Добывайки на реке - Мэри Нортон

Чайник мчался прямо на корову, и она отступила на два шага. Опустила голову, помотала ею из стороны в сторону, словно в замешательстве, и затем, с шумом втянув носом воздух, снова неуклюже отступила назад.

Подгоняемый потоком чайник несколько раз ударился об истоптанный коровами берег и закачался на волнах, ходя ходуном. Ухватившись одной рукой за ободок и свесившись наружу, Под оттолкнулся шляпной булавкой от камня; чайник подпрыгнул, отскочил от берега и поплыл по течению.

— Слава тебе, господи! — воскликнула Хомили. — Слава тебе, господи… слава тебе, господи… О боже, боже мой!

Она сидела белая; как мел, вцепившись в ручку чайника и дрожала всем телом.

— Ничего бы она тебе не сделала, — сказал Под в то время, как они выплывали на середину реки, — корова–то. Нипочем не сделала.

— Могла на нас наступить, — тяжело дыша проговорила Хомили.

— Нет, когда бы увидела нас, не наступила бы.

— Так она же нас видела! — вскричала Арриэтта, глядя назад. — Она и сейчас на нас смотрит…

У них отлегло от сердца, и, позабыв обо всем вокруг, они во все глаза уставились на корову. Никто из них не был готов к тому, что затем произошло. Глухой удар — и, потеряв равновесие, Хомили с криком летит на устланное сеном дно чайника, Под хватается за ручку, а Арриэтта цепляется за Пода. Помогая Арриэтте подняться, Под повернул голову и увидел, что чайник врезался в похожее на гнездо скопление веток и сучьев на самой середине реки. Чайник дребезжал, ударяясь о преграду, легкая рябь разбивалась, как настоящие волны, об облепленную водорослями шаткую массу.

— Вот теперь мы застряли, — сказал Под, — что и говорить. Ни туда, ни сюда.

— Под, вытащи меня наверх… скорей, — услышали они снизу голос Хомили.

Они помогли ей вылезть наружу и показали, что случилось. Вглядываясь в глубину пестрого вороха, Под разглядел обломок столба от ворот и клубок ржавой проволоки, в которой запутался всякий хлам, принесенный течением, — нечто вроде островка, все части которого намертво переплетены между собой.

Что толку отталкиваться шляпной булавкой? Их прибило к острову вплотную, и с каждым новым ударом чайник заклинивало все сильней.

— Могло быть и хуже, заметила на удивление Поду и Арриэтте — Хомили, когда она наконец отдышалась.

Она оценивающим взглядом осмотрела похожее на гнездо сооружение; некоторые прутья, выступающие из воды, уже высохли на солнце. На ее взгляд, все вместе это походило на сушу.

Я хочу сказать, — продолжала Хомили, — здесь и ноги размять есть где. По правде говоря^ мне тут, пожалуй, нравится больше, чем в чайнике… Лучше, чем плыть без конца вперед пока не очутишься в Индийском океане, И Спиллеру нетрудно будет нас тут найти… прямо посреди реки.

— В этом что–то есть, — согласился Под.

Посмотрев на берег, он заметил, что река здесь расширяется. На левом берегу среди низкорослого ивняка, за которым скрывался бечевник, склоняла над водой ветви высокая лещина; справа к воде сбегали по склону луга и возле истоптанного коровами выгона росла купа крепких ясеней. Два самых высоких дерева — лещина и ясень — стояли, как стражи, на обоих берегах реки. Да, Спиллер должен хорошо знать это место. Такому месту, подумал Под, человеки даже могли дать название.

С двух сторон от острова река казалась темной и глубокой, — вымытые течением заводи… да, это такое место, решил Под — и его пробрала дрожь, — куда летом человеки, возможно, приходят купаться. А затем, посмотрев вперед, Под заметил мост.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Мост был небольшой, деревянный, поросший мхом, с одним поручнем, но для них, в их положении, даже самый скромный мостик представлял опасность: мост — это дорога для человеков, с него далеко в обе стороны видна река.

Как ни странно, когда Под показал его Хомили она не встревожилась; прикрыв глаза от солнца, она некоторое время смотрела на него.

— Никто из человеков, — сказала она наконец! — не разберет, что туг такое, на этих ветках, — слишком далеко…

— Могут и заметить, — сказал Под, — если мы будем двигаться. Застанут нас врасплох…

— Не застанут. Мы заметим их первые. Пошли, Под, надо разгрузить чайник и положить вещи на просушку.

Они спустились вниз и, переложив балласт, сумели сильно накренить чайник.

Когда наклон оказался достаточным, Под взял веревку и привязал ручку к проволоке под водой. Теперь чайник не мог сдвинуться с места, и им было легко залезать в него через верхнее отверстие. Скоро все их пожитки уже лежали на солнце, а сами добывайки, усевшись рядком на обсохшей ветке ольхи, с аппетитом ели банан.

— Могло быть во много раз хуже, — проговорила Хомили с набитым ртом, озираясь по сторонам.

Она была рада тишине и неподвижности. Правда, внизу, между переплетенными ветками, поблескивала темная вода, но она казалась такой спокойной, до нее было так далеко, что о ней можно было забыть.

Поев, Арриэтта спустилась к самой кромке острова; туда, где играла мелкая рябь, и, сняв чулки и туфли, свесила вниз ноги.

Ей казалось, что вокруг звучат приглушенные голоса без умолку, без остановки, слышится неясный лепет, рокот, ропот, журчание, бормотание, — невнятный, таинственный говор реки… Вскоре Арриэтта перестала прислушиваться, как бывало, переставала слушать мать, когда та без конца рассказывала ей одно и то же. Однако шум реки по–прежнему Стоял в ее ушах, и ей подумалось о том, что он заглушает все остальные звуки. Под его покровом на остров может незаметно влезть кто угодно, и неожиданно на них напасть. И тут до ее сознания дошло, что попасть к ним можно только по воде. В тот же миг на веточку рядом с ней опустилась синица. Склонив на сторону голову, она уставилась на банановую кожуру, оставшуюся от ломтя банана, съеденного Арриэттой на завтрак. Арриэтта подняла ее и кинула в синицу та тут же улетела.

А Арриэтта вновь забралась наверх. Время от времени она слезала с сухих веток на мокрые пониже. В причудливых пустотах между ними, то освещенный солнцем, то тонущих в тени, было за что ухватиться руками и куда поставить ногу. Над ней на фоне ясного неба перекрещивались сучья и ветки. Один раз Арриэтта спустилась внутрь, к темной воде, и, пренебрегая опасностью, склонилась к ней, всматриваясь в свое отражение, которое глядело на нее из глубины. Она нашла улитку, прилепившуюся к листу, а опустив ногу в воду, распугала головастиков — многочисленное лягушачье потомство. Арриэтта попыталась вытащить водоросль, но скользкий стебель не поддавался ее усилиям слегка растянувшись, как кусок эластичной резины, он неожиданно вырвался из рук.

— Ты где, Арриэтта? — позвала сверху Хомили. — Вылезай оттуда, там сыро…

Но Арриэтта будто не слышала. Она нашла куриное перо, пучок овечьей шерсти и половину мяча для пинг–понга, все еще пахнувшего целлулоидом. Наконец Арриэтта вышла наружу, чтобы похвастаться своей добычей. Родители не поверили своим глазам. Хомили тут же сделала из овечьей шерсти подушку, засунула ее в половинку мяча и села на нее.

— Очень удобно, — с жаром сказала она, слегка покачиваясь.

Один раз на мосту показались человеки: два деревенских мальчика лет девяти–десяти. Они дурачились, хохотали, лазали по перилам и бросали в реку камни. Когда мальчики повисли на перилах, чтобы посмотреть, как плывут по течению кинутые ими ветки, добывайки замерли, вперив взгляд в их спины.

— Хорошо, что мы с этой стороны моста, — пробормотал Под, не разжимая губ.

Солнце садилось, река сверкала, как жидкое золото. Арриэтта прищурилась — от блеска было больно глазам.

— Даже если они увидели нас, — шепнула она, — не сводя взора с моста, — им сюда не добраться, тут для них слишком глубоко.

— Возможно, — сказал Под, — но пойдут разговоры…

Наконец мальчики ушли. Однако добывайки по–прежнему не шевелились, они вглядывались в кусты, стараясь расслышать сквозь шум реки, не доносятся ли с тропинки за ними человечьи голоса.

— Думаю, они пошли напрямик через поле, — сказал Под. — Ну–ка, Арриэтта, помоги мне управиться с брезентом.

До того, как на мосту появились мальчишки, Под устраивал убежище на ночь в продолговатой выемке, где лежали рядком четыре ветки: кусок плаща, затем их сухая одежда, комок овечьей шерсти вместо подушки, красное одеяло и поверх всего — еще один кусок брезента. Прекрасная защита от дождя, и росы, и чужих глаз на берегу — уютное, теплое гнездышко.

Высокая вода начала спадать, и остров, казалось, поднимался все выше. Взору открылись невидимые раньше глубины; внутри мотка ржавой проволоки они обнаружили разбухший от воды башмак.

— Нет, тут поживиться нечем, — сказал Под, поразмыслив. — Разве что шнурками…

Хомили тоже присоединилась к ним и теперь с любопытством оглядывалась кругом. Ей пришлось призвать всю свою смелость, чтобы спуститься в такую глубь; она не знала, куда ей ступить. Некоторые ветки сгнили и рассыпались от прикосновения, другие, которые заклинило не так крепко, уходили у нее из–под ног, все сооружение дрожало, то тут, то там что–то рушилось в воду. Все это напоминало гигантскую гору бирюлек, когда игроки пытаются ее разобрать. Хомили вдруг осознала, что их остров не разваливается окончательно на составные части лишь потому, что каждый листик, прутик, пучок водорослей переплетен с другими. И все же по пути наверх она отщипнула молодой побег боярышника, на котором она заметила почки.