Молодость. Автобиография… почти. Книга четвертая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон» - Илья Андреевич Беляев

доставил нас лифт, а свалились мы как раз из скрытой ниши, находящейся над ним. Мы просто замечательно, в стиле голливудских трюкачей, пролетели до противоположной стены, ударились об нее и, кувыркаясь по книжным шкафам, оказались подмятыми друг под друга.

И опять мы в изначальном положении: лифт, холл, мы…

В общем, голый нуль. Куда ни глянь — всюду клин.

Мы осмотрелись. Однако они убрали: ни трупов рептилий, ни разбросанных книг, ни переломанных стеллажей, вогнутых дверей — ничего этого не было, будто здесь не орудовала банда из трех человек, очень похожих на вновь ныне здесь стоящих. Меня вся эта система перемещения по комнатам стала раздражать, а когда меня кто-то или что-то раздражает — это грозит кому-то или чему-то серьезными неприятностями. «Ох, и нарвались же они на горячую руку, которая оторвет им голову»!

— Мне отчего-то кажется, что первоначальный план Александра сейчас воплотится в реальность, — обратился я ко всем.

— Ты о чем?

— Ну как, забыл? Ты же сам предлагал нам разделиться и идти вперед, а сам, в это время, хотел исследовать вон ту комнату, за нами.

— Где?

Обернувшись, мы ее не обнаружили. Позади, находилась только идеально ровная кладка красного кирпича. Как он уже надоел!

Я подошел к книжному шкафу, на котором вроде как совсем недавно сидел и хорошим ударом испробовал его на прочность. Крепкий. Не сломался, хотя из него и выпала пара книг.

— Тебе что, совсем заняться нечем? прикрикнул Михаил, поднимая книги. — Опа, Сань, а здесь телефон, сотовый!

— Да ну?

Раздался звонок. Мишка изумился, но ответил.

— Алло… Это Леха! — произнес он нам, прикрыв телефон ладонью.

Мы мигом оказались около него.

— Что хотел?

— Да так, решил позвонить, а то Серега с Димкой волнуются — не с кем пиво пить, да и проигранные восемьсот рублей кое-кто вернуть хочет.

Я только лишь развел руками и как можно более искренно улыбнулся друзьям.

— А по какому номеру ты звонишь? — усомнился Шурик.

— Ну, вы даете! Сначала напьетесь, а потом изгаляетесь, боровы инкубаторские!

— Ты хоть знаешь, где мы находимся?

— Ну, вы пни! Дома вы!

— Да? Как бы не так. Мы вообще черт знает где, у него на рогах. Может, лучше зайдешь и нам поможешь?

Прозвучало что-то невразумительное, послушался шум, писк, скрежет… В следующее мгновение сотовый почернел и рассыпался сквозь пальцы пеплом. Мишка отдернул руку, стал ее отряхивать и поминать неприличными словами создателя сего бедламного хаоса, предупреждая при встрече набить ему нос.

— Ёжкин фиг! — произнес он. — Давайте-ка в темпе вальса двигать отсюда телом и искать выход, а то на голодный желудок и ноги протянуть можно!

— Найти бы создателя этого сущего, я бы ему все ноги повыдирал и в уши вставил, — пригрозил Саня.

Не сомневаясь в правильности дороги, мы двинулись вперед, где в конце холла виднелась развилка направо и налево. Не знаю, верны ли будут мои суждения, но данное помещение представляло собой классическую букву «Т». Вот только интересно, что окажется за поворотом.

Опять по бокам висели картины. Стены, будто в музее, были заполнены ими до отказа. Картины… Что-то они стали надоедать, да и рисунки, в отличие от прошлых, попадались какие-то странные: «Холмс и Ватсон», «Отелло душит Ромео», «Дездемона танцует с Джульеттой», «Майкл сочиняет песни для Джексона». Ужас, кошмар и беспредел. Это не создателю нужно ноги вырывать, а художникам этой галереи. «Так, что это у нас? — Портрет Анри-Мари Раймон де Тулуз-Лотрек Манфа, написанный величайшей художницей восемнадцатого века — Комиссаровой Еленой Владимировной. Ну, нифига кто-то загнул название».

— Вот, я с самого начала подозревал, что с этим Тузиком не все так просто как кажется, — сказал Сашка, пристально посмотрев на картину.

— А я еще в прошлый раз говорил, что это Геродот и оказался прав, — остановившись рядом с Александром и почесывая затылок, произнес Михаил.

— Не будем задерживаться по мелочам. Главное — найти выход!

Со мной, как ни странно, все согласились, закончили рассматривать портреты обнаженных девушек жанра «Ню-ню», как было написано под картинами и все вместе мы повернули налево. Впереди находилась закрытая дверь — еще одна загадка. Наша диверсионная группа осторожно к ней подкралась, принюхалась, ища режущий глаза запах, но через некоторое время все единодушно сделали заключение, что Говноплюем здесь и не пахнет.

На ее открытие направили меня. Остальные сделали шаг назад и взяли по увесистому тому Толстого. Я осторожно дотронулся до ручки и рывком открыл дверь. «Е-мое! Еще один!» Резко закрыв дверь, я развернулся и бросился бежать. Совсем рядом пролетели книги Льва Николаевича, припечатались к дереву и дверь, ни с того ни с сего, слетела с петель и упала на пол. Я почти добежал до поворота в картинную галерею, но все-таки решил швырнуть в Говнотопа каким-нибудь предметом. Для этого маневра под рукой оказалась удачно поставленная статуэтка черта, дерущегося с ангелом. Зафутболив ее в комнату с существом, собирался уже скрыться за углом, но… остановился и с подозрением обернулся. Чудовище стояло на месте, а на уровне шеи (куда угодила статуэтка), виднелась красная решетчатая дыра, да и специфического запаха здесь не было.

Во второй раз, подойдя к двери, я удивился своей ненаблюдательности и посмеялся над все еще разносящимися визгливыми криками своих друзей. Когда первые эмоции утихли, и они все-таки соизволили подойти ближе — смех стоял такой, что я бы не позавидовал и глухому.

— До чего уже дошло — картин стали бояться!

— Но нужно признать, что она сделана идеально — одно лицо.

— А чего это ты на меня уставился? — с раздражением поинтересовался у Сашки «Мишутка». — Это не я.

— А никто и не утверждает.

— Ага, все только и делают, что намекают.

— Брось, все знают, что там — это не ты. На глаза посмотри! Они же ну… совершенно не похожи.

Пока не назрел крупный скандал с мордобоем, пришлось сорвать приклеенный портрет Говнотопа, который как ни крути чем-то напоминал Мишку (главное, чтобы он этого не узнал). За бумагой, в отличие от коморки папы Карло, находилась все та же идеально ровная стена из красного кирпича. Тьфу, лабиринты, блин, хоть минотавра из угрозыска вызывай.

Оставался последний участок неисследованного холла. Не скажу, что мы этим были сильно обрадованы, ведь отсюда следовало золотое правило, к которому все уже как бы попривыкли, — если в предыдущих случаях ничего страшного — ждите, все самое страшное только начинается.

По предположению, в конце коридора должна была находиться дверь, но пока конца коридора не было даже видно. Через пятнадцать минут блужданий по барочному и античному холлу,