Kurohibi. Черные дни - Gabriel

тяжелой книги. Тот с огромной силой обрушился прямо на их кончики — по ногтям, и Аска, на секунду замолкнув и вскинув голову с невыносимым напряжением в глазах, оглушительно взревела, упала на пол, даже не взирая на опасно выкрутившуюся руку, которую все еще держал Синдзи, и забилась в диком крике, извиваясь и учащенно дергаясь. Синдзи сделал еще несколько ударов, а затем отступил и снова сказал:

— У вас есть полторы минуты, чтобы кончить. Время пошло.

На этот раз девушки, как бы мучительно им не было, сколь сильно не пронзала их тела страшная боль и, главное, какой бы ужас и опустошение в душе они ни испытывали, все же предприняли попытку начать себя ласкать. Их дрожащие избитые пальчики скользнули по пылающему телу, по отбитым грудкам, по капелькам проступившей на коже крови, они углубились между бедер и стали поглаживать ноющие от ушибов холмики кисок. Аска, скривившись не столько от боли, сколько от пережитого кошмара, горько плакала, Рей тяжело прерывисто дышала, иногда мучительно постанывая и жмурясь от жутких ощущений по всему телу, но все же они превозмогали себя, погруженные на самое дно страха и отчаяния, они начали выполнять его команду и дергано сбивчиво мастурбировать.

— Время вышло.

Еще одна серия ударов и побоев, еще более густые кровоподтеки, еще более сильные стоны и слезы. Из ран уже начала мелкими бусинками сочиться кровь, сил у девушек хватало лишь на выдохи и сбивчивые движения рук, уклоняющихся от ударов, а глаза их, поблекшие и окунувшиеся в омут безнадеги, почти уже утратили надежду. Синдзи почти не дышал, отрабатывая удары, хотя тело его ныло, а где-то совсем рядом, в душе, разверзлась целая пропасть.

— У вас есть полторы минуты, чтобы кончить. Время пошло.

Он прекрасно понимал, что девушки не смогут достичь оргазма ласками под такими побоями за такой короткий промежуток времени с такой агонией и ужасом внутри. Поэтому, проведя еще несколько циклов и постепенно сводя силу ударов к минимуму, он выждал, пока их тела не утонут в боли и синяках с вкраплениями крови, не задрожат и отбросят всякую мольбу — немую или жалобную — и не смирятся со своей судьбой. И только тогда он отбросил их, едва ли способных шевелиться, в центр комнаты и больше не произнес ни слова. Однако к своему удивлению, уже собираясь уйти, он обнаружил, как обе девушки, лежа вплотную друг к дружке и тяжело дыша, из последних сил протянули руки к противоположным лонам и начали измученно ласкать киски — одна у другой и наоборот. Они смотрели друг на дружку глубокими потухшими глазами, и словно тепло где-то разожглось в них на самом дне, а губы дрогнули в подобии улыбки, и в полной тишине комнаты Аска и Рей так и остались лежать на полу, одними с трудом шевелящимися руками слившись в единой ласке и отстранившись от невыносимой боли на сердце.

И только сейчас Синдзи вздрогнул, наконец, развернувшись лицом к непроницаемо черной дыре в душе, и, отпустив свое сердце из стальной хватки, подставил его той невыносимой боли, что навалилась давящей изничтожающей массой. Но вместо того, чтобы рухнуть на колени и зарыдать, впитав в себя все страдания девушек, он лишь легко улыбнулся и нетвердой походкой поплелся в ванную — привести себя в порядок. Что бы ни творилось в его душе, как бы не ревело сердце, его это не должно было трогать, и он отпускал одно чувство за другим, устремляясь ввысь, он рвал в себе те нити, на которых еще держалось ностальгическое чувство нежности и тепла. Он двигался к своей цели.

Одежда, оставленная Мари, отправилась в корзину для стирки, а вслед за ней парик с трусиками и бюстгальтером. Синдиз наспех принял душ, стирая больше не кровь с рук и не следы их боли и слез, а аромат двухвостой плутовки, запах ее влаги, нутра киски, ее аттрактант, который все еще кружил голову. Там же, отмокая под струей воды, Синдзи смыл макияж и принял, наконец, свой обычный облик, который теперь отличался разве что темными кругами под глазами и неразличимым цветом глаз. Пилюли оказались на своем месте — то есть везде, и с ними вновь стало легко на сердце, будто двигаясь на шаг впереди всех тревог и невзгод.

Когда Синдзи вернулся в гостиную, девушки так и продолжали лежать на полу, держа свои руки у кисок друг дружки. Однако теперь ему показалось, что дышали они ровнее, но глубже и тяжелее, и в их движениях пропала надрывная резкость, а глаза вдруг сделались необычайно чистыми, оправившимися, хоть все еще и слабыми, источающими какое-то абсурдное тепло и мягкость, что в любой другой ситуации можно было бы назвать счастьем. Он не мог сказать это наверняка, но, судя по их порозовевшей взмокшей коже, по воспаленным лицам, которые не могли скрыть даже синяки и кровавые разводы, девушкам сквозь страшную боль и треволнение все же удалось достичь оргазма. Синдзи сходил в свою комнату и вернулся с двумя подушками, а затем опустился перед девушками на колени и осторожно подпер ими их головы. Аска все еще боялась, где-то глубоко внутри она еще плакала и утопала в горечи отчаяния, но внешне у нее больше не оставалось сил, чтобы закрываться, трястись от страха или умолять. Рей, кажется, уже смирилась, она приняла ту боль и те страдания, что рвали ее душу, и она была готова вытерпеть еще и еще, потому что все ее надежды, ее желания и чувства сделались для нее неважными. Они обе, наконец, отпустили те соломинки, что держали их в водовороте жизни.

Увидев его над собой, голубовласка чуть дрогнула разбитыми губами, возможно улыбнувшись, а может быть, просто скривившись в ожидании следующего удара, и еле слышно проскрипела севшим голосом звуки, состоявшие из одних гласных его имени, и обе они выжидательно смотрели на него снизу вверх, испуганно или обреченно, покорно или умоляюще, но больше уже не отводя глаз. И Синдзи заметил, как на их лица упали несколько блестящих капель с его щек, хотя его глаза не ощущали ничего, и сердце билось тихо, словно с размеренными остановками, и тогда он наклонился к ним и слизал с их лиц слезинки, слизал капли крови и пота. Ощущая воспаленный жар ушибов, солоноватый вкус кожи с кровавым металлическим оттенком, он начал медленно и бережно лизать их раны — сначала с лиц, затем постепенно переходя к шее, грудям, животу и бедрам. Он ощущал, сколь