Олег Верстовский — охотник за призраками (СИ) - Аллард Евгений Алексеевич "e-allard"

Горячий пот заливал лицо, щипал глаза. Лишь гнев и злость клокотали в груди, только не страх. Стало плевать, что сделают со мной эти бандиты.

Резко развернувшись на носках, я сжал кулаки, встав в боевую стойку.

Дорогу мне перегородил выглядевший как настоящий разбойник с большой дороги долговязый мужчина — небритый, одетый в небрежно свисавший плащ. Светлая широкополая шляпа надвинута на глаза. Но сбросив её на затылок знакомым жестом, «бандит» вдруг широко по-доброму улыбнулся:

— Привет, Стэн.

— Сука! Франко! — заорал я. — Какой хрена!

И тут силы оставили меня окончательно. Обмякнув, я прислонился к стене, ощутив её нагретый за день грубый камень.

— Держи, — вытащив из рук «вора» портфель, итальянец поставил его у моих ног. — Извини, что так получилось. Я сказал Мигелю, чтобы он только привел тебя сюда. А он вон что придумал.

— Да ладно врать-то, — выдохнул я, ощущая, как отпускает напряжение и радость заливает душу широкой полноводной рекой. — Это всё твои дурацкие шуточки.

— Извини, — итальянец обнял меня, прижал к себе, похлопал по спине. Отодвинув от себя. Взглянул в лицо уже серьезно. — Как добрался?

— Нормально, — буркнул я, хотя сердиться уже не мог.

Злость и досада испарились, сменившись на ликование — только что я тонул в океане одиночества и неизвестности, и вот обрел твердь под ногами. Теперь-то я уж точно не пропаду.

— О'кей. Тогда пошли.

Мы вышли на улицу, и через полсотни шагов оказались рядом со стоянкой, где стояло несколько похожих, как близнецы-братья, «глазастых» фордов — зеленый верх отделялся от черного низа полосой из чёрно-белых треугольников, а на капоте красовалась зубастая пасть, вызывая в памяти образ крокодила.

— Ты чего, такси угнал? — со смешком поинтересовался я.

— Нет, просто нанялся в таксисты. Нелегалом, конечно, — открыв переднюю дверь места водителя, Антонелли сунул на сидение мой портфель, и приказал по-испански парню, который играл роль «вора»:

— Мигель, помоги синьору забрать его багаж.

Тот кивнул:

— SМ, bien.

С подручным Франко мы вернулись в здание аэропорта, а там как раз начали выдавать багаж пассажирам, летевшим компанией TWA Нью-Йорк-Мехико. И Мигель, подхватив с конвейерной ленты мой пузатый чемодан с наклейкой, потащил его к выходу. Я бы мог и сам нести его, вещей успел взять немного, но даже это парню было тяжело тащить. Побагровел от натуги, худое с плоскими скулами вытянутое лицо покрылось, как росой бисеринками пота. Но испытывал я нечто похожее на мстительное злорадство — пусть помучается. Раз заставил меня так нервничать. Франко, конечно, мог приказать Мигелю так поступить — шутки у итальянца бывали порой жестокими, но всю вину за это издевательство нес этот парень.

Открыв переднюю дверь со стороны водителя, Франко сидел боком, вытянув длинные ноги. Курил толстую сигару, стряхивая пепел в уже успевшую образоваться голубоватую горку. Какой-то бравый мотивчик на манер марша бил из радиоприемника фонтаном. Подойдя ближе, я опешил, не поверив своим ушам. Звучал наш советский шлягер, в сопровождении хора и оркестра. В первое мгновение я так и услышал:

Нам песня строить и жить помогает,

Она, как друг, и зовет, и ведет,

И тот, кто с песней по жизни шагает,

Тот никогда и нигде не пропадет.

Неужели в Мексике так популярны советские мотивы? Но пел не Утесов, и мелодия звучала как-то иначе. Да и текст шёл по-испански. Мужественный сильный баритон несколько раз повторил: Аделита, Аделита. И тут меня осенило, это же та самая песня, мотив которой Исаак Дунаевский, использовал в «Марше веселых ребят»! Да просто украл. Песня эта, правда, народная о женщине по имени Аделита, которая присоединилась к революционным массам. Но вот так здесь, в совершенно чужой стране услышать такой до боли родной мотив, от которого болезненно сжалось сердце и слезы выступили на глазах. Чёрт возьми, всё бы отдал ради того, чтобы вернуться на родину, в Россию. Невыносимая тяжесть легла свинцом на грудь. Какие мучительные страдания причиняет эта проклятая ностальгия! И как люди уезжали из своих родных мест, и навсегда рвали с ней? Как?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Кто поёт? — спросил я, чтобы привлечь внимание Франко.

Он резво вскочил, услышав мой голос. Напрягся стальной пружиной. В такие моменты он пугал меня, будто сбрасывал защитную оболочку, кокон, и представал в своем первозданном диком виде.

— Хорхе Негрете, хороший голос, — ответил Антонелли.

И тут же, отстукивая костяшками пальцев на крыше «форда», напел:

If Adelita would like to be my wife,

if Adelita would be my woman,

I'd buy her a silk dress

to take her to the barrack's dance.

Певческий голос у Франко оказался приятным и сильным, а я в этом разбирался. Сам иногда баловался пением. Впрочем, итальянцы — музыкальный народ, этого у них не отнять. Почти, как чернокожие.

— Хорошо поешь, — сказал я, с огромным трудом подавив желание напеть куплет из «Марша весёлых ребят». — Помоги.

Уложив мой чемодан в багажник, я плюхнулся на переднее сиденье пассажира, вдыхая ароматный сигарный дым, которым кажется пропахло всё, вплоть до душной мексиканской ночи.

Под бравурный аккомпанемент гитар, маракасов, и пафосный баритон Негрете мы ехали по улицам Мехико, и свежий ветер бил мне в лицо из открытого окна. Проносились мимо ярко освещенных витрин, несколько раз попалась реклама кока-колы. И пешеходы ничем в одежде не отличались от Нью-Йорка, только одеты были по-летнему. Остановились на перекрестке и Франко высунулся из окна, чтобы подмигнуть хорошенькой пташке в белой блузке с рукавами фонариками и обтягивающей юбке чуть ниже колен, что открывала прелестные стройные ножки. Девушка мило улыбнулась, но взгляда не отвела. Обернувшись, я проследил, как она грациозно переходит на другую сторону улицы, и почему-то подумал, что жаль Франко, сидевший за рулем, этого не видел.

Старинные здания сменились на дома, больше напоминавшие небрежно поставленные друг на друга ребенком-великаном кубики, выкрашенные в синий, желтый или салатовый цвет. Асфальт перешел в расходившиеся паутинкой трещин цементобетонные плиты.

Вспомнив, сколько мы проехали отелей, где могли бы остановиться, я, наконец, не выдержал:

— А мы едем куда?

— К моему другу, Луису де Сильва, — объяснил Франко, сбросил пепел в окно. — Поживем пока у него.

Надо же, у Антонелли везде друзья. Он не только успел приехать сюда раньше меня, но уже похоже обосновался.

Машину начало ощутимо и болезненно подбрасывать на колдобинах, и Франко еле успевал объезжать очередную яму, заставляя меня цепляться в хромированную ручку спуска стекла. Домишки за заборами из грязно-серого кирпича стали попадаться совсем убогие — лачуги, больше смахивающие на бараки. Тусклый свет редких фонарей, висевших у входа, очерчивал лишь небольшие пятна комковатой красной пыли. Промелькнула мысль, что Франко мог бы выбрать и побогаче друзей.

Выехали на шедшую под уклон автостраду, словно раздвинувшую мрачные, заросшие густой зеленью, высокие холмы. Впереди в призрачном лунном свете мифическими великанами выросли горы. Пронеслись через гулкий туннель, пробитым в скале.

Франко свернул куда-то в сторону, где сквозь зелень мерцало целое море ярких огоньков. Проехали вверх по крутому серпантину и оказались около трехметрового бетонного забора с двустворчатыми воротами. По краям их возвышались две сторожевых вышки. Похоже, в отличие от Штатов, в Мексике любили строго охранять свою собственность.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Антонелли остановил машину, помигал фарами и дал два коротких и один длинный гудок клаксона. И тут прожектора на вышках залили нас слепящим светом. Мигель выскочив с заднего сидения, подбежал к двери, которая едва заметно выделялась рядом с воротами. Склонившись над динамиком, что-то проговорил. Ждать пришлось довольно долго. Но тут ворота заскрежетали, распахнулись и невысокий плотный мужчина в тёмной форме и широкополой светлой шляпе отвел одну створку, пропустив нашу машину. Проводил нас хмурым пристальным взглядом и, поправив на спине винтовку с длинным дулом, закрыл за нами.