Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

В том же X веке крепостных в Каталонии дарили и передавали другим собственникам. Пальярский граф в 1030-м распорядился о щедром подношении для обители «со всеми мужчинами, их женами и детьми, уже рожденными, и теми, которые родятся, со всеми постройками, виноградниками, лесами, лугами, выгонами». А в 1090 году супруги Гунтарды одарили церковь Святой Марии в Урхельском диоцезе селением со всеми обитателями, как теми, кто находился в его пределах, так и теми, кто появится в нем впредь. Сохранились и записи о королевских дарах: Рамиро II, прозванный Монахом, пожаловал церкви Святого Викентия семью крестьянина Бласко Рича, вместе с землей и орудиями труда. Человек приравнивался к скотине или плугу.

То, что крестьянин считался человеком более низкого происхождения, уступающим в правах сеньору, подтверждает и «уголовный кодекс» того времени. Убийство рыцаря каралось штрафом в 12 золотых унций. А за работягу, трудившегося на земле, платили в 2 раза меньше.

Крестьяне принадлежали земле и владевшему ей господину целыми поколениями. Сеньор мог меняться (продавал или дарил поместья), но люди, работавшие на этой территории, продолжали считаться зависимыми. В 1369 году Раймунд Безарт подтвердил в грамоте прихода Святой Марии, что является собственностью епархии, в точности как его родители. То есть крепостное положение распространялось на всех членов семьи. Точно так же, как впоследствии происходило в России. В Каталонии XIV века было и схожее определение статуса супругов: «Муж и жена должны находиться под властью одного господина». Таким образом, брак свободного человека с крепостным делал первого таким же подневольным.

Освободиться за выкуп мог не каждый. Цена свободы менялась от года к году и устанавливалась каждым помещиком лично: от 10 до 80 солидов. Скопить сумму получалось не слишком быстро. Дешевле стоила свобода девиц, пожелавших выкупиться, чтобы спокойно выйти замуж за независимых крестьян. Поскольку женщины не наследовали земли, то вольная у них могла стоить от 2 до 8 солидов.

Но некоторые каталонские крестьяне шли в зависимость добровольно. Землевладелец мог гарантировать, что в случае опасности встанет на защиту своих угодий. В обществе Средневековья, где войны шли часто и подолгу, это было очень важно. Так же шли договариваться с сеньором о покровительстве и английские крестьяне. Иногда крик о помощи звучал и по другой причине: нечем кормить семью. В скудные на урожай годы приходилось занимать средства, а если погасить долг не получалось в отведенный срок, то английский крестьянин мог перейти в другой статус. Оказаться среди вилланов, по сути – крепостных. Их становилось все больше и больше, поэтому появлялись законы, регламентирующие их поведение и положение. Виллан не должен был бежать от своего господина, ибо тот мог объявить его в розыск. Однако по прошествии года и одного дня, если беглеца не находили, он обретал свободу.

Распоряжаться своими крепостными английский сеньор мог точно так же, как его коллеги из Российской империи. Устанавливалась барщина, вводились платежи. Свобода помещика была ограничена только в плане продажи. «Великая хартия вольностей» (а еще раньше – грамота Совета церквей Лондона от 1102 года) не разрешала торговать людьми. Но работать на земледельца, находясь от него в зависимости, – вполне. Полностью же крепостное право на острове и в колониях, принадлежащих Англии, своим приказом отменила королева Елизавета I Тюдор. Ею был подписан соответствующий закон в 1574 году. Однако это не мешало английским мореплавателям и столетия спустя промышлять покупкой и продажей рабов на разных континентах.

Положение крепостных в Шотландии, когда она еще не была частью Соединенного королевства, больше напоминает ситуацию в Российской империи. На северной части острова процветала и торговля людьми, и передача их в чужую собственность на основании грамоты дарения. В 1144 году король Давид I Святой (младший сын короля Малькольма III) преподнес своему духовнику по имени Келсо часовню, земли, которые находились поблизости, и абсолютно все население этой территории. Более того, Келсо должен был владеть не только угодьями и людьми, но и потомками этих крестьян. Как в Каталонии и в России, несвобода родителей распространялась и на их детей.

Переходить на другую землю не разрешалось. Даже внутри помещичьих угодий шотландский крепостной не располагал правом менять место жительства – его хозяин в любой момент мог потребовать возвращения назад. В 1340 году суд разбирал дело о самостоятельном передвижении крестьянина Аллана с сыновьями: он оказался на земле Дунфермлинского аббатства, хотя считался собственностью графа Файфа. Аллану не пришлось заново собирать вещи – суд оставил его под покровительством аббатства. Оказалось, что между Дунфермлином и графом есть неразрешенные земельные вопросы.

Граф Майлз Стратэрн в Шотландии тоже дарил людей – в 1258 году он сделал подношение одной обители в обмен на вечные молитвы за спасение своей души. Щедрый дар состоял из трех крепостных: Джона, его сына Томаса и внука Тора. Добавлено было в документе, что потомки этих троих также станут принадлежать аббатству.

У крепостных могло появиться свое имущество, они даже могли принять постриг, но при этом все равно оставались собственностью какого-то господина. Некоторые добивались вольной от хозяина (например, 28 февраля 1369 года король Давид II даровал свободу своему верному слуге Уильяму, сыну Джона), но куда чаще, судя по сохранившимся документам шотландского Средневековья, отпускали их именно монастыри. Кстати, искоренение крепостного права в Шотландии произошло раньше, чем в Англии, – еще в конце XV века.

Самым бесправным сословием во Франции считались сервы. В обществе Средневековья они не могли обладать собственностью, но зато были обязаны служить – опять бессрочно – и уплачивать господину свой вариант «оброка». Искоренить серваж полностью удалось только в 1789 году, когда произошла Великая Французская революция. Правда, к тому времени в их существовании уже имелись некоторые послабления – еще король Людовик Десятый Сварливый (сын Филиппа Красивого, разгромившего орден тамплиеров) разрешил сервам покупать себе свободу. Но вспомним каталонских крепостных – под силу это было далеко не каждому.

Чуть легче стало сервам в правление другого короля, Филиппа VI, первого из Валуа на французском престоле. Его царствование пришлось на один из самых лютых периодов в истории Средневековья: сочетание Столетней войны и страшной эпидемии чумы (от нее умерла и первая жена Филиппа Шестого, хромоногая королева Жанна). Чума выкашивала французские поселения где на четверть, где на треть, а порой и наполовину. С 1347 по 1348 год умерло столько людей, что возникла резкая и практически непреодолимая нехватка рабочих рук. Некому было работать в поле. Не хватало ремесленников, обычных слуг, каменщиков и поваров. Местности, которым удалось чуть лучше пережить чуму, начинали богатеть: любой специалист теперь зарабатывал в разы больше, чем до эпидемии. Сервы оказались в уникальном положении – теперь они легко выкупали свободу.

При Филиппе VI, в этот сложный период, на бегство сервов смотрели сквозь пальцы. Поменять господина стало очень просто (кому подчиняться, если все население замка переехало на погост?). Качественно работающих ремесленников переманивали в другие