Верные друзья. Собаки, которые всегда возвращаются - Дженни Смедли

Час спустя я крепко спал, прекратив безрезультатные попытки выманить Игрейн наружу, на ее привычное место подле меня. С того самого дня, как она появилась у меня, каждую ночь она устраивалась в изножье моей кровати и согревала ее своим теплым, уютным присутствием. Как бы то ни было, я совершенно выдохся и вскоре погрузился в настолько глубокое забытье, что не почувствовал легкого дуновения ветра в тот миг, когда открылась потайная дверь и на ее пороге появилась темная фигура. Если бы я бодрствовал, то, без сомнения, заметил бы изумление мужчины, державшего в руках кусок говядины и не видевшего собаки, которой этот кусок предназначался. Должно быть, фигура проскользнула по комнате, затмив на миг полоску лунного света, что проникала внутрь через окно. Он, вероятно, чувствовал себя в безопасности, приближаясь к моей лежащей лицом вниз фигуре и полагая, что моя четвероногая «стража» отправлена на ночь в сарайчик. Кинжал сверкнул в его занесенной руке. Клинок со свистом рассек воздух, целясь в мое спящее сердце.

Жуткий рык Игрейн, вылетевшей из-под кровати, разбудил меня. Для Роберта это оказалось полнейшей неожиданностью. Я открыл глаза и прыгнул с кровати, в то время как ее челюсти сомкнулись вокруг ручки робертова ножа. Собака моя была настолько крупной, что у него не было шанса выстоять под напором ее внезапной атаки. Он завопил, когда ее клыки впились в его предплечье, и нож выпал из руки. Я подобрал нож и стал бить им Роберта, пока его мертвое тело не рухнуло к моим ногам. Тяжело дыша, я свалился на кровать, в то время как Игрейн по-прежнему трясла свою жертву.

Поняв, наконец, что больше двигаться врагу не суждено, Игрейн отпустила тело и подбежала ко мне. Я крепко прижал ее к себе, растроганно поглаживая и благодарно восхваляя ее за свое чудесное спасение. Удивительно, она не только откуда-то узнала, что ей нужно спрятаться, чтобы защитить меня, но и признала врага в этом мужчине, который всегда был добр к ней и охотно подкармливал. Более того, она знала также, что ей следует противостоять искушению и не угощаться тем мясом, которое он хотел ей предложить на этот раз. Я был обязан жизнью ее уму, смелости и почти что сверхъестественной способности давать отпор врагу. Если бы я не был так измучен, то, возможно, отреагировал бы на ее предупреждающие сигналы. Тем не менее, именно благодаря ей мы смогли вернуться домой и зажить прежней жизнью…

Внезапно мой сон как рукой сняло, и я вернулась в настоящее, но ощущение реальности только что увиденного не покидало меня. Под пальцами я ощущала грубую, косматую шкуру Игрейн, рука все еще сжимала призрак того кинжала. Мой одурманенный разум смог уловить параллели между сновидением и реальностью. Игрейн спряталась под кроватью, желая предупредить хозяина об опасности, а Эйс спряталась под стол. Я проигнорировала ее предыдущие сигналы о том, что не все в порядке, и она решила спрятаться… и застать нападающего врасплох? Могло ли это быть правдой?

Вполне, вполне могло. Но, как бы то ни было, в отличие от Игрейн, Эйс была пожилой собакой и едва ли могла отразить атаку человека, возможно, вооруженного, не получив ранения или даже не поплатившись за свою смелость жизнью. Я прошлась по дому и обнаружила, что оставила дверь черного хода незапертой. Я не могла поверить, что совершила такую оплошность. Я взяла на кухне большой разделочный нож и крадучись обошла дом, заглядывая в каждый уголок. Меня не удивило, что я никого там не нашла, ведь Эйс не следовала за мной, но я все равно не собиралась более игнорировать это предупреждение и позвонила в полицию. Поскольку полицейские велели мне звонить, если тот агент-психопат замаячит на горизонте, я чувствовала, что поступаю правильно, вызывая их. Спустя несколько минут раздались звуки приближающихся сирен, затем за моим окном в переулке засверкали огни фар. Двери открылись, из машин выскочили полицейские, до моих ушей донеслось успокаивающее журчание их раций. Они осмотрели территорию и обнаружили цепочку следов, ведущих к черному ходу. То были следы туфель с кожаными подметками, так что уликой против какого-то конкретного человека они стать не могли, но я была вполне уверена, что знаю, кому они принадлежат. Удостоверившись, что я в порядке и могу справиться со страхом, они позвонили Тони, попросили его вернуться днем раньше. Затем они уехали, но патрульная машина стояла снаружи весь остаток ночи.

Я никогда не узнаю, что же на самом деле произошло в те часы. Несколько месяцев спустя агента арестовали по обвинению в мошенничестве и посадили за решетку на десять лет. И все же, что мог означать мой сон? Может быть, подсознание таким непростым способом пыталось предупредить меня, что я проигнорировала какие-то знаки? Я уже неоднократно сталкивалась с тем, что мои прошлые жизни представали передо мной в сновидениях, но не была уверена, с чем имею дело в данном случае. Действительно ли я когда-то была рыцарем и у меня была собака Игрейн? Действительно ли эти события имели место в прошлой жизни? Была ли Эйс реинкарнацией другой моей собаки, Игрейн, и было ли то, что она спряталась под столом, ее способом отреагировать так же, как и в бытность Игрейн? На самом ли деле Эйс обратилась к опыту своей прошлой жизни, чтобы найти способ спасти меня еще раз?

Еще одно соображение, которое нельзя исключать, поскольку наши прошлые жизни зачастую представляют собой запутанную сеть взаимодействия различных характеров, встречающихся с нами вновь и вновь, обычно в стремлении исправить прошлое, заключалось вот в чем. Не был ли агент-мошенник нынешним воплощением Роберта? Не переплетались ли наши жизни прежде, не свела ли нас судьба вновь в ситуации, схожей с той, с которой мы столкнулись в далеком прошлом? Может быть, на этот раз ему было суждено осознать ошибочность своего поведения и прекратить попытки брать и использовать то, что ему не принадлежит? Или просто его очередная такая попытка оказалась безрезультатной? Он ли оставил следы возле моего дома? Вопросов было великое множество, но я никогда не узнаю все ответы наверняка. Одно я знала точно: Эйс спасла меня. Вновь.

Глава 12

Неизбежная последняя жертва

Время в компании любимых нами созданий не проходит, а летит. Самое грустное в общении с собаками состоит в том, что продолжительность их жизни несопоставима с нашей. Будь у меня выбор, я ни за что бы не согласилась променять эпоху Эйс в своей жизни на что-нибудь другое. Увы, срок, которого я так страшилось, рано или поздно должен был настать. Единственное, о чем я могла молить Бога, – это иметь достаточно сил для того, чтобы поступить так, как нужно.

Настало 3 июня 2004 года. К тому моменту Эйс было уже 15 лет. Счастливые минуты пребывания вместе становились для нас все большей редкостью, поскольку на протяжении последних недель у нее усилилось недержание, и это самым ужасным образом угнетало ее. Мы разрешили ей спать в нашей спальне, потому что она начинала сильно тревожиться, оставаясь одна. Как-то ночью она испачкала ковер, лежавший на полу спальни. Почти слепая, она оказалась не в состоянии сообщить нам, что ей нужно на улицу, или же, скорее, ей просто не хватило времени сделать это. Часа в три утра мы проснулись. Запах, конечно, стоял неприятный, да и вид вконец испорченного бежевого ковра был невыносим. В этом ощущалось что-то странное, потому что я, как любящая мать, которая, не морщась, меняет своему малышу подгузник, всегда прибирала за своей ненаглядной Паппи без всякого чувства дискомфорта.

Нет, уборка не вызывала у меня ни малейших тягостных ощущений. Грустнее всего было опустошенное выражение на мордашке Эйс. Она скорчилась, вся такая жалкая, и когда я позвала ее спуститься вместе со мной на первый этаж, она, видимо, не доверяя своему сильно ослабевшему зрению, не сделала и шагу вперед, боясь, что ей придется пройти по собственной коричневой кашице. Пока я не приблизилась и не дала понять, что проведу ее по чистым участкам ковра, собака не сдвинулась с места. Ее нос сморщился от смущения и понимания вины, и я осознала: то, что я делаю, ранит ее чувство собственного достоинства. Я повторяла себе, что сделаю все, чтобы не осуждать ее на смерть, но на самом деле я цеплялась за нее, потому что не могла представить себе жизни без Эйс, а не потому, что заботилась о ее благе.

Я смотрела на нее в тот день и видела свою когда-то бравую «тень», ныне пребывающую вне себя от тревоги каждый раз, когда она не знала, где именно я нахожусь. Всю свою жизнь Эйс была рядом, защищала меня, а сейчас вдруг перестала слышать и почти перестала видеть меня, и это заставляло ее бесконечно страдать.

На улице, при ярком солнечном свете, где она, должно быть, еще различала силуэты, дела шли не так плохо, но в помещении ее мир превращался в скопище темно-серых теней на темно-сером фоне. Казалось, обоняние было всем, что у нее осталось. У меня выработалась привычка слегка похлопывать ее, когда я хотела куда-то пойти. Но и это не было выходом. У бедной собаки был тяжелый артрит, и заставлять ее из последних сил держаться на трясущихся лапах каждый раз, когда я на минутку выходила из комнаты, было бы жестоко. Иногда я полагала, что она крепко спит, и крадучись ускользала в ванную или на кухню, чтобы не тревожить ее без надобности, но по возвращении обнаруживала ее бродившей шатающейся походкой по комнате, страдающей и неспособной найти меня. От моего прикосновения она вздрагивала, и мне нужно было быстро подносить руку к ее носу, чтобы она поняла, что это я. Она по-прежнему любила меня, а я по-прежнему любила ее, но этого более не было достаточно. Я не знала, что делать. То есть, знать-то я знала, но просто не хотела сталкиваться с этой необходимостью лицом к лицу.