Кто ответит? - Андрей Молчанов

Вскоре умер отец, но мама, зав. буфетом, семью содержала, крепилась. Учеба в вузе с трудом, но продвигалась, и смутные мечты Вани начали принимать конкретный характер: влезть в доверие к академику, директору какого-нибудь КБ, а после действовать по усвоенным схемам бывшего шефа-благодетеля. Но грянула беда. Попался Ваня в институтском гардеробе на краже модных замшевых перчаток. И немедленно из вуза был выдворен. И ждала Ваню армия — искупающая и воспитывающая. Но до призыва предстояло трудоустроиться… А так не хотелось, так не хотелось!..

И тут, словно по заказу, возник возле Вани Сема — толстенький, деловитый человечек с лысиной. Сема распахнул перед Ваней горизонты ослепительные. Прошлая жизнь в их сиянии предстала перед Ваней ничтожной и ошибочной, перспективные планы на будущее — наивными и жалкими. Он во всем оказался не прав. И в том, что рисковал шкурой за четвертаки и модные перчатки, и в том, что стремился достигнуть высот какого-нибудь зав. лабораторией или даже академика…

Сема, человек широкой натуры, предложил Ване зарплату: пятьсот рублей в месяц плюс квартальная премия. Работа же пустяк: раз в неделю, получив дополнительные командировочные, летать по маршруту Москва-Баку. С «брюликами». На Ванин недоуменный вопрос: что есть «брюлики»? — Сема, мудро усмехнувшись, достал маленький пакетик из плотной коричневой бумаги и высыпал в свою пухлую ладошку мелкие, слабо мерцающие камушки. И Ваня понял: «брюлики» — сиречь бриллианты.

— Тащи трудовую, чтоб участковый не цеплялся, — говорил Сема, щедро наливая Ване коньяк и подавая вилку с куском семги. — Истопник, устроит? Зарплату начальнику, сам свободен… Пакетик, взял, пакетик передал. Спецкурьер. Мнешься? Трусишь? Напрасно. Вот я — да, должен бояться. И знаешь чего, в первую очередь? Длинного твоего языка. Вдруг — кому-либо из друзей брякнешь или любимой девушке…

Ваня чистосердечно оскорблялся: неужели он похож на дурака?

— Нет-нет, — качал лысиной Сема, как бы извиняясь, — ты очень умный, я сразу понял…

И через несколько дней Ваня — с томлением и с тайным страхом в груди, однако гордый ответственной и таинственной миссией, вылетел с первой партией «брюликов» в Баку.

Работа ему понравилась. Самолет, комфортабельное кресло, красивый теплый город с пальмами и приморским бульваром, шашлыки из севрюги, сухое винцо, фрукты… И — полминуты на процедуру передачи пакетика в обмен на дензнаки условленному лицу в условленном месте. Высокий класс! Жизнь обрела сладостный оттенок и глубочайший смысл, состоявший, по мнению Вани, в том, что довелось ему, наконец-то, горделиво возвыситься над суетой.

В модной рубашке, импортном костюмчике, он уже по-хозяйски входил в прохладный салон самолета и, со скукой наблюдая за манипуляциями стюардесс, заученно демонстрирующих пассажирам правила обращения со спасательными жилетами под комментарий из динамика: «…так как наш полет проходит над значительной территорией водной поверхности…» — притрагивался к карману пиджака, где лежал очередной пакетик с очередными «брюликами», думая о программе развлечений: пляж, бар, знакомство с дамой, ресторан…

Дураки все! — так думал Ваня.

В семь часов утра позвонили в дверь. Ваня, уже привыкший спать до полудня, очумело вскочил с кровати; даже не спрашивая — кто — открыл дверь…

И они вошли. И все кончилось. Авиарейсы, пятьсот в месяц, премия, шашлыки и возвышение над суетой — последнее было для Вани особенно трагично. Жизнь показала фигу.

Механика расследования сложностью не отличалась: взяли Сему, тот заложил курьера, то бишь Лямзина; взяли курьера, обнаружив в его квартире партию «брюликов».

— Ничего не знаю! — отбивался «наученным» Ваня. — Милиция подкинула! Требую прокурора!

— Ах, милиция… — задумчиво сказал прокурор. — Ах, уж эта милиция! Ну да ознакомьтесь сначала с документами. Прошу акты экспертиз.

Бриллианты оказались меченными изотопами. Ваня, кое-что разумевший в науке — НИИ чего-то стоил! — признал вину… Впрочем, не слишком отчаявшись. Ну, курьер — взял пакетик, передал пакетик… Авось обойдется. Авось неизвестные коллеги- истопники возьмут на поруки, а добренькие дяди из органов примут во внимание молодость, естественно связанные с ней ошибки и, надеясь на армейское перевоспитание, отпустят Ваню по-доброму в солдаты.

Но дни шли, КПЗ становилась привычным местам обитания, и надежды на добреньких дядь потихонечку улетучивались. Тем паче были бриллианты не только мечеными, но и ворованными, а, кроме того, ненастоящими… Толстый Сема, прекрасно осведомленный об истинной цене бриллиантов, не ведал, однако, главного: кому именно они предназначались. Ваня играл роль буфера, должного принять на себя первый удар и дать возможность Семе кануть в безопасное местечко от расплаты одураченных клиентов. Заинтересованным лицом в бриллиантах был служащий одной из японских фирм, он же опытный промышленный шпион, с дальним прицелом создавший сложную цепь подставных лиц и перекупщиков. Толстый Сема и не подозревал, что является всего лишь марионеткой наихитрейшего японца… Водили же за нос Сему не без умысла, ибо иметь какие-либо отношения со статьей «Измена Родине» он бы, конечно, не пожелал, да и Ване бы не посоветовал.

Но рано или поздно все кончается… Компетентные лица, гуманно настроенные даже к иностранцам лукавого нрава, с позором выслали шпиона из страны пребывания, а лысый Сема и остриженный, с оттопыренными ушами Ваня предстали перед судом. И тут-то судьба нанесла Ивану вероломнейший удар. Змей-искуситель, подлый, коварный Сема проходил по делу как мошенник, выдававший заведомо фальшивое за истинное, и получил три года. Услышав такой приговор, Ваня оттаял сердцем: может, обойдется условным сроком — ведь кто он? — мелочь, дурачок лопоухий. Из уст строгого прокурора прозвучало: «Прошу восемь лет…» Суд дал семь.

Так Лямзин столкнулся с превратностями закона. Превратности же заключались в том, что перевозимые бриллианты курьер считал настоящими, а потому совершал преступление, карающееся не как мошенничество, а как нарушение правил валютных операций.

Верховный суд, вняв апелляции гражданина Лямзина, скостил три года, но посидеть все-таки пришлось…

Прибыв по месту жительства, Иван тотчас занялся своим здоровьем: спасаясь от угрозы армейской службы… лег в больницу, откуда с диагнозом «язва желудка» явился в медкомиссию военкомата.

Четыре года исправительного труда выработали у Вани стойкое к труду отвращение, и никому, кроме как самому себе, служить Ваня уже не намеревался. Кроме того, отведав плод нетрудовых доходов, Лямзин, как и подобные ему «гурманы», тянулся исключительно к нему. Однако заработать большие деньги путем безнравственным — с точки зрения официальной морали, разумеется, — идея заманчивая, но и абстрактная. А все абстрактные идеи не приносят ни гроша — это Ваня уяснил. Так что вопрос «сколько заработать?» был не менее важен, как и вопрос «каким образом?».

Поначалу устроился поближе к дефициту — грузчиком в магазине, когда же раздобыл на совесть сработанный умельцем дипломчик — официантом в поезде… Вскоре последовала удачная своим разводом женитьба: супруга, получив компенсацию, прописалась к новому мужу, а Ваня очутился один в просторной двухкомнатной квартире. Пришла пора обустраиваться. По счастью, взяли «халдеем» в хороший столичный ресторан, и начал жить-поживать Лямзин под крылышком директора, очередного покровителя. Бегал Ваня по приватным директорским делам, выбивая себе тем льготы по службе; держал язык за зубами — этой науке он выучился на «отлично» и потому авторитетом и доверием у патрона пользовался заслуженно. Но хорошее, увы, проходит быстро. Грянула в стране борьба за трезвый образ жизни, оскудел поток чаевых, днем клиент сидел смурной в ожидании комплексного обеда, ибо деликатесы под компот — баловство.

Борьба за трезвость сильно Ивана смутила. Но вскоре заметил: начали с открытием ресторана приходить особо смурные — приходить как к оплоту последней надежды и, доверительно дыша перегаром, совать мятые червонцы выручай! И выручал Ваня, нес в нарзанных бутылках прозрачный напиток, куда более целебный для смурных, нежели богатая полезными минеральными солями газированная водичка. И куда как с большим энтузиазмом ходил теперь на работу Иван! Ящики спиртного штабелями стояли в его квартире, и не оскудевали запасы: благо имелись «концы» в трех магазинах с уютными лазейками для избранных.

Счастье, однако, привалило и отчалило. При проверке ресторана органами ОБХСС был Ваня обезврежен буквально «на лету», когда нес в зал, красиво держа мельхиоровый поднос, емкость с псевдо «Ессентуками».

Помотали нервы, погрозили, но обошлось легко: увольнением по статье.

Директор, тоже получивший по шапке за нерадивого подчиненного, все-таки снизошел к проблемам его нового трудоустройства. В приличные места, сказал директор, хода тебе в настоящий момент нет, но так, чтобы на хлеб хватало, пристрою. Есть у меня патрон, Ваня. Ищет себе он надежную шестерку. Пойдешь в шестерки? Тогда замолвлю словечко…