Фенэтиламины, которые я знал и любил. Часть 1 - Александр Шульгин

Я показала мимикой, что сочувствую ему. «Сегодня я тоже думала об этом, - призналась я Адаму. - О том, как хорошо было бы спрятаться в безопасной тихой комнате в больнице или в каком-нибудь другом уединенном месте, где мне не нужно было бы общаться с кем-то еще или беспокоиться о том, что я причиню вред близкому человеку. И оставаться там, пока все это не закончится».

Адам кивнул и продолжил: «На самом деле, именно это я, в конце концов, и сделал. Я уехал в один монастырь в горах, католический монастырь, и сказал тамошним монахам, что я еврей и что моя душа столкнулась с некоторыми проблемами. Поэтому я нуждался в изоляции до тех пор, пока мои проблемы не разрешатся. Я попросил их ненадолго приютить меня. Они приняли меня, дали мне чистую, уединенную комнатку, накормили простой вкусной едой и оставили в покое. Думаю, они приглядывали за мной, но не были назойливыми; они предоставили мне то, о чем я их просил. Это спасло мне жизнь».

- Сколько времени ты пробыл там?

- Около месяца, я думаю. Я потерял счет времени. Наверное, в этом я тоже нуждался. Я оставался там до тех пор, пока не почувствовал, что наконец-то начинаю выздоравливать. Психический шум начал стихать, и я вновь обрел способность жить, не чувствуя себя человеком, у которого кровоточит каждая пора.

- Как ужасно, что с тобой рядом не оказалось вот такого Адама Фишера, как в моем случае!

- Забавно, что в то время у меня был психоаналитик – Фил Вилкерсон...

Я улыбнулась. Д-р Вилкерсон был другом моего первого мужа. Он тоже работал по Юнгу.

- ...Возвращаясь из больницы в Сономе, откуда меня выставили, я остановился на обочине дороги, и позвонил ему. У него не было Идеи Номер Один насчет происходящего со мной, - хихикнул Адам. - Правда в том, что никто не может как следует помочь тебе во время этого процесса. Это путешествие в одиночку, словно рождение и смерть.

- Но ведь ты очень помог мне, - запротестовала я. - Те несколько слов, которые ты сказал мне по телефону, были именно теми словами, которые мне требовалось услышать. Я даже не могу выразите как много это для меня значит, - поговорить с кем-то, кто знает, о чем идет речь.

- В точку. Лишь тот, кто сам побывал там и прошел через это, может чуть-чуть помочь. Бедняга Фил никогда там не был. Подозреваю, именно поэтому после всего, что случилось, я посвятил себя тому, чтобы быть здесь для людей, которые попадают в такое путешествие, чтобы дать им знать - они не одиноки. А еще - что они совсем не сумасшедшие.

Когда я уходила из маленького жилища Адама, где вдоль стен стояли полки с книгами и рукописями, а на полке над небольшим камином были выставлены фотографии детей и друзей, Адам достал из магнитофона кассету и вручил ее мне, сказав, чтобы я звонила ему в любое время и приезжала, когда потребуется. Он будет дома.

Мы молча обнялись на прощание.

Дорога домой не пугала меня и не казалась опасной. На западной стороне туннеля Кэлдикотт я попала в обычную для часа пик пробку. Пока я стояла в середине этой пробки, мне в голову пришла интересная мысль: если я постараюсь, то смогу на какой-то момент стать цельной личностью. Продвигаясь вперед со скоростью две мили в час вместе с остальными машинами, на секунду я ощутила мир. Я ощутила свой сильный центр и приняла все, что окружало меня, и что творилось у меня внутри. Краткий миг я чувствовала в себе колоссальную поющую энергию и нечто, по ощущениям похожее на свет, исходивший из меня чуть выше пупка.

Мой Наблюдатель напомнил мне, что мне не следует слишком долго отвлекаться от движения, пока я сидела за рулем.

Поздно вечером, когда Шура вернулся из клуба, я сказала ему, что мне удалось съездить в Беркли и повидаться с Адамом. Я пообещала Шуре рассказать ему о нашей беседе с Адамом, но не раньше завтрашнего утра.

В постели я, в конце концов, призналась, что по-прежнему ничего не чувствую, как деревянная кукла, на что Шура сказал, что, если это состояние сознания будет теперь у меня постоянным, то нам придется перенаправить какую-то часть энергии обратно в нужные местечки. В какие именно он показал кончиками пальцев, на случай, если я забыла. Я рассмеялась и поцеловала его на ночь.

Когда мы улеглись на свои подушки, я открылась навстречу разным уровням Шуриных чувств. Сверху располагалось безмолвное беспокойство. Под ним я чувствовала постоянную боль, досаду, неуспокаивающееся смятение идей и эмоций. Я знала, что ради нас обоих он старается не очень прислушиваться ко всему этому. Под верхними слоями находилась безмятежность, уверенность в том, что все будет в порядке, в том, что это должно было со мной случиться и этот процесс как-нибудь разрешится. Я засыпала, настроившись на эти Шурины чувства.

Ранним утром я снова обнаружила, что нахожусь в сознании во время сна, понимая, что сплю и сейчас мне покажут то, что нужно будет усвоить. На этот раз я увидела две двери рядом в высокой стене. Одна дверь была красная, другая - желтая. Двери были еще одной формой, обозначающей Великую двойственность. Красный цвет слева медленно менялся местами с желтым, который был справа, а потом обратно. Я пришла в нетерпение от этого бесконечного зрелища и, в конце концов, сказала: «Это я уже проходила, если вы не против. Это начинает утомлять».

Двери продолжали обмениваться своей окраской.

Я вздохнула и мысленно обратилась к тому, кто мог управлять этим скучным сценарием. Я призналась, что еще не вполне знаю, как примирюсь с тем, что мне показывают, но действительно верю, что это было правдой, которую я должна принять и усвоить. Я пообещала, что не буду пытаться отложить этот урок или избежать его, и предложила - на этот раз с подобающим уважением и смирением - что, может быть, хватит. Может, мы могли бы посмотреть новый слайд? Пожалуйста.

На мой протест не обратили внимания. Урок продолжался, пока я не проснулась.

Шура собрался на работу, пообещав, что вернется домой, как только сможет. Я сказала, что со мной все будет в порядке, что чувствую себя немного лучше: меня теперь меньше трясло на внутренних ухабах, а переживания стали не такими неистовыми. Может быть, они начали смягчаться. «Надеюсь, ты заметил, что сегодня у меня сухие щеки?» - спросила я.

- Ну, это здорово, но я люблю тебя всякую - и с мокрыми, и с сухими щеками! - ответил Шура.

Я улыбнулась ему, и мы поцеловались на прощание.

Большую часть дня я провела за писаниной. Дымка боли, окутывавшая меня, растаяла, а скорость потока мыслей снизилась и оставалась замедленной все время, пока я писала. Я намеревалась записать все подробности того, что испытала за прошедшую неделю. Я сделала лишь один перерыв, чтобы приготовить себе сэндвич с помидорами.