувство… И я знал фразу, которую выскажу шефу, когда он закончит свои комментарии и наставления. «Ваши пожелания, — скажу я, — играют на руку преступникам». Ох, и оторопеет шеф… Пауза повиснет, первое недоумение в глазах начальства сменится откровенным гневом, а тут я и выложу последние новости.
Но покуда сладостный момент моего триумфа еще не приблизился. Покуда журчала нотация, долгая, нудная, однако дающая мне время еще и еще раз взвесить все «за» и «против».
На днях выявился источник, откуда нумерованные покрышки от шасси «Ту-154» поступили в пользование браконьерам. Встретился я с ответственным хозяйственником одного из столичных аэропортов, который не колеблясь признал: дескать, да, было славное дело — отдали некоему лицу эту резину, однако согласно распоряжению свыше. Устному, увы, распоряжению, но свидетели имеются. Распоряжался же сам Петр Сергеевич, сказав: подъедет от меня человек, которому вы обязаны помочь. В интересах, безусловно, народного хозяйства. Авиация же, добавил хозяйственник, как армия: приказано — закон!
Я, не вступая в спор относительно закона, предъявил хозяйственнику фоторобот блондина, выходившего на связь с должностным лицом в Баку.
— Он! — воскликнул хозяйственник. И спросил затем доверительно: — Мазурик, да?
На прием к Петру Сергеевичу пришлось пробиваться через заслон многочисленных помощников, секретарш, но в итоге рандеву состоялось. Смотрел на меня Петр Сергеевич как на нечто назойливое, мелкое, комарику подобное; указание свое насчет покрышек поначалу не припомнил, но, ознакомившись с показаниями подчиненных, память свою без охоты, но пробудил: да, согласился, просили негодные шасси из некоего учреждения, занимающегося рыбным хозяйством. То ли для ремонта судов, то ли…
— Списанные, негодные шасси, — уточнял он, увлекаясь идеей и экспромтом обогащая ее. — Я… что же? Вник. Возможно, позвонил.
— Позвонили, — уверил я. — И приказали выдать дорогостоящие детали. Без ссылок на их годность или негодность.
— Помилуйте, зачем рыбному хозяйству новые шасси? — заулыбался Петр Сергеевич. — Кстати, — прибавил, внезапно посуровев, — могу дать объяснение вашему начальству… На любом уровне…
— Вашу инициативу ограничить не вправе, — ответил я и, плюнув на весьма вероятные неприятности, вытащил из портфеля бланк протокола допроса.
Бланк произвел на Петра Сергеевича впечатление убийственное. Я даже не ожидал… В ход пошли какие-то невнятные слова, заверения, растерянные угрозы и посулы… Затем, столь странно преобразившись, Петр Сергеевич начал категорически придерживаться версии о негодных шасси и об угодливых подчиненных, совершивших преступление. Выяснился и непосредственный заказчик шасси: некто Ярославцев, консультант одного из министерств, судя по характеристике Петра Сергеевича, человек весьма пробивной и значимый во многих сферах, включая юридическую…